Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244877Я с трепетом перечитала стихотворения лауреатов премии за последние пять лет и выбрала для читателей COLTA.RU те из них, которые кажутся важными лично мне. Я сопроводила их микрокомментариями («микро» — это новое «мета», как известно всем, кто следит за петербургской философской жизнью).
6—8 сентября состоятся финальные мероприятия Премии Аркадия Драгомощенко, и мы узнаем имя будущего лауреата. В этом году у нас многое поменялось в премии. Точнее, сначала оно поменялось, а потом и мы многое поменяли. Надеемся, что мы совпадем со своим временем (для премий это сложно) и даже перелетим в будущее (они громоздкие и летать обычно не умеют). Но мы в этом году сделали все для того, чтобы взлететь.
Елена Костылева, поэт, член независимой кураторской команды и попечительского совета Премии Аркадия Драгомощенко
Никита Сафонов — поэт, пытающийся, по его собственным словам, «переписать неузнавание». Его подборка в 2014 году была посвящена неким трем буквам, которые затем мелькают в одном тексте и даже выделены там болдом, — но все равно это неузнавание: посмотрите на одно стихотворение из подборки первого лауреата Премии Аркадия Драгомощенко — и вы ничего не узнаете. Та же особенность была у стихов Аркадия. Особенность в некотором роде гениальная.
Двумя изобретается отсвет в окне, двойной коридор через путаницу переходит второй напрямую узором, выйдя на стерзанный свет.
Как обрывает глубины расцвета внутри перекрестного хора, положенного на условный объект абзаца, где метит силой, собранный переход. Он отсекается там, где голова еще продолжает терпеть избирательную растительность, открываясь, расцвет, в осаде исходного текста. Поиск луча и поиск миниатюры собраний — последний ход.
Травой волн: размерности, расставленные леса.
В область, закрытую чертой и кругом, совместная скорость вмещает вступающего (за ним — очереди возвышений, конкретика татуированных согласных, что им выбраны были, как ключевые опоры; от них он проглатывает предлог). Могло тебе привидеться приближением.
Или разрушенный угол стертой бумаги, на горсть земли.
Здесь должно быть стихотворение Лады Чижовой, чью книжку как финалиста мы исправно выпустили согласно регламенту премии и даже с предисловием Анны Глазовой, после чего Лада объявила, что больше не пишет стихов. Вот как по-разному могут сойтись события. Были ли премия и книжка причиной остановки? Опять мы ничего не знаем. Но в предисловии сказано так: «Ребенок, учащийся говорить, постигает ландшафт речи не просто как путешественник, а как первопроходец; в эту жизненную и языковую ситуацию и выбирает переместиться автор, но не имитируя детскую речь (это была бы слишком поверхностная попытка овладеть ситуацией), а моделируя такую реальность, в которой язык воспринимается как нечто, требующее освоения».
Сашу номинировал на первую Премию Драгомощенко замечательный новосибирский поэт и критик Виктор Иванiв. Через несколько месяцев он покончил с собой, выбросившись из окна собственной квартиры. Он тогда написал о ее стихах, что «здесь больше Г. Тракля, чем Аркадия Драгомощенко, но последний ощущается также как медиатор высказывания». Отдельно жаль, что письма номинаторов тогда, в начале существования премии, еще были не письмами, а записками — краткими, как жизнь.
Над гробом надгробная надпись.
Под рубашкой родинка вожделенна.
Что дозволено травам, не дозволено нам.
Травам дозволена нежность к мертвым.
Нам над гробом надгробная надпись.
Тогда — финалист, а ныне — член независимой кураторской команды премии, Никита Сунгатов год назад переехал из Москвы в Петербург (славный путь многих) и уже почти основал там собственный «литературный институт». В связи с тем, что Никита теперь — член оргкомитета, он не смог участвовать в open-call'е, который он в этом году придумал, а мы все вместе провели. Также и сам себя номинировать на премию он не может (хотя по возрасту бы еще прошел). Кто-то недавно написал в комментариях, что в Премии АТД — как в армии: до 27 лет ты кому-то нужен, после — нет. В премии — как в армии, в поэзии — как на войне.
