«При этом регламенте премию имени Пятигорского сам Пятигорский бы не получил»

Российская премиальная жизнь обогатилась новым сюжетом. 14 мая жюри недавно учрежденной Литературной премии имени Александра Пятигорского приняло решение не присуждать награду никому из финалистов. В первом сезоне без миллиона рублей (таково денежное выражение премии) остались Андрей Левкин с романом «Вена, операционная система», Николай Кононов с «Фланером» и Алексей Макушинский с «Городом в долине» — их книги экспертный совет отобрал из 39 произведений, номинированных для участия в интеллектуальном состязании. Независимо от голосования жюри наблюдательный совет премии решил отметить той же суммой — миллион рублей — философский комментарий покойного Владимира Бибихина к дневникам Толстого (книга «Дневники Льва Толстого» вышла в издательстве Ивана Лимбаха в 2012 году).

Как следует из уставных документов, премия Пятигорского создана с целью «поддержки вкуса к философствованию как неустранимому элементу современного стиля жизни». Присуждаться, согласно воле учредителей, она должна «за лучшее философическое сочинение, в художественном и смысловом строе которого удачно выражены личная вовлеченность автора в вопрошание и поиски современной философской мысли».

Тот факт, что ни одно из вышедших в финал произведений не оказалось в должной мере философическим, литературным сообществом был воспринят как скандальный. Сообщество на церемонии оказалось представлено главным образом людьми, входящими в орбиту «Большой книги» — именно эта премия стала организационной базой новой литературной институции. Ожидания премиальной номенклатуры, в известном смысле составляющей литературное сообщество в России, столкнулись со свободной волей членов жюри, ни к какой номенклатуре не принадлежащих; последствия этого столкновения нам, видимо, еще предстоит осознать.

С просьбой прояснить свою позицию по ключевым вопросам COLTA.RU обратилась ко всем членам жюри, присутствовавшим при финальном обсуждении. Нашими собеседниками стали:

Олег Генисаретский, доктор искусствоведения, председатель жюри;
Олег Аронсон, философ;
Ксения Голубович, переводчик, литературный критик;
Борис Куприянов, издатель, культуртрегер;
Ольга Седакова, поэт;
Шариф Шукуров, искусствовед.

О Бибихине

Олег Генисаретский

К началу заседания жюри уже было известно, что наблюдательный совет принял решение присудить премию Владимиру Вениаминовичу Бибихину за «Дневники Льва Толстого» и что премия будет вручена его вдове и бессменному редактору. Наблюдательный совет обратился к членам жюри с просьбой это решение поддержать. На просьбу все откликнулись, и это стало первым событием дня. После чего мы вернулись по инерции к обсуждению тех трех произведений, которые были экспертным советом выведены в финал.

Ксения Голубович

Очень большим сюрпризом стало присуждение премии Бибихину. Думаю, это задало планку того, какую книгу мы ожидаем. На «Дневниках Льва Толстого» все члены жюри, люди с очень разными взглядами, сошлись в ощущении, что в этой книге случилось нечто для всех важное, что она имеет значение для гуманитарного поля в целом. Постмодернисты, люди религиозные, атеисты — все сказали, что вот эта книга на самом деле представляет собой то мыслительное событие, на которое замахивается. Думаю, когда сюжет с книгой Бибихина возник, это бросило некий светлый, просветляющий отблеск на наше обсуждение.

Ольга Седакова

Когда мы все это обсуждали уже после оглашения решения, Людмила Пятигорская, вдова Александра Моисеевича, предположила, что не иначе как сам Пятигорский вмешался и все неожиданным для всех образом устроил. Он действительно любил Бибихина, по словам Людмилы Пятигорской, называл его единственным русским философом современности. А то, что я думаю об этой книге, о «Дневниках Толстого», я написала в предисловии к ней.

О выборе

Ольга Седакова

Я счастлива, что все произошло именно так, я даже не надеялась, что так получится. Каким-то неожиданным для всех членов жюри образом восторжествовала справедливость. Трудно было даже предположить такой исход.

У меня с самого начала не было горячего желания отстаивать кого-то из финалистов, каждого по своим причинам. Не то чтобы мне их книги категорически не нравятся, но философическим сочинением я бы назвала что-то другое. Но я уже готова была принять ситуацию как фатальную и выбирать из того, что предложено. Я руководствовалась самым простым признаком — качеством языка. Язык словесного произведения и есть в каком-то смысле его мысль. У меня была своя кандидатура, но отстаивать ее до последнего я бы не взялась. Как оказалось, почти у всех были такие же соображения.

