Фото из архива виолончелиста группы, отпраздновавшей 4000-летие: как состоялся «Аквариум», возрождение клуба TaMtAm и что такое Balcony TV
Виолончелист «Аквариума», запечатленный на классической обложке «Радио Африки», всегда был человеком деятельным. Он встречал в Ленинграде World Domination Enterprise и Sonic Youth — в 1989-м, когда их никто не знал и не ждал. Был основателем первого независимого клуба TaMtAm, который стал инкубатором для питерских групп нового, пост-рок-клубовского поколения, — там начинали «Нож для фрау Мюллер», «Король и Шут» и «Химера». Гаккель дружил с Курехиным. Участвовал в «Поп-механике», группах «Турецкий чай», «Никогда не верь хиппи», Wine, Vermicelli Orchestra и The Optimystica Orchestra. Был арт-директором фестиваля SKIF. Организовывал в Питере гастроли Van der Graaf Generator, King Crimson, Jethro Tull, Джона Маклафлина, Дэвида Силвиана, Дэвида Бирна, Брайана Ино и Пола Маккартни.
Покинув пост арт-директора клуба «Китайский летчик Джао Да» в Санкт-Петербурге, Гаккель активно занимается интернет-проектами: подкастом «Признаки Времени» и недавно открывшимся российским представительством проекта Balcony TV — сайта, на котором ежедневно выкладываются видео живых выступлений групп из разных городов мира.
В 2000 году Гаккель опубликовал книгу «Аквариум как способ ухода за теннисным кортом», в которой подробно рассказал свою биографию, но, похоже, ему всегда есть что добавить.
Я прекрасно помню свои ощущения, когда я был молодым. Ты делаешь что-то в первый раз, не оглядываясь на предыдущие поколения. Работает интуиция, и нет никаких авторитетов. Это то, что было позже названо DIY.
Что такое рок-н-ролл той эпохи? Это что-то включающее в себя электрический звук и барабаны. Мы с моими друзьями начали репетировать дома, невзирая на эти общепринятые правила. Я приобрел опыт работы в самых неподходящих условиях, когда после домашней репетиции сразу выходишь на большую сцену и играешь. Ты оказываешься в ситуации, из которой должен выходить с достоинством. Полный ералаш: не было ни репетиционных точек, ни сценического аппарата, ни мониторов. Ни звучания, ни культуры звука. Временами ничего не слышно, и полный нестроевич. Не было опыта ансамблевой игры. Но все кое-как приспособились к этим условиям. Так мы сформировали собственный стиль, саунд и подход.
Сейчас я наблюдаю, что некоторые люди приходят к этому же. Не потому, что так принято. Выясняется, что дома гораздо более благоприятная среда для работы. В студии результат получается в лучшем случае на троечку. Когда мы поехали с прославленным коллективом в Канаду (записывать «Radio Silence». — Ред.) — это было ужасно. Время щелкает, деньги вложены, снимается кино, сидят опытнейшие звукорежиссеры и ждут результата. И нужно что-то выдать на-гора. Это колоссальный стресс.
Первые годы «Аквариума»
Мне было 22 года, когда я встретил Борю Гребенщикова (я на полгода его старше). Я сразу увидел звезду. Он абсолютно меня обаял и очаровал. Он был и остается удивительно приятным в общении человеком. Невероятно интеллигентный человек и эрудит. В те годы он был «моими университетами». Я черпал знания у него, пытался догнать. Он приучил меня читать на английском. За то время, пока я одолевал одну книгу, он одновременно прочитывал еще 10—20. Это было просто необыкновенно насыщенное общение и совпадение. Не имело значения, есть ли у нас будущее и возможно ли развитие карьеры. Нам было достаточно, что мы ощущали эстетический комфорт и получали удовольствие от того, что играем вместе и добиваемся созвучия.
И результат был уже тогда. До 1981 года, до первых альбомов, записанных в приличной студии, группа «Аквариум» уже состоялась. С практически найденным правильным ощущением, которое мой друг Боря не воспринял как окончательное и пошел дальше. Нас же было четверо совпавших молодых людей. Мы не делали конечные аранжировки, а что-то наигрывали по мере вкуса и навыка. Тут басово-риффовая структура, потом солирующий кусок, далее аккомпанемент в стиле барокко. Недосказанность давала полноту ощущений. Как только оказалось возможным сделать полноценные аранжировки по общепринятым шаблонам — все исчезло. Я восхищаюсь тем, что у Бори теперь фантастический оркестр с ирландскими музыкантами, но они играют шаблонную музыку, очень стандартную. У Бори очень хорошая работа, он очень продуктивен, но мне скучно.
