12 мая 2021Литература
181

«Не из себя в текст — а из текста в себя»

Из дневников и черновиков Олега Юрьева

 
Detailed_pictureУ замка Солитюд. Штутгарт, 2007© Архив Олега Юрьева

Настоящие фрагментарные записи извлечены из рукописного архива Олега Юрьева (1959–2018), относящегося к 1970-м — 1980-м годам и находящегося в Петербурге, и из записных книжек позднейшего времени, хранящихся во Франкфурте-на-Майне.

ПОЛНОЧЬ ГАРМОНИИ

<на полях написано:
Жанрово
Поведеньего>

С () зрения семантики:

незначимость слова,
безсловесность языка,

т.е. язык плохо останавливаем, имеет преимущественно процессное существование.
Что, естественно, не способствует поэзии как феноменальному инструменту для строения особой формы материи, к-я только в этой организации и проявляется, почему м.б. тавтологически названа поэтической.
Материя прячется за словами, между слов и т.д., а когда утрачено ощущение, грубо говоря, контекста, то и текст, говоря грубо, распадается, точнее растекается.
Трюизм: обертона заглушили тон.
Отсюда — отсутствие критериумов (единственного не бывает, по критериуму ходят стайками, как минимум по двое — критериум и антикритериум); во всяком случае критериума литературного.
Писатель не знает, что он пишет, читатель, что важнее, не знает, что читает.
Кстати говоря, это мифическое (при любых условиях практического быта литературы) существо и определяет состояние литературного процесса, являясь, так сказать, объективным фактором его.
Писатели есть всегда, и, полагаю, примерно в одном количестве, читатели же то исчезают, то появляются.
С другой стороны, читатель, как уже сказано, существо сказочное — кто он, чего ему надо? — извечный вопрос бедного писателя, полагающего себя или слугой — и тогда читатель — это Народ, Прогрессивные круги, Царь или кто-либо еще; или неким индифферентом, что в общем-то в той или иной мере скрытая претензия на господство — и в обоих случаях неправого.
Беда начинается там, где писатель — сразу же раскроем: он же и читатель — другого не дано, и не в смысле общем, а не только чтения собственных сочинений утрачивает литературные критерии, т.е. способность к строению, в конечном счете к гармонизации.
Причем читать гораздо трудней, чем писать; точнее чтение (а честно говоря, Чтение <все доступные тексты мира>) есть ведущий компонент литературного процесса, а поскольку мы свели его к единственному индивиду — литературного творчества.
Уметь писать невозможно, можно уметь читать.

Отсутствие критериума в лучшем случае обращает сочинителя к внелитературным способам строения текста, т.е. к нонсенсу: системообразующим фактором служат внесистемные элементы, а в худшем оставляет его «висеть в воздухе». Внесистемный системообразующий фактор — это миф личности (есть и другие, но они для нас неактуальны) — энергия строения текста отправляется на строение поведения — с результатом, прямо вытекающим из закона ее сохранения.
Другое дело, если остаточная энергия строения текста расходуется «на жизнь» — возникает «естественный миф».
Итак: главная беда — отсутствие внутреннего критерия (внешние еще худо-бедно встречаются), поскольку критерии строения слов относятся к разряду критериев поведения, т.е. строго говоря внелитературны, не имеют отношения к движению материи;

Сочинители орудуют вслепую, они не представляют, чем обернется их действие в следующий момент текстового времени.
[Не только умом, конечно, знают это те, кто это знают, не столько, да и ум этот другой, «ум-следствие»]
Можно ли служить тому, чего не понимаешь?
Можно ли отстраниться от того, что все-таки есть и составляет остаточное условие литературы?
<зачеркнуто: вопиющий дилетантизм — полагать>
Что такое дилетантство?
Без оценок?
Писатель дилетант, если он самоотстранен от литературного процесса.
<зачеркнуто: Дилетантские сочинения>
Дилетант Тютчев, абсолютный профессионал Пушкин.

Исчерпывание обертонов — способ очищения, выявления тона.
[Словарь должен сжаться]
Я буду делать, слепливать его косвенно, слепливая из обертонов, для того, чтобы язык оказался чист и способен к смыслу.

Бродский = Некрасов.
Пропорция сохранилась.
[И Евтушенко тоже Некрасов
Явления разлагаются
Бродский — Некрасов как феномен прозаического поэта]
Сейчас — борьба за Тютчева.