И еще деталь. Если бы речь шла не о миллионе, а о какой-то скромной сумме, я, может быть, была бы готова к компромиссу. Но миллион — символическое число — как будто взывал к тому, что награжденное сочинение должно быть очень значительным. К тому же наш лауреат должен был стать первым в ряду награжденных премией Пятигорского. Место символическое.

Думаю, финалисты должны быть на нас обижены. Я им сочувствую: вот так приехать и услышать, что никого из троих не избрали. Но уверяю, что никакого желания эпатировать, провоцировать кого-то у нас не было. Было ожидание такого сочинения, которое мы не встретили. Мы не знаем, каким оно должно или могло было быть. Но другим и новым.

Олег Аронсон

То, что премия не вручена, вовсе не означает отрицательного отношения к книгам короткого списка. Они прошли так или иначе экспертный совет. У жюри была по поводу этих сочинений действительно жесткая дискуссия, хотя она касалась не столько книг, сколько понимания того, что такое философическое сочинение. У каждого имелся свой кандидат. Я лично был на стороне романа Андрея Левкина. «Фланер» Николая Кононова при всех литературных достоинствах, о которых говорили коллеги, кажется мне далеким от философии.

И как раз потому, что это обсуждение было достаточно эмоциональным, мы в какой-то момент невольно почувствовали, что обе эти книги не вполне соответствуют критериям, которые возникали в ходе нашего спора. Уверен: не будь мы ограничены тремя книгами и жанром романа, жюри пришло бы к согласию.

Ксения Голубович

В принципе фаворит в ходе обсуждения был. Но когда мы встретились с другим мнением и стали оппонировать друг другу, обнаружилось, что каждый защищает точку зрения, которую саму по себе он готов защищать до конца — однако не в связи с той книгой, за которую, казалось, готов был голосовать. Каждая из книг указывает некое направление, но сама по себе не является полным воплощением тех самых правил, что сама же и заявляет. В разделившемся (неравномерно) жюри ни одна сторона не могла сказать по-честному, что ее книга воплощает то, что мы искали.

Как я к этому отношусь? Для меня, как и для всех, это был сложный этический вопрос: перед нами были авторы, было простое человеческое ожидание, с нашим решением связанное. Тем не менее я вздохнула с облегчением. Стало понятно, что ты можешь не играть — именно в рамках этой премии — по корпоративным правилам. Премию назвали именем Пятигорского, но ведь это очень свободный дух, он позволяет не подчиняться корпоративности, ему тесно в рамках, которые нам навязали и обязали соблюсти.

Не думаю, что меньшая сумма что-то принципиально изменила бы. Принципиальной была наша очная ставка друг с другом. Обсуждение было очень интересным. Там было реальное, не свойственное нашему времени столкновение характеров, умов, очень жесткое, как это должно быть в культуре. Искры летели в разные стороны. Конечно, в таких столкновениях люди ярче и четче проговаривают позиции. Когда Седакова спорит с Аронсоном — это интересно. Когда Куприянов оппонирует Седаковой, а потом высказывается Шукуров, а дальше аккуратно бросает свои копья Генисаретский — это очень интересно.

А потом мы посмотрели друг на друга и поняли, что на эту войну мы уже не пойдем. Потому что ни за одну из книг финалистов я кровью не распишусь. Столкнулись личности, которые действительно работают в культуре. Если бы были более прохладные члены жюри, может быть, такого решения бы и не было. Но здесь люди, основывающие свою честь и репутацию на том, во что верят, вдруг поняли: после книги Бибихина ради этого воевать не стоит. Решение личное — но и премия такая.

Шариф Шукуров

Считаю, что мои коллеги поступили непринципиально, я был с ними резко не согласен. Недолжная ситуация, именно так. По существу мы расписались в собственном бездействии. Как можно так поступать, когда, по крайней мере, две книги из трех, судя по результатам обсуждения, были достойны награды?

Борис Куприянов

Когда от тебя зависит, дать или не дать миллион рублей хорошему человеку (а все люди в финале были мне знакомы и симпатичны), понятно, что хочется этот миллион дать. Естественно, я чувствую себя несколько странно, скажем так. То, что мы так начинаем, может быть, и неправильно. Но это говорит об уровне ожидания премии, о том, какая задается планка.