ветеран второй чеченской войны
взялся писать актуальные стихи
например, такие:
подземная духота
сквозь которую пробивается еле живой
голос
пули
Рихтер
поёт
.........................................
все друзья над ним смеялись
и восстали из могил
дружно к телу прикасались
шестикрылый серафим
мёртвые однополчане
говорили с ним во сне
«все поэты лежат в дагестане,
а не в чечне»
Попадание в шорт-лист текстов Стаса спровоцировало спор о том, являются эти тексты поэзией (и тогда за них можно дать поэтическую премию) или прозой (и тогда нельзя), — этот вечный и проклятый вопрос (или «бесконечное суждение», как про дух и кость у Гегеля) суть понятие, а этот бесконечный и бесплодный разговор каким-то образом должен сам себя возобновлять каждые пять лет для того, чтобы границы поэзии оставались незыблемыми, хотя и постоянно переопределяемыми. Stas Is Love, и это поэзия. Всегда и только поэзия. Ничего, кроме поэзии. Мне ближе всего вот этот фрагмент из той подборки.
В окончательную, непредвиденно-ясную зону зрения опрокинувшись, — замечает конец данного ему мира в купированных заусенцах, изрешечённом песчанике, чья смещённая порода есть только крепление электронного узла в любой предыдущий момент распада. Как сердце, что ненавидят сильнее нисходящего по изотерме кричащего марганца, — его прозрачное жжение, будто успокаивающее нетронутостью — и неизбежностью сквозных картин; технологичностью шпилей; крошащихся, точно хлеб, стёкол; взгляде, прокинутом сквозь столь же незаслуженный воздух (будто съезжающий под землю — кромку наводнения). Крик сближает неарифметическим равенством ломкие створки номоса — с его внутренней версией; так сам Порядок рвёт минуту вслед минуте, вырванной пространством из пустоты.
В тот год случилось что-то невообразимое: в шорт-листе оказались не три финалиста, а целых пять — Оксана Васякина, Екатерина Захаркив, Никита Левитский, Эдуард Лукоянов, Иван Соколов. С таким шорт-листом было очень непросто работать жюри. В итоге лауреатство поделили между (хочется сказать: «между небом и землей»)... Екатерина Захаркив и Эдуард Лукоянов парадоксально поделили первенство. Может быть, именно в 2016 году премия стала довольно зрелищным мероприятием — отчасти благодаря контрасту поэтик финалистов.
По ряду причин мне сложно комментировать эти тексты, но раз я должна выбрать, то выберу это — как одно из редких стихотворений Оксаны о любви.
Ремень, на котором висит ружье, натирает мне шею и лопатки...
Моник Виттиг. Вергилий, нет!
Я зашью раны на твоем теле своим волосом
и поцелую — чтобы они зажили
Моя чернобровая спутница поднимается
моя чернобровая спутница размыкает глаза свои
И я вижу их они как бабочки
быстро двигаются в темноте
и мерцают
Она улыбается оголяя под сильным ртом своим острые зубы
По красной пыли мы идем
Я не вижу границы твоему телу
я не вижу границы твоим маленьким твердым пальцам
Ты говоришь что за горизонтом возможно есть что-то для нас
и таких же как мы женщин
Мы медленно движемся и за нами костры полыхают и греют
наши с тобой спины
Нет ночей они кончились там
где тысячи рук опустились в опустевших заводах
Нет ночей они кончились там
где все влюбленные поели друг друга
Нет ночей они кончились там
где стрекозы и светлячки оцепенели от зарева
Нет ночей
они растворились в зареве
Теперь только красная пыль
Она не вздымается от ветра
Ветер кончился там
где застыли моря напившись нефти
Ветер кончился там
где я в ухо твое выдохнула признание
И ты подняла голову
Чтобы встретить мой взгляд
И мы увидели зарево
У Кати Захаркив, напротив, можно брать любое, но это удивительнее остальных из той подборки.