(начало 1980-х) [1]

Находясь в эстетическом подполье.
Гете — невозможно в это время.
Гейне — путь уже пройден. Гельдерлин — остается Гельдерлин.
На это надеется каждый.

(начало 1980-х)

© Архив Олега Юрьева

Как известно, теория стилей Ломоносова определяла достаточно жесткую привязку выразительных средств и распределения жанров по трем стилям: высокому, среднему и низкому.
Само это разделение Ломоносов не открыл да и не мог открыть — оно в каком-то смысле существовало всегда. Авторитет Ломоносова оказался настолько высок и привязка настолько жесткой, что в дальнейшем само представление о каждом из трех стилей оказалось неотделимым от выразительных — на поверхности прежде всего лексических средств, с ним связанных.
Изменение ситуации в литературе с точки зрения традиционных представлений можно представить как процесс смешения стилей и в результате полной отмены самого этого понятия, которое с точки зрения истории литературы становится неактуальным уже после смерти Пушкина.
Это является несусветной чепухой.
Повторяю, стили нельзя отменить и смешать.
Они существуют объективно, сами по себе.
Могут измениться способы выражения стилей, точнее сказать, способы проявления их.
Таким образом, можно сказать, что процесс наполнения высокого стиля в 19 веке элементами среднего, а в 20 веке — низкого (по ломоносовской классификации) был интерпретирован как процесс изжития высокого в 19 и среднего в 20 в. стилей, попросту говоря, отмены их.
Следует отметить, что созданию такого впечатления, в настоящее время, очевидно, вполне бессознательного (поскольку вообще мало кто оперирует понятием разделения на стили) немало способствовала сильно действующая на протяжении 150 лет в русской литературе плебейская агрессия.
В настоящее время высокий стиль (исключая апофеоз государства) является полузапретным…
Итак, теория стилей — это теория средств.
Для того, чтобы понять, что такое каждый из стилей, нужно обратиться к жанровой привязке.

(1982–1983)

Есть в языке слова, которые умирают и ими нельзя пользоваться. Когда они совсем умрут, то станут дети и снова начнут жить.

(1982–1983)

Лучший инструмент для создания абсурдной пьесы — магнитофон.

(1982–1983)

Самое несозданное для ведения каких-либо дневников ли, записных ли книг существо это, конечно, О. Юрьев, крупный писатель конца ХХ века. Век был поганый, и конец у него получается соответственный. Упомянутый же автор к настоящему, как говорится в народе, моменту времени сочинил (за 7 лет — 1981–1988 гг. — литературной —?? деятельностью это вряд ли назовешь) ~3,5–4 а.л. стихотворной продукции;
~6,5–7 а.л.
пьес;
~2,5 а.л.
прозы;
~2,5 а.л.
статей; — итого ок. 15 а.л. литературной продукции (это, конечно, не считая переводов любого качества, пьес для детей, инсценировок, пьес «по мотивам», стихов и прозы для детей, статей и всего другого прочего, что нельзя назвать вольным художеством, т.е. тем, что автор стал бы сочинять по собственному, внутреннему побуждению, ни для чего).

(1989)

© Архив Олега Юрьева

Как бы наперекор навязываемому внешней жизнью — эпохой пионерских и иных лагерей, коммунальных квартир и творческих союзов — принудительному многолюдству культура в России если и существует, то существует лишь в горящих точках отдельных имен. «Победитель получает все». Высокая культура ушла из направлений, школ, поколений, даже маленьких приятельских кружков и существует только в отдельных фигурах.

(1989)

Литератор О.Ю. хандрит, недовольный жизнью. Бросьте, литератор, здоровье — вот главное!

(1989)

Но если сесть (теперь уже за машинку) и по какой-то канве? начать — что-нибудь и напишется (это, естественно, о статьях) и даже похожее на мысль.

Но процесс мышления, происходящий на ходу, в постели, за едой, — невосстановим.

Впрочем, жалеть, видимо, не о чем.

(1989)

Все существование между двумя помыслами: делать усилие или не делать усилие.

Делать усилие — быть писателем, литератором… etc.

Не делать — быть органическим поэтом в связи с причиной поэзии.

И недостаточно заставляю делать.

