Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 202448833 июня в Центре МАРС состоится концерт французского композитора Пьера Бастьена, так и не доехавшего со своим шоу до техно-фестиваля Save в марте этого года. Пьер Бастьен известен по всему миру как музыкант-механик — вместе с ним на сцене выступает сконструированный им же самим большой оркестр, состоящий из принтеров, зубных щеток, молоточков, проволок, бумаги и всего того, что может создавать особенный, причудливый ритм. Начав конструировать необычные оркестры еще в 1970-х, Пьер Бастьен получил известность и в академических кругах, и среди поклонников электронной музыки — его альбомы издавали и лейбл Aphex Twin'а Rephlex, и берлинский Morphine Records. В интервью COLTA.RU композитор и художник рассказал о механике строительства своих композиций, разнице между машиной и живым музыкантом, а также об оркестре насекомых.
— Вы занялись строительством механических оркестров скорее в силу увлечения техникой и механикой или же для обособления творческого подхода к созданию своей музыки (ведь для звукового зацикливания существуют, например, сэмплеры)?
— Я не вполне музыкант. Я не вижу границы между звуком и изображением. Музыка и скульптура для меня — одно и то же. Соответственно можно догадаться, почему мне не нравятся сэмплеры: это совершенно нищий объект, даже визуально, не то что по звучанию. Кроме того, когда я начал конструировать свои хитроумные музыкальные устройства, сэмплеров еще не существовало; было только несколько моделей посредственных секвенсоров.
— С каким музыкальным течением вы себя соотносите? Считаете ли вы себя продолжателем дела композиторов-авангардистов или же европейских джазовых импровизаторов? Или, может быть, ассоциируете себя с футуристами, создававшими в начале прошлого века причудливые шумовые машины, ставшие предтечей электронных музыкальных инструментов?
— Наверное, все эти движения были для меня важны. Я бы добавил к этому дада, новый реализм, поп-арт, ар-брют, УЛИПО, минимализм, саунд-арт.
— Вы делаете механические оркестры уже больше трех десятилетий. Как они за это время изменились?
— Моя студия набита музыкальными инструментами — всего их около трехсот со всего мира. Некоторые из них я механизировал; я построил множество машинок из шестеренок, колесиков и электромоторов, каждая машинка играет на своем инструменте — бьет по нему, щиплет струны, водит смычком или дует в отверстие. Через какое-то время я заменил инструменты бытовыми предметами, а позже сделал серию более абстрактных машинок, которые играют сами с собой (некоторые части у них оснащены микрофонами). В последнее время я использую воздух как источник движения: вентиляторы и воздуходувы из ксероксов и компьютерных кулеров активируют листы бумаги, заставляют их шуршать и щелкать, бить в барабаны или по клавишам и струнам музыкальных инструментов. Совсем недавно я также зациклил фрагменты из старых музыкальных фильмов. Раньше музыканты сводили воедино машинки, накладывая их звучание (и изображение, если они были на сцене) на механику частей.
— Вы начинали как джазовый импровизатор — играли с Этьеном Брюне и Паскалем Комеладом и в составе Nu Creative Methods особенную смесь фри-джаза и фри-рока. Затем сконцентрировались на собственном творчестве, довольно редко записываясь с отдельными музыкантами. Интересно бы вам было сейчас собрать группу единомышленников и заняться коллективным сочинительством музыки?
— Я никогда не играл джаз на публике, кроме совместного проекта с Этьеном Брюне, который длился всего несколько месяцев. Музыка Паскаля Комелада — это ни в коем случае не джаз, а то, что вы назвали фри-джазом, было лишь одним из многих влияний, которые привели к тому, что мы сформировали мой первый коллектив Nu Creative Methods. Игра с машинами соло представляется мне более осмысленной, чем с машинами и другими музыкантами. Во втором случае теряется мощь, идущая от позиции одинокого музыканта, «бога из машины», в окружении его домашних питомцев. Но есть и исключения: некоторые музыканты знают, как можно естественно влиться во взаимодействие с механическими звуками; среди них — великий русский скрипач Алексей Айги и замечательный британский перкуссионист Стив Аргюль. В какой-то момент мы объединили усилия с другими изобретателями инструментов в коллективе под названием 110m2. В него входили Фредерик Лейюнтер и Пьер Берте, оба конструируют свои музыкальные приборы. Также с нами был гитарист и певец Руди Труве совместно с DJ Low. К сожалению, все это так и не было записано студийно.