по пояс выбеленные тела, в покое лес
разрозненные действия мутантов
разжеванное стекло, спокойствие улиц
спокойствие телесное ресниц
пожалуйста,
интерфейс вымирания, оглядывание кровью
умывальников, ущелья, школьников, твоего
поднимайся,
нет, ничего не любовь
ты черна будто вера холл
в груди твоей белые фикции, внизу под холмом
целый день радуется душа и прерывается
видишь,
имитирует
милитаристский образ объятия
земля кончилась, извлеченные письма
как флаги в городе треплет ветром в прожекторном свете
пыль синтаксис вырубает провод воспоминания
вращается солнце в глазницах
назови этот круг
обещай что нельзя отвернуться
«Песни нашего климата», часть III.
Самые прекрасные моменты всегда сложно комментировать, но некоторым удается. Такие стихи потом трудно забыть. Вот и сейчас — я помнила, что оно там, и оно там до сих пор томится, в этой подборке. Вытащим же его на свет. Жалко, Никита тогда нашего «Золотого Драга» не получил.
на женину менструацию
наблюдая происходящее, которое снится;
вода
погружается внутрь.
откуда берется
желание уйти сюда, в
коричневое пространство
с красным?
судно движущееся неровно,
деревянная лодка, каяк,
плот.
наблюдая, как погружает кончики
пальцев ног в кровь животного,
а затем сосет их,
словно ребенок. пары́
сгущаются, как битое стекло
темных окон
вокруг него. он
опускает свою
стопу в кровь,
затем погружает
в рот.
пространство комкается
как бумага
медленно
как пласты льда
друг под другом.
темное
разделяет темное,
морское млекопитающее
воду,
краска воду,
звук
воду,
глаза
животного воду и
небо.
мускулистый нос венчает длинное тело,
похожее на струну белого страха.
натянутую струну жира,
копье жира, венчающее солнце,
скрытое равнинами тяжелого воздуха,
грубого воздуха, прямого,
как желудок птицы,
гремящий камнями.
все
погружается в урчание воздуха.
наблюдая град его сока,
открывающий скрытое кожей.
скрытое машинами кожи,
вечно роющими,
вечно дрожащими, вечно
пахнущими, тайными и
тихими, гигантскими,
белыми, как
звери, освежеванные и
работающие.
субстанция соединяющая мир машин
и воду, может быть дождь,
заливает все.
(если кожа — безоговорочная часть дождя)
кожа коры, кожа скал, кожа пород, кожа
магмы, трещины.
кожа крови.
наблюдая, как он обсасывает ее, как леденец.
или уже нет?
он открыл проход в кожу на своем плоту.
каналы жидкостей похожих на
плоть и воздуха
гребец пересекает.
ночь не заканчивается и
день не настает. свет
ото всюду делает
поверхности бледными,
будто ото всего отхлынула кровь.
страх — это страх
это страх, это
страх, это
страх бьется волнами.
(глупо бежать от волн,
когда тонешь)
свет холодный, он
утерял способность делить.
на ладонях
он показывает себя,
как голод. корни
в отдалении от солнца,
лица блестят от жира,
образ пульсирует, то ли уходя, то ли
надвигаясь. расширение
пульсирует. запах
поднимает горизонт, его
ощущение
молния, как шок
молодости, поедающей шум
за шумом, моложе,
молодой шторм, запах
массы, гигантской свежей массы,
опущенной с самого верха
в движении ощущения.
шероховатая внутренность жара.
плоскость затишья,
покатая диагональ прохлады.
кружась, шторм образует кольца дерева,
его белый ворс наполняет ствол, трамбуясь
смолой, бьющей в сладком облаке морской пыли,
ото всюду сочащейся. море выглядит как кусок хлеба,
намазанный застывшим жиром.