Как мы смогли просуществовать первые 10 лет? Это была магия. Группа «Аквариум» жила в остановленном времени. Мы взрослели, но жили вне времени и системы. Нам было достаточно того, что мы делали. Было понятно, что группа состоялась. Она могла умереть, она уже обозначила территорию.
Поколение дворников и сторожей
Когда появился тезис «поколение дворников и сторожей», он звучал несколько лицемерно. Боб и Дюша какое-то время работали сторожами, вскоре и я примкнул к этим рядам. Но было ясно, что дело лишь во времени, что мы немного посторожим — и выйдем в дамки. У нас была группа, которая обращала на себя такое внимание, происходил такой разгон, что все понимали — мы уже состоявшиеся Артисты.
У нас были разные периоды. Мы ставили опыты над собой, над собственной психикой, по счастью, без тяжелых наркотиков и не зарываясь особо глубоко. Проходили период отвратительного, убогого пьянства. Ситуация становилась не такой уж приятной. Я не был исключением. И как следствие этих опытов в тридцать один год у меня назрел психологический кризис. И я в первый раз ушел из группы. Когда же в силу суммы обстоятельств я возвращался в группу, то делал это с неохотой, поступаясь своими принципами, пока через четыре года не ушел окончательно. В этом смысле история «Аквариума» — стандартная. Любой живой организм обусловлен временем, потом начинаются договорные отношения, как у Rolling Stones, и можно тянуть 40 лет.
Клуб TaMtAm
Это был важный период. Неважно, насколько это была агрессивная среда. Как я однажды сформулировал — неважно, что я делаю, но важно, как я это делаю, с какой степенью самоотдачи и самореализации. Выйдя из группы, я получил импульс к действию.
У меня тогда случилось своеобразное раздвоение сознания. Состояние, позволявшее увидеть себя с опережением, с отдалением от себя другого. И хотя я всегда был общительным человеком, я приобрел некоторое незнакомое ранее ощущение легкости общения с людьми. Я ощущал некую доминанту, и если я с кем-то разговаривал, то в какой-то момент чувствовал, что оказываю гипнотическое действие, заставляющее слушать. Пребывая в таком состоянии глагола, я просто сидел дома — и ко мне постоянно приходили люди. Мы пили бесконечный чай, и я испытывал интересные ощущения себя самого. Это же продолжалось и на теннисных кортах, на которые я водрузился. И в сторону запуска клуба я двинулся чисто случайно. У меня было чувство, что такого места в городе нет. Это не была идея, требовавшая реализации, это был импульс, сопротивляться которому было бесполезно. И я только должен был приспосабливаться к обстоятельствам, учиться обходить препятствия и продолжать начатое, как казалось, вопреки здравому смыслу. Тут же извне появилась команда молодых людей, которые хотели учиться и готовы были идти за мной.
В TaMtAm был панк-рок и невероятно агрессивная среда. С мордобоем и наркотиками. Но от этой ситуации я был отстранен. Я был на 20 лет старше музыкантов и публики, которую страшно колбасило. Я же находился как бы над этой ситуацией, которую мог как-то контролировать и нивелировать острые углы, ощущая некоторую защищенность. Все мои старые знакомые, заходя туда, бежали оттуда без оглядки. Я же чувствовал себя достаточно комфортно. Это было явным наваждением, аффектом.
Русский рок
В возрождении TaMtAm сейчас нет смысла. Революция всегда происходит на каком-нибудь фоне. Когда-то группы Yes и Genesis были олицетворением «зла». Если почитать истории The Clash и Buzzcocks, то они говорят, что было самым страшным в 70-х — это стадионные концерты Yes. Тогда созрела альтернатива этой музыке. Недавно я посмотрел фильм «Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band» с Bee Gees в главных ролях — розовые пузыри, напомаженные красавцы, стерильный мир. И это гипертрофированное красование вызвало сопротивление и новую волну. К 90-м годам у нас появились свои классики: «Аквариум», «Кино», «Алиса», «ДДТ», то, что стало мейнстримом, вышло на стадионы.
И образовался вакуум. Группы, шедшие за ними, попали в тупик. Эта обойма групп классического русского рока стала аналогом группы Yes. И TaMtAm стал альтернативой всему тому русскому року, который стал частью системы, так называемого истеблишмента. Следующая революция была электронная — рейв, кислотная культура, альтернатива всему року вообще. Но это уже было замешено на какой-то избранности, элитарности, своего рода «посвященности». Музыка для людей, которые склонны к ночному образу жизни и могут себе это позволить. Что-то комфортное, изысканное, а остальное — ПТУ. «Пэтэушники», которые не могут попасть на рейв, идут на «Колбасный цех», имитирующий рейв, но лишенный его самой важной эстетической составляющей.