— Что для вас первично — процесс создания музыки внутри строительства звуковой инсталляции или наоборот?
— Оба процесса происходят одновременно. Они составляют одну практику, это практически вся моя работа. Некоторые композиторы пишут музыку на компьютере, другие записывают ее нотами на бумаге; я сочиняю музыку отверткой и паяльником.
— Хотелось бы расспросить вас об одном из самых любопытных альбомов в вашей дискографии — «Entomology». Судя по пресс-релизу, музыка в нем создавалась при помощи «Оркестра насекомых»? Вы и вправду занимались препарированием насекомых?
— Несколько лет назад мне заказали пьесу, которая целый месяц должна была звучать по вечерам в общественном месте — под самой большой пешеходной площадью Роттердама была установлена инсталляция из 32 громкоговорителей. Мою композицию утвердили на ноябрь. Первое, что я придумал, — использовать как основную ритм-секцию цикад. Я всегда любил постоянство их темпа, к тому же туманной голландской осенью размышлять о том, как звучат цикады, было приятно. Я попытался подключить оркестр, играя на музыкальных инструментах поверх цикад; комбинация оказалась не слишком удачной. Тогда я придумал басовую партию пчел и шершней, и это сработало идеально. Потом я наложил на это отдельные аккорды и мелодии, исполненные сверчками. Композиция начинается как field recording: летний закат на юге Франции. Через какое-то время насекомые организуются в коллектив и вместо музыки насекомых начинают играть человеческую музыку.
— Считаете ли вы себя пионером в создании механической музыки? Кого вы можете назвать своим идейным вдохновителем?
— Нет! Я не первооткрыватель. Меня вдохновляло несколько работ: маленький проволочный цирк Кальдера под его собственным управлением, ранние вещи Тингли, работы художника Джо Джонса из Fluxus, инструменты и фонтаны братьев Баше.
— Кстати, вы были замечены в среде электронных музыкантов, играющих техно и электронику. Но ведь вас не назовешь электронным музыкантом. Как получилось, что в середине 2000-х вы выпускались на лейбле Aphex Twin'a Rephlex, а последний ваш альбом «Blue As an Orange» издал берлинский Morphine Records?
— Об этом нужно спросить у Ричарда Джеймса и Раби Беайни. Мне повезло, что меня заметили два этих невероятно талантливых и плодовитых музыканта. Я считаю, что у них широкий кругозор, они интересуются всей неподдельной музыкальной продукцией, которая рождается вокруг. Также они — не приверженцы догматизма: им незачем держаться слова «электроника». И вообще, почему медиум должен быть в основе всего? Зачем создавать категории исходя из инструмента? Нужно ли исключать художника из сообщества, если он рисует акварелью, а его коллеги — акриловыми красками?
— Этой весной вы должны были выступить на московском техно-фестивале Save. Каким должно было стать ваше выступление для толпы рейверов?
— Думаю, как и везде, только на сцене было бы громче, а в зале — много разговоров и шума.
— Вы не в первый раз выступаете в России. Какой прием обычно оказывает вам русская аудитория?
— Сложно предугадать реакцию русской публики. Я приезжал в Россию несколько раз с выступлениями и инсталляциями, в разные моменты и в разных обстоятельствах. В некоторых местах я встречал музыкально одаренных людей, рассказывавших обо всех технических деталях, о ритмических комбинациях, которые я играл, прогрессии аккордов и т.д. Я встречал меломанов, просивших подписать мои CD и LP, — и это о многом говорит, потому что мои записи не так легко достать. Недавно я играл для слушателей, которые, похоже, меньше знакомы с моей музыкой, но и они проявляли к ней большой интерес. Рассказывая о России, я обычно говорю, что это страна, где состоялось одно из лучших моих выступлений в жизни. Надеюсь, что-то подобное произойдет и в Центре МАРС.
Перевод Саши Мороз
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244883Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246443Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413033Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419522Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420191Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422843Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423603Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428770Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428905Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429559