не плачь, я держу тебя за боль в животе, когда
тебя покидает кровь
времени, отпущенного телом
для тела.
наблюдая скручивание и
мерные, испуганные гребки внутри поясницы.
в один день сладкие и красные
головки циклона
не распустятся.
ты не увидишь их больше.
ты увидишь,
ты не увидишь,
ты увидишь.
«Дейктический реализм Эдуарда Лукоянова» — так назвал номинатор Павел Арсеньев всю эту историю с небольшой поэмой «Кения», представленной к премии. Два фрагмента хочется дать.
XII
многоножка
почему ты ползешь по стене
почему ты ползешь по потолку
какая е∗∗чая сила ведет тебя по известке моего номера
и как мне остановить мерный перешаг твоих руконог
за окном молодые люди слушают музыку через бумбокс
я знаю
через час они разойдутся по своим квартирам
подарят друг другу ласку
мужеженскую
мужемужскую
уснут в ослепительных простынях
кстати
настолько отбеленных простыней в россии нет
XIII
насекомое
не успел разобрать какое
стукнулось в стекло и я проснулся
преодолев остатки сна я подошел к ржавому умывальнику
отпил немного теплой воды
умылся
посмотрел в окно
раскурил сигарету
рассмотрел останки насекомого
подумал о геноциде в руанде
надел трусы
таких трусов в россии нет
Паблик «Современная поэзия в мемах», привлекающий в этом году к Премии Драгомощенко внимание широких слоев населения «ВКонтакте», будет рад обнаружить фрагмент поэмы Ивана Соколова «Охота» и остолбенеть: такое не снилось скептикам в самых страшных снах, поэтический статус верлибра давно утвержден и даже разрушен — а вы и не заметили. Как написал о Соколове его номинатор Станислав Снытко, появлением этих текстов мы обязаны «горячо отстаиваемой интеллектуальной независимости» их автора. Ваня, виват!
Удивительное стихотворение Ксении Чарыевой о тайном желании жуткого, о том, что поэт — это всегда террорист (а также вор, «жид», транссексуал, революционер и «мертвец в отпуске»), в эти сентябрьские дни отзывается буквальной и неутолимой болью Беслана, который уйдет в прошлое только вместе с нами, вместе со всем тем «скорбным бесчувствием», которое мы, живущие в нашем историческом периоде, унаследовали и зачем-то даже укрепили. Самое сильное стихотворение в подборке (возможно, не только в подборке Ксении, присланной на премию, но и во всей вот этой подборке).
когда отменят скорбное бесчувствие
братоубийство и работорговлю
какие песни я тогда включу
какие блюда приготовлю
и только иногда кровопролитный алфавит
тихонько буду повторять, когда меня никто не слышит
и пальцем в воздухе чертить, когда никто меня не видит
реликтовую литеру теракт
Илья был моим фаворитом, я даже вышла (выскочила) из жюри, когда ему не присудили приз. Выскочила, а потом заскочила обратно — пусть традиция, которая так дорога мне, не побеждает на премиях сама по себе, но зато постепенно проникает в поэзию и культуру как ее неотъемлемая часть. Речь о преемственности, приводящей сегодня к некоторому неомодернизму — это поэзия тайного, сексуального как сакрального (или поэтического), взрыва, изнанки социального — как именно человеческого (или уже постчеловеческого). Это многие не любят, но им придется смириться. Я приведу здесь новое стихотворение Ильи, на мой взгляд, вечное. В моем понимании вечное — это это.
