«Для вящей славы тельной»

После выхода книги «Пилот» (2009) Николай Кононов неоднократно высказывался в том духе, что свой поэтический корпус он считает в главном завершенным, а любые попытки продолжать — необязательными. И действительно, 2010-е были связаны для него с созданием синтетической романной прозы. Очевидно, что публикация после долгого перерыва сразу двух поэтических книг — «Пьес» (2019) и «Кодекса Адриана» (2020) — должна иметь под собой какие-то внутренние основания и прочитываться как завоевание «нового».

Это действительно новые книги — и их новизна связана с опытом радикализации поэтического слова, с выходом в область тематически неосвоенного и стилистически рискованного. «Пьесы» и «Кодекс» в этом смысле стоит рассматривать во взаимосвязи. Только в «Пьесах» речь идет о радикализации опыта восприятия (в замысле все тексты обращены к единственному слушателю — участнику чтения-перформанса), а в «Кодексе» — опыта эстетического (вся книга — исследование границ допустимого в поэтическом слове).

На недавний вопрос Андрея Василевского в Фейсбуке — «Чего — на ваш субъективный/объективный взгляд — не было в русской поэзии XVIII–ХХI веков?» — Кононов не без доли провокации ответил: «Порно добротного!» — и указал на свой «Кодекс Адриана» как на книгу, заполняющую эту лакуну. Возникают вопросы, почему в качестве лакуны указано именно «порно» и в чем состоит его «добротность».

Ответить на первый вопрос проще — потому что «порнографическое» в отечественной литературе все еще рассматривается как область, лишенная эстетического значения. За ним не зарезервированы никакие существенные смыслы; это низкий регистр, открытый только для гротеска, травестии, иронии. Это тем более заметное отличие, что в авторском кино несимулированный секс давно стал частью «машины эмоций», а porn studies уже почти респектабельны. Литература «целомудренна» не потому, что предпочитает не замечать секса как одного из измерений бытия, а потому, что не знает, как его соотнести с другими.

Между тем в романной прозе Кононова эти связи уже давно выстроены, поскольку самым чистым примером чувственного откровения для его персонажей является открытие эротического. Стать собой нельзя, не «присвоив» себе тела; сделать же это можно, только осознав его, тела, инаковость и уязвимость, а оба этих качества яснее всего проступают в сексуальной «инициации», которая оказывается решающим опытом для героев «Фланера», «Парада», «Гимнов».

В этом смысле новые стихи Кононова, как кажется, гораздо более органично связаны с его прозой, чем с поэтическими книгами. Не случайно в «Кодексе» так много лейтмотивов, роднящих его с романами. «Романен» и сам образ Адриана — достаточно вспомнить латинский эпиграф к «Фланеру»: «Animula, vagula…»

Адриан — конечно, фигура условная. Но его условность иная, нежели в других петербургских опытах «сочинения» утраченного античного текста. В отличие от «Кинфии» Елены Шварц, здесь нет задачи вообразить, каким мог бы быть герой, написав за него стихи; в отличие от «Апокрифов Феогнида» Алексея Пурина, нет попытки легитимировать «запретное» античными декорациями. Адриан здесь — не маска, а ностальгическая линза.

Как и рассказчики в упомянутых романах, Адриан в «Кодексе» имеет дело с утратой. Тот, на кого он смотрит, обретает «безвозвратные свойства водной струи». В этом смысле «Кодекс» — это книга о (само)удостоверении, она утверждает бывшее как подлинное. «Вострым светом / фасции уперлись» в сердце, и герой все время спрашивает — то себя, то собеседника: «Так было, правда?», «Ты, помнишь?»

Не случайно в этой книге заходит речь о бессмертии. Тот, кто говорит, подмечает необратимые перемены, связанные с встречей: «слезящий глазомер», жар «ненасытной пещи», «дрожь», которая и долгое время спустя «кровь подгоняет». И эти перемены снова и снова указывают на свой первоисточник — остроту чувственного опыта: «В день душный летний / Попятно холода вернулись, / Когда освежевали вы / Меня как Марсия». Переход с «ты» на «вы» здесь нередок, как и любое другое переключение регистров.

Это переключение — один из знаков «добротности» лирического «порно», о которой шла речь выше. Вполне осознавая рискованность публикации книги, полностью выстроенной вокруг рефлексии над (гомо)сексуальным чувственным опытом, поэт помещает ее в несколько условных рамок, которые если не делают ее «безопасной», то успешно сохраняют от спрямленных интерпретаций.

В беседе с С. Финогиным, играющей в книге роль послесловия, Кононов говорит о намеренном балансировании между метафорой и номинацией, между разными интонационными регистрами как о том, что составляет ауру этой книги: «Это были пределы литературы, как мне хотелось, во всяком случае. Точность (визуальная и чувственная) вызывала порнографирование, а трепет (средства стиха) это впечатление размывал в голограмму».

С другой стороны, какой бы зыбкой эта голограмма ни была, задачей все-таки оказывается стремление заарканить желание — «хочу хотеть твое хотенье», а потому без преодоления запрета на непристойное не обойтись. В необходимости такого преодоления, как следует из другого замечания, не было сомнений: «Мне быстро стало ясно, что эта зона и позволит обновить многое — словарь, смыслы телесного, уточнить номинации желания, найти новые подробности-пунктумы».

