18 сентября 2014ЛитератураГод немецкого
102

Лайф Рандт: «Моих героев можно поселить в мире Уэса Андерсона»

Берлин, Москва или Манхэттен? С автором популярного немецкого романа из жизни молодых фрилансеров говорил Святослав Городецкий

текст: Святослав Городецкий
Detailed_picture© Leif Randt

Среди его любимых писателей — Петер Хандке, Райнальд Гёц, Кристиан Крахт. Да и сам Лайф Рандт тоже со временем вполне может стать культовым писателем своего поколения. Ему всего тридцать один год, но его второй роман «Мерцающий туман над CobyCounty» обратил на себя внимание многих маститых критиков. В 2011 году за отрывок из еще не оконченного романа Рандт был удостоен Премии Эрнста Вильнера. А в 2012-м, когда роман уже вышел, получил Дюссельдорфскую литературную премию. В этом сентябре Гёте-институт пригласил Рандта на открытие Года немецкого языка и литературы в России.



Святослав Городецкий: Поскольку главного героя, от лица которого ведется повествование, зовут Вим Эндерссон, рискну предположить, что название книги отсылает к знаменитому киношедевру Вендерса «Небо над Берлином».

Лайф Рандт: Нет, это непреднамеренная аллюзия. Выбирая название, я не думал о «Небе над Берлином». Имена Вима Вендерса и Уэса Андерсона, двух уважаемых мной режиссеров, конечно, сыграли свою роль. Хотя Уэсли, лучшего друга Вима, сначала звали Найджел, но потом я вспомнил, что в крахтовском «Faserland» это имя уже использовалось. Вообще героев «Мерцающего тумана» вполне можно было бы переселить в киномир Уэса Андерсона, напоминающий аккуратный кукольный домик.

Городецкий: Можно ли читать ваш роман как сатиру на современный Запад? Насколько вы разделяете взгляды Вима?

Рандт: Я хотел создать внешне идеальный мир и использовал много собственных наблюдений. Можно сказать, что CobyCounty — это круг моих друзей и знакомых, укрупненный до масштабов города. Нет, я не собирался писать сатиру, хотя, конечно, в романе есть элемент юмора. Эти герои вызывают и улыбку, и понимание. Работать было легко, потому что я без труда погружался в атмосферу созданного мира. Поначалу я, правда, поставил себя над этим миром, и Вим оказался глупее меня, но потом я сообразил, что так нельзя — получается слишком скучно. В итоге я вложил в Вима частичку себя. Поэтому тут, скорее, самоирония, а не сатира.

Имена Вима Вендерса и Уэса Андерсона, двух уважаемых мной режиссеров, сыграли свою роль.

Городецкий: А как возникло название? Откуда появилось «CobyCounty»?

Рандт: County — просто потому, что это должна быть довольно крупная территория. У меня и в других текстах тоже есть counties. CobyCounty — это некая выгодно расположенная область. Английское название я дал из-за своей привязанности к англосаксонской культуре. Как и герои романа, я вырос на американских ситкомах и фильмах, хотя в Америке до недавнего времени не был. Так что образ Америки в «CobyCounty» взят исключительно из воображения.

Городецкий: Герои романа все время пребывают в ожидании масштабного природного катаклизма — грозы, которая выгоняет из CobyCounty почти всех жителей, кроме Вима и его друзей, а потом так и не разражается. Что символизирует эта гроза?

Рандт: С одной стороны, она помогает передать царящую в обществе атмосферу. С другой — настроения главных героев: двадцатишестилетних фрилансеров Вима и Уэсли. Они чувствуют, что стоят на пороге нового мира. Поэтому, кстати, важно и мерцание, мерцающий туман, появляющийся в конце романа, после того как гроза отгремела.

Городецкий: То есть это не обманчивое мерцание?

Рандт: Нет, под ним подразумевается нечто позитивное. Герои слегка напуганы стихией, но в то же время пребывают в радостном ожидании чего-то нового. Туман мерцает в солнечных лучах. Этот пробивающийся свет предопределил и пришедшее довольно рано название романа, и его внутреннее настроение.