Олег Генисаретский

У меня ощущение, что мы совершили хороший и правильный поступок. Посмотрев друг на друга и вспомнив, что жюри только что согласилось с премией за книгу Бибихина, мы поняли, что установлена уже некая планка. На этом фоне стало понятно, что мы не можем присуждать премию никому из финалистов. Здесь важна внутренняя драматургия этого процесса. Действительно, мы пришли к той точке, когда поняли, что не имеем права на другое решение. Не раз и не два прозвучали слова, что нужно быть честными перед самими собой и не играть на понижение. Это самая, на мой вкус, безобразная черта нашего интеллектуального сообщества — постоянная игра на понижение. А развитие, говаривал Мераб Мамардашвили, от развитости происходит. От достигнутых уже в культуре уровней развитости. Вот и решено было на понижение не соглашаться.

К тому же с перестроечных времен наше искусствоведение и литературоведение стало почти сплошь комплиментарным. Если ты о чьем-то творчестве пишешь, значит, поддерживаешь определенный круг, литературный и художественный. Такая расщепляющая культурное поле комплиментарность не только не плодотворна, а прямо-таки губительна.

О премиальном регламенте

Шариф Шукуров

Это очень странно, когда экспертами являются одни люди, а в жюри сидят другие. Странно и то, что нам дали выбирать только из трех книг, хотя среди номинированных существовали и другие книги, в том числе книга Валерия Подороги, на мой взгляд, первого философа нашей страны сейчас. По существу, мы оказались в некотором смысле в ловушке.

Олег Аронсон

Все остальные книжные премии узконаправленные. Там уже сформировано определенное литературное сообщество, есть определенные правила игры, сложилась традиция. В нашем случае речь идет не столько о литературе, сколько о философии. Но не о философии профессиональной, академической, а о той, которая является частью нашей общей интеллектуальной культуры. Потому здесь все сложнее, все впервые.

Олег Генисаретский

Эта трехэтажная схема (номинаторы, эксперты, жюри) заимствована из «Большой книги», оттуда же привлечен и менеджмент. Но «Большая книга» работает с крупными издателями. Делая этот рейтинг, премия тем самым работает на рекламные кампании этих издательств. А философская, богословская, философско-психологическая литература издается маленькими специализированными издательствами, имеющими совершенно другой круг интересов.

Поэтому теперь, достигнув уже большего взаимопонимания с учредителями премии, нам предстоит заново продумать ее организационную логистику. Кажется, учредители это тоже осознали. Эту уверенность подтверждает удачная, на мой взгляд, формулировка председателя попечительского совета Ефима Островского. «Премия, — сказал он, — это процесс». Вот и будем дальше двигаться в рамках сдвоенного философического и логистического процесса, добиваясь большего их соответствия друг другу.

Ксения Голубович

Думаю, это общий вывод: должна быть другая процедура отбора и обсуждения книг. Если мы взяли на себя смелость сказать о свободе собственного духа, о том, что не на основе корпоративных обязательств мы принимаем решение, огромная ответственность теперь ложится на жюри. Теперь эти битвы должны происходить постоянно, и по сути это будет самое интересное: когда премия будет вручаться, она будет вручаться именно той книге, за которую сломаются копья.

Такое ощущение, что устроители нашему решению были рады. Потому что когда люди берут имя Пятигорского и при этом говорится, что премия дается не за философский трактат, а за какое-то событие в рамках интеллектуальной жизни, то говорится и то, что правил нет, что мы имеем дело с духом свободы. Посмотрите на Пятигорского: вот действительная, неинституциональная свобода, державшаяся только личным усилием. И строгость здесь должна быть в другом — не в формальном соответствии уже известному, а в степени продуманности наших отношений с неизвестным. С тем, что мы ищем, чего заранее не знаем, что должны суметь узнать, с чем не должны упустить шанс встретиться.

Это касается и организации работы экспертов и жюри, и прежде всего самой системы поиска. То же, что отметили книгу Бибихина, мне кажется, и было первым жестом свободы. И шел он со стороны организаторов. Они как бы сказали: мы построили еще одни правила поверх тех, которые себе задали. То есть они сами сделали первый свободный жест. Реализовали право на свободу (довольно строго и в рамках устава). И освободили нас тоже.

Борис Куприянов

Вряд ли мы думали об оздоровлении премиальной ситуации в целом, уж точно об этом не говорили. Но мы действительно хотели, чтобы премия была не выбором из предложенных книг, а событием. Если это премия Пятигорского, то она должна соответствовать имени своего патрона.