И недостаточно заставляю не делать.

(1989)

Невозможны записки о.

Психологически невозможно, скучно писать о. О политике, о литерат. процессе? О Лене Шварц?

Для кого?

Для себя, чтоб не забыть. А зачем не забыть?

(1989)

© Архив Олега Юрьева

Нужно было иметь какие-то иллюзии, кроме физиологически необоримых вещей.

Желание славы — постыдно. Это, наверно, ненормально. Пушкин оправдывался, Тютчев не желал, но мы все самозванцы.

И я самозванец.

Разница между самозванцами чисто сознательная (так же и Лжедмитрий I, условно говоря, представлял интересы крупных бояр, оппозиции Федора, а Лжедмитрий второй — мелкого дворянства и казачества и просто разбойничьей шушеры).

(1989)

18.03.1989

Любопытно: у Тютчева, когда идет речь о личном, чувственном противопоставлении России и Запада (эмоционального восприятия природы и жизни), противопоставляются Юг и Север. Когда же оппозиция осуществляется на уровне идеи, политического фантома, владевшего Тютчевым, противопоставляются Восток и Запад.

21.03.1989

М.б. «нелитераторство» Тютчева коренится в какой-то мере в нашем раздвоении: он ощущает себя не тем человеком в стихах, что в разуме своем.

Абсолютная свобода в стихах вызвала необходимость абсолютной несвободы, закрепленности, должности в разуме, в доктрине.

Открытая Тыняновым «применимость» стиха, соотнесенность со «способом произнесения» (Державин рассчитывал на акустику дворцовых анфилад). Но некоторые неприменимы — Тютчев.

Если я доживу до конца жизни, напишу воспоминания писателя «Сестра моя, краткость».

(1989)

Судьба России — учиться через войну.

Больше счастья приносят ей войны проигранные, чем победные.

Способ общения с внешним миром — через войну.

(1989)

13 авг. 1989

Близнецы. Мессия и Антимессия. Комедия близнецов

— Ты не знаешь кого ты убил, мессию или антимессию?

Так пойди и убей остального.

сентябрь 1989

Культура — строящаяся башня. Чем выше, тем больше у строящих сомнения — не Вавилонская ли она, эта башня; и не близка ли она к завершению.
Модернизм — это трагедия строителей высоких ярусов. Кто этой трагедии не переживает — не может считаться и называться авангардистом, модернистом и т.д. Он строит рядом, а не на участке.

Стратановский — сложносокращенная поэзия.

(1989–1991)

© Архив Олега Юрьева

Курсивы и в особенности разрядки — непреложное свидетельство личной занудливости автора.

(1989–1991)

Может ли быть повествование от лица нарратора, который ничего ни о чем не знает, не представляет себе простейших вещей. Причем не слабоумие или детская неполнота, а «полное незнание»?

(1989–1991)

Трагедия литературы русской заключается в том, что ее поэты были и остаются значительно умнее, чем ее прозаики.

(1989–1991)

11. Февраля 1991

Стихи должны происходить только здесь, может быть только очень изредка там, как передышка. Но здесь — так, чтобы это «здесь» постепенно переставало ощущаться. Географию необходимо пережить быстро, иначе останется след экзотизма или туризма как в большинстве зарубежных стихов Бродского.
«Там» — нельзя, т.к. и самое простое и самое расслабляющее, и результат то же сужение, излагательность.
Возможно ли соединить «здесь» и «там» в пространстве стихов. Если возможно, то желательно. Точнее это и должно происходить, в моем случае, иначе уже будет другой автор, если вообще автор.

Эмансипация глупости — основное содержание нового времени. А Эразм думал пошутить.

(1991)

22.03.1991

— Я надеюсь, что в СССР победят реалисты

— Реалисты один раз уже победили гимназистов. Чем это кончилось?

Поэзия трактует духовно-материальные объекты, а проза — взаимодействие между материальными — духовными объектами.

Стихи — чем медленнее, тем информативнее.
Проза — чем информативнее, тем быстрее.

(1991–1992)

© Архив Олега Юрьева

Чем честнее поиск индивидуального выражения (т.е. чем определеннее ограничительные рамки «любой ценой найти»), тем в результате у большинства выходит похоже друг на друга, п.ч. индивидуальное в людях похоже.
Собственно, и без этих рамок похоже, но в несколько ином разрезе, да и неинтересно о спекуляции.