я знаю что вы делали этим летом
е∗∗ли пятидесятилетнего каббалиста
иногда и иногда в его мягкое сердце
шалом вы заклинали демоном папилломы
раны привезенные из одессы и он говорил
однажды я покажу вам хайфу город дверей город лестниц
шалом демонам свинцовых ветров
шалом продавцам елочных украшений и тем кто ворует детство
его кости заворачивают в носовой платок
никто не отказывал вам в любви правда спрашивал он
медные шурупы провернуты через липкую смазку и листерин
ему нравились деньги деньги и е∗ля вы разглядывали липкие
стенки
перламутрового мерцанья даат
читали апостола павла кончали в рот каббалисту пытались чтобы
хоть раз получилось
по-другому
медные головки шурупов блеск вечности темное лето
темного сада? тех кто ворует детство
В предисловии Никиты Сунгатова к книжке Кузьмы Коблова «Прототипы», выпущенной издательством «Порядок слов» в 2018 году согласно обязательствам по изданию книг лауреатов Премии Аркадия Драгомощенко, говорится о «феноменологическом недоверии» как базовом свойстве поэтики Коблова. В этом смысле показательным является стихотворение, в рамках которого это сомнение мутирует в чистое отсутствие. Я бы сказала, что Кузьма Коблов — поэт «отсутствующий» (однако в жюри Премии Аркадия Драгомощенко — 2019 он присутствует).
в конце они соглашаются да
действительно нет никакого брата
её трижды спрашивают где
брат она говорит у меня нет
её трижды спрашивают где
брат она говорит у меня нет брата
В 2018 году Премия Аркадия Драгомощенко не вручалась. Вместо этого мы провели под ее эгидой в рамках книжного фестиваля «Ревизия» (которому спасибо!) двухдневную конференцию «Письмо превращает нас», посвященную опыту молодой русскоязычной поэзии 2010-х и новым поэтическим практикам, которые так или иначе оказывались в фокусе работы Премии Аркадия Драгомощенко все предыдущие четыре сезона. В ней приняли участие эксперты и лауреаты Премии АТД, критики, литературоведы, философы, а также молодые авторы, входившие в короткие и длинные списки премии в 2014—2017 годах.
К сожалению, шорт-лист этого года я как состоящая в кураторской команде премии не могу комментировать — пока жюри в составе Анны Глазовой (председательницы), Екатерины Захаркив, Бориса Клюшникова, Кузьмы Коблова и Ильи Кукулина не вынесет решение и не объявит лауреата, у нас «дни тишины». Демократия. Законность. Независимость судов. Прозрачность процедуры выборов. И открытые дебаты, кстати. Премия Драгомощенко — это такая маленькая Россия вашей мечты, в которой живут только поэты и их читатели, причем живут не по лжи. (А вообще можно так шутить, когда ты — организатор премии? Вообще, конечно, не следовало бы, только вот запретить нам шутить некому: ведь мы — независимая кураторская команда.) Поэтому я приведу стихи без комментариев.
несколько разных
стихотворений
нескольких разных
лет
рваными крыльями вымершей в XXI столетии бабочки
из коллекции бывшего энтомолога
входят в состав лежащего на столе предо мной
уголовного дела
и несколько обуглившихся, после пожара в полицейском участке
страниц
одним
своим
отсутствием скажут обо мне гораздо больше
чем самые чуткие, самые взвешенные слова
самых
случайных
свидетелей
«destroy the nihilist picnic!», но с помощью
каких атрибутов пустотности, разве
Дмитрий Голынко не пляшет, как призрак, среди
стремительно дорожающей недвижимости Берлина
и не ты ли неспешно покуриваешь
на балконе с самыми разными
людьми, затерянными теперь
в пыли современных способов выращивать связь
впрочем, никакой горечи
танцы на призрачном дне рождения
лицо диск-жокея, «разъятый рай»
Баллард, упускающий кое-что
никаких озарений, конечно
кроме, может быть, способности оглядеться
развернуть амфетаминовый мозг
даже в самые странные утренние часы
вши — это вши, война — это война, итальянский
рабочий — это ничто
когда-то дарившее светлые чувства и всё же
растащенное на множественный товар
но не ты ли просила отца не разговаривать
так с официанткой, прятала
мягкую игрушку под матрас, словно уберегая
себя от страданий как таковых
электронный джаз, напросившийся на открытое
столкновение с самыми сладкими
грезами циников, которые обитают
в подворотнях знакомого городка
«destroy the nihilist picnic!», может быть, с помощью
атрибутов пустотности, костылей и протезов
кибернетической связи, призрачного
знамени, что неуловимо
вьется на черном ветру
БЕЛОЕ ТЕЛО РОССИИ
1.