Ольга Седакова

Думаю, очень важно, что это премия именная. В этом отношении она уникальна. Наверное, неудачным было соединение имени Пятигорского, свободного мыслителя, с регламентом, позаимствованным у «Большой книги». Сама эта трехступенчатость — номинируют одни люди, экспертизой занимаются другие, а в жюри приглашаются третьи — здесь не годится.

Мы в самом начале всей этой инициативы, она приобретет, я надеюсь, какие-то более отчетливые формы. Пока это поиск, и — как видно из этого финала — поиск интересный.

О философическом сочинении

Ксения Голубович

Для себя я определила, что героем этой книги должна быть мысль, которая проживается в биографии, — Пятигорский к этому нас склоняет. Именно за перипетиями отношений человека и мысли мы, читатели, в такой книге и следим. Безусловно, в этой мысли должно быть открытие, она все переворачивает, всему дает другое видение — через работу мысли читатель действительно находит то, что его завораживает. Подарок — пожалуй, именно так — должен быть в этом интеллектуальном произведении.

Олег Генисаретский

«Философский роман» — это уже устоявшийся штамп. Кстати сказать, сам Пятигорский энергично протестовал, когда о его прозе говорили как о философских романах. Он настаивал на том, что это романы сознания.

Как большинство важных слов, слово «философский» цепко занято академической философией. Надо было выбирать рабочий концепт, на котором можно было бы крепить наш поиск. Поначалу в качестве значимого прецедента я сослался на «Философические письма» Чаадаева. С таким же правом можно было вспомнить и «Русские ночи» Одоевского.

Что есть софистичность, которую мы ищем и напряжение которой готовы были бы принять? Это своего рода промежуточное состояние ума, располагающееся между софистикой, искусством убеждения, поселившимся сегодня в риторике, и софийностью, с которой издавна имело дело богословие, а в последнем столетии — еще и русская софиология. Промежуточные же состояния — это всегда открытый будущему процесс, притом процесс спонтанно событийный.

Поэтому не исключаю, что от философичности как рабочего понятия со временем придется отказаться. Но только если будет найдено и принято понятие более плодотворное.

Ольга Седакова

Если все будет развиваться естественным образом, думаю, мы увидим в конце концов, что такое это искомое философическое сочинение (кстати, не слишком удачный, по-моему, выбор слов). Что такое сочинение, центр которого составляет некоторое усилие мысли, движение мысли — но не в традиционной форме академического философствования. Инобытие философской мысли — как у Пруста, например. Само по себе это внимание к интеллектуальному началу в разных видах творчества нам всем представлялось чрезвычайно важным. Выделить в разных жанрах именно ту зону, где мысль составляет главный сюжет. Мы говорим о книге, хотя это может быть и сценарий, может быть даже музыка, если композитор себя представляет как концептуальный художник.

Борис Куприянов

Это должно быть произведение, которое не только ставит вопросы, но и провоцирует интеллектуальную работу. Но обязательно роман сознания — именно так, как это определял сам Пятигорский.

Шариф Шукуров

Интеллектуальное сочинение. Книга с движущей мыслью, пульсирующей мыслью.

Олег Аронсон

Философическое сочинение — это не философское сочинение. Это как раз нефилософское сочинение, которое подталкивает к философии, дает философии новое пространство. Это не просто интеллектуальное упражнение. В каком-то смысле это даже нечто избыточное или дополнительное по отношению к интеллектуализму. Удовольствие от литературной формы или от нового знания здесь вторично.

У нас в России таких авторов очень мало. Есть формально сложная и рефлексирующая литература, но к философии это часто не имеет отношения. Вообще ситуация с философией в России почти катастрофическая. Имею в виду не академическую философию, а ту, которая является естественной частью жизни обычного образованного человека. Это совсем не обязательно знание каких-то философских идей или концепций. Скорее напротив — речь о том опыте осмысления современности, который предостерегает от идей и концепций, указывает на разочарование там, где мы уже готовы быть очарованы очередным кумиром, очередной идеологией.

Вот в Германии существует Бюхнеровская премия, ее получали в свое время Пауль Целан и Ингеборг Бахман. Такие писатели, как Морис Бланшо или Мишель Турнье, были включены в философские дискуссии своего времени и сами уже стали частью современной философии. Это все литература на грани философского высказывания, целый пласт интеллектуальной литературы, который у нас очень тонок. И надо искать и ценить такого рода усилия. Здесь иногда небольшое эссе может быть важнее многотомного сочинения. При нынешнем же регламенте, увы, вполне возможно, что премию имени Пятигорского сам Пятигорский бы не получил, будь он жив.

Понравился материал? Помоги сайту!