(1991–1992)

Признанное (признавшее себя) поражение «нового». Не в смысле направления, а в смысле возможности нового. Уход в комбинаторику.
Но Рубинштейн — хороший, честный…
Поток сознания, не индивидуального, а коллективного.

(1991–1992)

Иегуда Галеви как Моисей, не дошедший чуть-чуть до земли Израиля, но не приведший с собой никого.

(1996–1997)

Советский театр перешел тогда от выявления на сцене правды жизни к выявлению на сцене правды-матки.

(1996–1997)

22.5.1997

Писатель может писать в сослагательном направлении, но думать — тем более о себе — не имеет права.

10. Сент. 1992

Время заворачивается к (в) границам (х) застоя (двухэтажное время). Когда думаешь о 30–40–50 гг. сквозь массовую культуру кухни — через Галича, Солженицына и т.д.

У нас отняли родину, но дали материал.

(1992)


Было бы интересно собрать книгу о бывших советских профессиях — переводе с подстрочника, переводе, песенных текстах, детск. литерат., бардах, авангардных поэтах, подпольном роке — <или словарь>.

(1992)

«Открытый конец» возможен только как выражение уверенности автора, что ни одна из возможностей не существенна; или что существует только одна возможность, которую нечего трудиться представлять (очень редко). Просто повесить «знак вопроса» для «поэтичности» и «загадочности» беспомощно. Кроме случая, когда подразумевается, что автор хоть и признает свою беспомощность в определении возможности (и она одна!), но эта возможность так велика, что умолчание имеет силу образа. В «немистических обстоятельствах» этого не бывает.

(1992)

23.03.2005

Не происходит ли со мной в известной степени метаморфоза, как в ст. Олейникова «Перемена фамилии»? Только без перемены фамилии.

Не из себя в текст — а из текста в себя: возвращать свою жизнь в свою жизнь.

Попытаться не приукрашать «для красоты текста», как я всегда делал, — только то, что действительно вспомнил.
Комментарии удивленного «взрослого» современника — другим шрифтом и/или графически выделенные.

Писать, чтобы вспомнить, вернуть забытую жизнь.

(2012–2013)

© Архив Олега Юрьева

Тогда — взрыв образования: одновременно расширение доступа к «классическому» образованию и превращение в т.ч. и через это расширение, но и в результате изменения цивилизации — потеря этим образованием, состоящим из — внимание — цитат, всякого прикладного, в т.ч. социально-прикладного значения.

А сейчас?

(2012–2013)

Речь всегда идет о придании полноценности своему времени, которое мыслящему человеку всегда кажется второсортным.
У Джойса — сознательная процедура — античная схема и история английской литературы — инструменты по преодолению беспородности.

(2012–2013)

3-е письмо
Неизвестное письмо писателя О. Юрьева Виктору Борисовичу Кривулину.
И тут, конечно, все истории отношений, и история «неоф. литературы» и то, что было после нее. И причины, почему она сама себя отменила, продала и уступила.
Но и мир смерти, в котором мы все живем.

Не удивляйтесь, что я пишу Вам, а не Лене, или Понизовскому, или Вольфу, людям, которых я люблю и к которым был ближе, чем к Вам…
Или удивляйтесь. Я и сам удивляюсь [2]

(2012–2013)

Другой жизни у них для меня нет.

(2012–2013)

Это очень простая вещь: отсутствие будущего лишает человека терпения — он хочет все как можно скорее.
А без терпения никакая литература невозможна, даже стихи.

(2012–2013)

Это ничего, что у сегодняшних молодых (или уже не молодых) поэтов литературная культура ограничивается куплетами англо-саксонских рок-песен, случайными переводами из «мировой поэзии» и ложно понятой классикой как модерна, так и авангарда.
Бывают эпохи, когда великое создается без всякой гуманитарной культуры, своими вздорными представлениями — см. Державина или, собственно, того же Бродского, который «мало начитан».

(2012–2013)

Публикация Ольги Мартыновой


[1] Текст представляет собой черновик неосуществленной статьи.

[2] Речь идет о неосуществленном варианте третьего письма из книги «Неизвестные письма». Лена — Елена Шварц.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20244931
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246486
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413074
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419558
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423634
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202428937
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429591