В этом смысле «Кодекс» — еще одна попытка Кононова (пере)составить свой чувственный словарь, снова вспомнив разработанные в прозе «лунный», «музыкальный», «акватический» и другие образные коды. Но задача здесь другая: уместить все возможные послесловия к желанию в рискованное описание его самого.

Риск — энергия этого описания, равно бегущего безъязычия и велеречивости, устремленного к тому, что «пьянит трезво». Это лирика, ищущая серьезности и сосредоточенности — и при этом чуждая любых запретов, кроме тех, которые диктует вкус — искушенный и иронический. Слову здесь свойствен азарт именования, и все, что вне его, — «пустые хлопоты, суета и возня».

Очень упрощая, можно сказать, что лирическое «порно» у Кононова стремится превратить тело в речь, а речь — в тело, отождествить «быть» и «говорить». Быть собой значит рождаться и существовать в слове другого: «Ведь ничего ты, постник, / кроме моих словес не едал, / ими мочился, зудел, потел, / кряхтел, подтекал». Но в то же время это означает «язычить», осязая, обоняя, пробуя другого на вкус.

В русской поэзии, кажется, только у Хармса можно найти стойкий интерес к интимным запахам. Но если у Хармса он связан с женщинами, то в «Кодексе Адриана» «ноздри узит» исключительно мужской «дух». «Терпкий след» оказывается чувственным фокусом сексуального опыта, и поэт-«граффитист» вспоминает то о «духе чабра и сныти», то о «молозиве и канифоли», то о «перестоялом сыре».

Как и в романной прозе Кононова, в «Кодексе» сексуальное — это обморочное, связанное с волнением и оглушенностью: «Где соли щепоть и пачулей горстка / заводят в моем сердце улялум / все превращая в шум». Путь к артикуляции лежит через утрату речевой способности, через «бессловесный язык». Вживаясь в него, можно в самой плоти другого научиться прозревать «литеры»: «О, доберусь, мне известна / твоя сокровенная точка. / Литера страсти предсмертная, / рвущаяся оболочка».

Из этих «литер», как можно представить, и составляются «любовные спорады», которые обращены Адрианом к Тину и только потом — к читателю. О чем они? О том, что имя адресата «вшито» в сердце и потому оказывается началом всего; о центрированности мира и о том, что вне любовной памяти все рассыпается: «Вернись к началу — / Я точно все назвал, / Лишь омут, / Куда попал я, / остался безымянным».

Каждый текст — опыт такого возвращения к началу, к зерну события, и совершенно не случайно в книге появляются «растительные» метафоры, обозначающие протяженное время роста: «Так было, правда? / Любовный смысл туда сажая — / Как мелкую рассаду в почву / На пару дюймов, глубиной в язык…» Сжатое в пружину время всюду проявляет спирали — в «фуляре вокруг шеи», в «завитке» волос, который курчавится ветром, в улитке, «правозакрученной арабеском».

Закрученность и свернутость определяют «растительный» характер метафорики, связанной с главными «пунктумами» «порнографического» воображения. Анус «завивает ирис темной глубины», «розой вьет завои»; пенис — «желудόк, фисташка, / финик, плод двудольный», «наподобие оливки спелой, вишенки». Адриан видит «сад беспорочный прядильный», осязает «лоск, завитки, цветков малость».

В «Кодексе» «счастье высыхает мгновенно», но, даже исчезнув, оно не исчезает, оставаясь записанным и в теле того, кто его испытал, и во всех его еще не сказанных словах. Эстетическая «легитимация» порно состоит в том, что сексуальный опыт, как и любой другой, изменяет субъекта, и письмо о сексе на самом деле оказывается письмом еще и — или даже прежде всего — о путях таких трансформаций. В языке Адриана они соотнесены с «текучестью» и «прозрачностью».

«Стекло» в «Кодексе» связано с обретенной способностью становиться проницаемым, с хрупкостью и «бесплотностью». Оттого сердце здесь не только «холодеет», но и «стеклянеет», а любовник «на стеклянном жеребце гарцует». По этой же причине одной из метафор оргазма оказываются стеклянные брызги: «На вкус — игрушка елочная, / что на губе взорвется вдребезг…»

«Лед» в этом смысле сродни «стеклу» — это тоже оргазмический образ превращения из «князя-кимберлита» в «мокреть мужскую»: «Вертиго мне сулит / Напев невольной этой песни — / <…> / Чтоб слюдяной избою / Я ухнул и истек». Знаками этой обратимости твердого и текучего оказываются «ониксы», «сардониксы», «опалы» — в книге и тающие, и воплощающие представление о «геммах»-словах, способных сохранить память о чужом образе.

«Кодекс» Кононова трудно цитировать — но не потому, что его словарь способен кого-то смутить, а потому, что формулу лирического внимания сложно разъять. Кононов создает очень эфемерные контексты; его задача — не только в изобретении интимного языка, но и в отстаивании его лирической состоятельности.

«Кодекс» — отважная и соблазнительная книга; усилия, предпринимаемые в ней «для вящей славы тельной», невероятны. Если когда-нибудь в русской поэзии будет полноценный язык для отражения сексуального опыта, она станет классической.

Николай Кононов. Кодекс Адриана. Рисунки Леонида Цхэ. — Тверь: Kolonna Publications, 2020. 178 с.

Понравился материал? Помоги сайту!