Теперь, видимо, случилась революция домашняя. Интернет плавно убил альбомы, компакт-диски, все. Следующее новое, что будет, вероятно, станет альтернативой интернету.
Мотель
Потом, после закрытия клуба, я осел на новой территории в 25 км от города, на теннисных кортах в мотеле, на берегу залива. Какое-то время я провел в одиночестве. А потом потихонечку начали слетаться люди. Когда это начало происходить, я понял, что ничего уже сделать с этим не могу. Это привычное для меня состояние общения. Вокруг появилось очень много музыкантов, друзей их друзей. Началась круговерть. Чаепития и салаты. Первые годы моей дочери прошли там, она вовлекала всех моих друзей в свои детские игры. Нашим постоянным спутником был Дусер (экс-барабанщик Tequilajazzz. — Ред.). Это был своего рода феномен. Так прошло десять лет, пока мне не сказали: Всеволод, должен же быть предел, сколько можно? Пришлось с чаепитием покончить.
Balcony TV
Я всегда был замечен в каких-то процессах, конечно же, у меня есть некие амбиции. Хочется обгонять. Клубная история на практике двух лет в клубе «Китайский летчик Джао Да» стала скучна. Клуб стал чем-то привычным, рутинным. Даже западные модели более не удивляют. Здесь работают определенные законы маркетинга. Группа должна быть презентабельна, музыка — удовлетворять запросы публики, публика должна тратить больше денег. Музыка должна способствовать пищеварению... Но был изгнан, поскольку в этом случае я не осуществлял свою идею, а работал по найму. И, похоже, вовремя; хоть я лишился работы, которую в моем возрасте найти трудно, но я благодарен тому, что получил какой-то опыт и соприкоснулся с современной музыкальной сценой этого города. И ухватил какое-то ощущение времени. Последние два-три года я наблюдал за сайтом Balcony TV, когда материал для него снимался только в Дублине, Гамбурге и Лондоне. Мне в этом показалась здоровая альтернатива клубу — потому что клуб для меня остается агрессивной средой с курением, алкоголем, громкостью, суетой, подчинением определенному укладу. Я же — человек экологически чистый. И мне интересны неформатные концерты на свежем воздухе без подготовки, без изнурительных саундчеков и прочего. И сам формат unplugged всегда мне импонировал.
Конечно, сейчас на Balcony TV есть и террасы, и крыши, и играют там и в электричестве. Хотя стоит у них там громко зашуметь — сразу прилетает полиция, как было с Tequilajazzz в Нью-Йорке: кто-то уговорил их подняться наверх, и через полчаса на фоне печально знаменитых впоследствии башен возник вертолет.
Я сам играл в группе, существовавшей в двух ипостасях. Была акустическая группа, которая трансформировалась в электрическую. И произошла стилистическая утрата, категорическая утрата правильного ощущения. Что двигало нашим старым другом, который пошел по этому пути? Жалко, что «Аквариум» не сохранился в акустическом варианте. Это было точнее.
Когда я освободился от клуба и увидел, что Balcony TV появилось в Костроме, то сдержаться уже не мог. Как такое могло произойти? Ведь я давно это заметил, давно это хотел сделать! И вот это сделано в городе, где музыкальная сцена гораздо более умеренная.
И тут же материализовался балкон балерины Софьи Аржаковской, дочери одной моей старой приятельницы. Она замужем за состоятельным человеком. И когда мы с ней пересеклись в Москве пару месяцев назад, она предложила мне своего рода покровительство и спросила, чем она может мне помочь, к примеру, запустить какой-нибудь процесс. У меня давно были фантазии в спектре Джулса Холланда и его шоу, но это абсолютно недостижимая история. И амбиций ведущего у меня нет. Так что я сказал ей о балконе. У нее как раз оказалась замечательная квартира на Петроградской стороне в стадии ремонта. Ремонт не касался балкона — и длиться он будет до самой осени. Можно пользоваться. Я быстренько связался с «балконьерами» в Дублине, неким Стивом О'Риганом. Прошел формальную регистрацию и сделал тестовую съемку — в XXI веке купленного случайно рекордера Zoom 2 оказалось достаточно для записи звука. Снимал я группу Shokalsky Revenge, где играет Данила Холодков, которому я предложил стать презентером. А он, в свою очередь, порекомендовал Настю Масленникову, с камерой. Еще я позвонил Саше Сенину, барабанщику «Петли Нестерова», — с ним мы пересеклись на дне рождения Ольги Слободской, которая, как известно, была душой Ленинградского рок-клуба. Я поведал ему о своих фантазиях, и как человек, знающий характер телевизионной работы, он тут же согласился принять в этом участие. Так у нас мгновенно образовалась команда.