Может быть, книга проникнута типично берлинской меланхолией.

Городецкий: Общество CobyCounty — это прежде всего берлинское общество?

Рандт: Нет, такие общества есть повсюду. В Берлине, Лондоне, Нью-Йорке. Наверняка и в Москве. Например, у меня есть знакомый, выросший в Нью-Йорке, который провел много параллелей между CobyCounty и Манхэттеном. Впрочем, может быть, книга проникнута типично берлинской меланхолией.

Городецкий: В прошлом году немецкий режиссер Фридерике Хеллер поставила на сцене МХТ отрывки из «Йоханна Хольтропа», нашумевшего романа Райнальда Гёца. Видимо, Гёц высоко оценил «Мерцающий туман», потому что делает на него прозрачные аллюзии.

Рандт: Меня такая реакция со стороны Гёца, конечно, обрадовала. Он сам пишет потрясающие тексты. Что касается театра, я недавно видел две театральные постановки «Мерцающего тумана» в Германии. Обе не произвели на меня особого впечатления, но справедливости ради надо сказать, что этот роман трудно инсценировать.

Городецкий: В России часто говорят: «Красота спасет мир». Эти слова произносит один из героев «Идиота», и понятно, что для Достоевского внутренняя красота была важнее внешней. А в CobyCounty, наоборот, прежде всего ценят внешнюю красоту. Там важно стильно выглядеть, тщательно подбирать еду и напитки и т.п.

Рандт: Да, важна форма. Там есть элемент буржуйства.

Городецкий: На туристов, приезжающих в CobyCounty, Вим смотрит свысока. Разграничивает их и коренных жителей, которым всегда отдает безоговорочное предпочтение. То есть в обществе присутствует более-менее явное разделение на классы?

К роману прилагается словарь фантастических терминов.

Рандт: Нет, общество в CobyCounty бесклассовое, возраст и пол важнее социальной принадлежности. Разграничение возникает в глазах Вима — это его личная проблема. Среди героев романа он — главный консерватор, главный фашиствующий буржуй. Вим страдает ксенофобией и пытается упорядочить мир с помощью категорий. Думаю, CobyCounty — гораздо более гостеприимное место, чем можно понять из слов Вима.

Городецкий: Вы сами считаете себя политически ангажированным автором?

Рандт: Меня часто об этом спрашивают. Думаю, с возрастом политика интересует меня все больше. Сейчас я дописываю роман в жанре космической оперы. Там по всей Солнечной системе разбросаны конкурирующие между собой общества. Мне было интересно продумывать и обыгрывать разные социально-политические вопросы. Как и «Мерцающий туман», новая книга лишена дидактики, хотя я снова стараюсь найти ответ на вопрос, что же такое пресловутая хорошая жизнь.

Городецкий: Немецкие критики назвали «Мерцающий туман» «самой спокойной книгой сезона».

Рандт: Да, и писал я ее тоже без всякого стресса. Фразы Вима приходили сами собой, оставалось только вычеркивать неинтересные. Зато над новой книгой пришлось потрудиться: там больше персонажей, больше действия, даже есть приключенческий мотив.

Городецкий: В ней больше повествовательных перспектив?

Рандт: Нет, повествование снова ведется от первого лица.

Городецкий: Но она, видимо, получилась длиннее небольшого «Мерцающего тумана»?

Рандт: Да, к ней еще прилагается словарь фантастических терминов. Писать его было отдельным удовольствием, хотя книгу вполне можно прочесть и без этого словаря — такова была изначальная установка.

Городецкий: А чем вы планируете заняться, когда выйдет космическая опера?

Рандт: Попробую себя в качестве драматурга. У меня уже есть замысел пьесы.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
«Я вам достаточно страшно рассказала?»Общество
«Я вам достаточно страшно рассказала?» 

Историк Ирина Щербакова рассказывает о своих старых аудиозаписях женщин, переживших ГУЛАГ, — они хранятся сейчас в архиве «Мемориала»*. Вы можете послушать фрагменты одной из них: говорит подруга Евгении Гинзбург — Паулина Мясникова

22 ноября 2021329