соблазнительное белое тело России беспомощно лежит,
глажу его по хребту
обнимаю со спины
как ты не замерзаешь тут посреди зимы
и почему лицо твоё прикрыто целлофановым пакетом?
все поезда одинаково пусты:
временные контейнеры для людей
жестокосердечно жизнь проходится по земле,
ничего за собой не оставляя.
И в финале, раз уж это личный выбор, я хотела бы привести одно стихотворение не из шорт-листов. К сожалению, иногда (а вообще часто) премия, призванная выявлять и награждать инновативные поэтики, не в состоянии согласованно (в лице номинаторов и жюри) проголосовать за крайние точки спектра, одной из которых является радикальная поэзия Лолиты Агамаловой. С огромным удовольствием с разрешения авторки привожу здесь стихотворение, прозвучавшее из ее уст 16 августа на объявлении шорт-листа Премии Аркадия Драгомощенко 2019 года в Москве в Центре Вознесенского (которому спасибо!). И, конечно, приглашаю вас на мероприятия премии, которые состоятся с 6 по 8 сентября в Санкт-Петербурге (программа на сайте).
В этом золотистом мглистом сладком аду забудь мо/я сам/ая
прекрасная сам/ая сильная сам/ая неукротимая сам/ая умная сам/ая жестокая сам/ая ласковая сам/ая мо/я любимая обо всем, что зовется
любовью нежностью и самопожертвованием.
Моник Виттиг. Лесбийское тело
мы е∗∗лись так как будто е∗∗лись сразу за всех
пере∗банных в черных мембранах слепящей ночи
esse est percipi, позабыв и убив в каждой дырке
скользящие червоточины
перебывая в себя переплавляя всех
собирая себя в этой е∗ле каждую ночь
собирая себя в этой долгой большой любви
и собрав себя так что в п∗∗де загноилась кровь
превратилась в ров
превратилась почти без швов
регенерировались разъ∗банные куски
как почти без швов твое тело пересобралось
ведь я каждую ночь искала твои куски
я думала
об этих мужчинах что разнесли тебя на куски
об этих ублюдках что съели твои куски
о медных твоих костях
в обглоданном загнивающем мясе
об этой кромешной страшной моей любви
забывая онтологические разделенности
забывая границы в переплетенных контурах
контуры не болели
мы входили в новый неуязвимый мир
и е∗∗лись так что замирало время
что матрицей становилось
розовое влагалище
новой утопии
мир весь собрав и вывернув наизнанку
чтобы спустя три года
ты ушла от меня к правой пропагандистке
я уже вижу как она обрабатывает митинги
на которые я хожу подарив мне
поцелуй Иуды
читает Дугина а потом отлизывает тебе
языками насилия милитаризма отлизывает тебе
после вручения премии на е∗∗ной красной площади
я знаю о ней больше чем ты ведь у нас
была нежная дружба
была нежная нежная дружба
esse est percipi нежная нежная дружба
лесбийский джихад или нежная нежная дружба
лесбийский джихад или спор Спинозы и Гоббса
лесбийский джихад или лабрис наполовину
лесбийский джихад начинается с верной сучки
лесбийский джихад
carthago delenda est
она будет е∗∗ть тебя
зная все мои тексты
о твоей п∗∗де и ее горьковатой влаге
она будет х∗∗во е∗∗ть тебя дорогая
поскольку хорошая е∗ля
это вопрос политики
и потому
наша е∗ля когда-то тогда
была так хороша
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244877Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246436Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413029Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419517Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420185Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422838Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423597Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428765Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428901Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429555