Рок-музыка
Я давно пытаюсь для себя сформулировать, что такое рок-музыка. В первую очередь это ощущение одной правильной вибрации. Она ощущается интуитивно. Где бы ты ни учился, в школах, в консерваториях — ничего не получится. Важны импульс и какая-то правильная комбинация людей, в которой ты чувствуешь себя комфортно. Рок-музыка хороша тем, что она вбирает в себя все присущие человеку качества, положительные и отрицательные. Она может быть одухотворенной, поэтичной. И при этом в ней есть страсти, жуткие, отвратительные, агрессивные, демонические черты. В ней есть своего рода патология — доведение до крайности. Все это дает полный спектр, чего нет ни в одном музыкальном жанре. Рок-музыка включает весь спектр человеческих страстей. И она может быть беспристрастной.
Фронтмены и соучастники
То, что в группах под старыми названиями меняются все участники, кроме лидера, — это ненормально. Меня это не устраивает. Произошла подмена понятий. Могут ли у группы быть разные составы, может ли она существовать без основного автора и фронтмена, носителя духа группы? Конечно, Гребенщиков всегда был фронтменом. Но ведь и остальные не были просто статистами и свидетелями развития его карьеры, а были деятельными соучастниками. Каждый эту группу составлял. Что в сумме давало правильное ощущение группы. Я помню, что в те времена, когда не было альбомов, помимо того что «Аквариум» был группой, где, конечно же, играет Боб Гребенщиков, — но также и группой, «в которой этот парень играет на виолончели». Виолончель была таким же атрибутом, как и тексты, его голос и его манера пения, и была своего рода «торговой маркой». И это давало полную картину. Когда исчезают формальные признаки, остается только бренд, а группа перестает быть группой и превращается в предприятие.
Каверы
В свое время Джимми Хендрикс сыграл «All Along the Watchtower»Боба Дилана и сделал ее своим коронным номером. Это нормально, когда ты играешь чужую песню, получая импульс, что она нужна в репертуаре. Любые трибьюты — это другая история. Лейбл говорит: нет, эту песню не надо петь, ее уже записали, давайте вы выберете другую. Либо мы вам предложим. В этом есть момент маркетинга.
И к слову о маркетинге. Мы с Сашей Ляпиным (гитаристом «Аквариума». — Ред.)порой играем вместе. Даже ездили в Израиль. И недавно схожая ситуация назревала с Америкой. Буквально месяц назад. Я музыкант на много уровней ниже его, не могу играть такую музыку, как у него. Но иногда что-то складывается, тем более что в этом году к нам присоединился Миша Файнштейн (басист «Аквариума». — Ред.). И наш приятель Дэвид Гросс, который собирался делать наш концерт в Нью-Йорке, сказал, что хочет использовать этот маркетинговый ход. Коль скоро этот год был назван годом «Аквариума», а мы — существенная часть «канонического» состава, не включить ли нам в программу несколько старых песен. Идея была бредовая, но мы решили попробовать ради хохмы. В это же время в Америку собирался Леша Зубарев, с которым мы вместе никогда не играли, но он участвовал в другом составе «Аквариума». Мы созвонились и предложили ему к нам присоединиться и сыграть попурри на тему старых песен. Ощущение было интересное — голос Гребенщикова, как важная составляющая, отсутствует. А песня есть. И звучит абсолютный «Аквариум». То есть каждый из нас сохранил ощущение звучания той группы. Наверное, когда Кригер и Манзарек гастролируют сейчас вместе, они также передают какой-то неповторимый саунд группы The Doors.
Но наш проект разлетелся, Ляпин уехал в США один. Однако мы тогда набрали часовую программу из песен «Аквариума». И в какой-то момент даже «потащились». Саша, скажем, один в один играет развернутое соло из песни «Небо становится ближе». Думаю, что любой человек, который все эти долгие годы слушал «Аквариум», наверняка уловил бы это состояние и эту вибрацию. Наверное, мы могли бы даже поучаствовать в объявленном конкурсе каверов?
Последняя «активистская» песня группы Севы Гаккеля:
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова