16 сентября в московском ЦДХ и 19 сентября в петербургском музее «Эрарта» выступит трио, состоящее из известного французского трубача Эрика Трюффаза, латышского барабанщика Артиса Орубса и мультиинструменталиста, композитора и режиссера Зигфрида. Неутомимый путешественник, пианист и виолончелист, Зигфрид (или просто Зиг) втягивает в свое творчество самых разных людей — от мастера индейской флейты Криса Хейворда до лидера петербургской группы «Есть Есть Есть» Миши Феничева. Егор Антощенко поговорил с Зигом об импровизации и свободе в кино и музыке.
— Вы человек множества профессий: музыкант, режиссер, фотограф. Какая идет первой по счету?
— Музыка. С шести лет я начал заниматься на фортепиано, потом учился композиции в Парижской консерватории, начал сочинять музыку. Где-то в 17 или 18 лет я начал снимать короткометражные фильмы прямо на улицах. Они оказались довольно успешными — так что в 23 года я снял свой первый полнометражный фильм практически без бюджета.
— Это очень долгая история: впервые мы встретились, когда мне нужен был трубач — я тогда записывал музыку для своего первого фильма «Луиза (дубль 2)». Это произошло больше двадцати лет назад, он уже был известным музыкантом в то время. За годы, прошедшие с тех пор, мы очень сблизились: записали несколько пластинок в студии, играем концерты в трио с замечательным латышским ударником Артисом Орубсом. С Эриком здорово играть, он дает партнерам много свободы.
— Вы уже знаете, что будете играть в Москве и Петербурге?
— Если честно, нет. Я всегда думаю о новых идеях — с таким музыкантом, как Трюффаз, интереснее делать что-то новое, чем возвращаться к старым вещам. Хотя и они могут появиться в каких-то новых версиях. Это будет такое спонтанное сочинение музыки. Как на вечеринке: ты же не говоришь каждому гостю, что ему делать, — пусть занимаются чем хотят. Вот и у нас так: я начинаю с мелодии, Эрик или Артис отвечает, мы в игре.
— Вы часто называете композиции по именам городов, где были. На совместной пластинке с Трюффазом фигурируют Алма-Ата, Бангкок…
— Да, я всю жизнь путешествую и часто делаю такие зарисовки в разных местах. Иногда записываю на диктофон атмосферу того или иного города, звуки улицы или метро. Или стихи, или обрывки мелодии, которую кто-то напевает рядом, — мне важно создать пространство в своих композициях, и эти вещи здорово в этом помогают.
Зиг и тунисский певец Мунир Труди на концерте в Риге
— Как-то вы записались с Мишей Феничевым из питерской группы «Есть Есть Есть». Расскажите, как это произошло.
— Я выступал на одном фестивале с его группой 2H Company в начале нулевых — она мне очень понравилась! Вообще у меня джазовый и классический бэкграунд, но я люблю и хип-хоп тоже, тогда я как раз работал над урбанистической пластинкой «Hip Blue Session». Я тут же попросил Феничева написать какой-нибудь поэтичный текст — мне сказали, что у него очень образный язык. Все было спонтанно, я записал его за час.
— Как вам вообще звучание русского рэпа?
— Я не очень в нем разбираюсь, но слышал какие-то треки. На самом деле важны поэзия, ритм, подача. У Миши очень классный быстрый флоу, в этом есть что-то от старой школы, мне нравится.
— Еще у вас есть совместный альбом с флейтистом Крисом Хейвордом, написанный под впечатлением от путешествия в Марокко. Как вас занесло в Африку?
— Я часто бываю в тех краях: в Тунисе у меня есть музыкальный проект с суфийским певцом Муниром Труди. Что касается Криса, то он для меня как большой брат, я знаю его столько же, сколько Эрика. Он большой мастер: может в один день выступать с филармоническим оркестром, в другой — играть сумасшедший джаз, в третий — шаманскую музыку на индейской флейте. Я привез из Марокко записи местной музыки, записал шум улиц, города — так что, когда слушаешь эту пластинку, создается впечатление, что она записана не в студии во Франции, а там.
Трейлер фильма «Санса»
— Поговорим о кино. Наверное, самый ваш известный фильм — это «Санса», роуд-муви о беспечном художнике, который путешествует по всему миру без гроша в кармане. В России у него забирают последние деньги, потом он попадает в плен не то к революционерам, не то к бандитам — вы как-то чересчур мрачно страну показываете.
— Ну это же всего лишь кино. Иногда нужно дать сюжету толчок, думаешь: не устроить ли здесь войнушку? Я отношусь к этому просто. Я люблю людей, и если мне встречается интересный персонаж, я сразу начинаю придумывать, как я могу его задействовать, — с музыкантами тоже так. Так было с девушками, с которыми Санса напивается в России, — это мои подруги из Иркутска. Я часто импровизирую: под Петербургом мы нашли прекрасную промзону с брошенными контейнерами, и я решил, что она идеально подходит для сцены с перестрелкой. Ты не просчитываешь все, какие-то части фильма рождаются спонтанно.
— Я думал, что на съемках все должно быть четко, как в армии: сценарий, тайминг и так далее.
— Что-то, естественно, продумывается заранее, над фильмом работает много людей, так что все должно быть организованно. Но, в отличие от других режиссеров, я всегда оставляю в сценариях пространство для спонтанных моментов.
Я люблю людей, и если мне встречается интересный персонаж, я сразу начинаю придумывать, как я могу его задействовать.
— В главном герое «Сансы» есть что-то от вас?
— Мне все друзья говорят, что я снял фильм о себе. Но он скорее о моей жизненной философии: страсти к путешествиям, новым встречам, приключениям. Санса бы не смог просидеть год в студии, монтируя фильм. В конечном счете я рад, что за картиной видно, что за человек ее снимал. Это случается далеко не всегда: иногда есть просто история, жанровые клише, стиль, но за всем этим не видишь личности автора. Мне скорее ближе по духу дирижер Клик, с которым Сансу сводит судьба.
— Последний ваш фильм называется «Детские истории», и он был снят в Казахстане и в Индии. Как вы над ним работали?
— Если в «Сансе» у меня была съемочная группа, то здесь я решил снять все самостоятельно. Фильм был сделан за три дня, часть его снималась у моего друга в Казахстане, часть — в Калькутте. В кадре — самые обычные дети, им нравилось играть, хотя управляться с ними порой было тяжело. Сами съемки продолжались всего три дня, это две маленькие истории о детских мыслях и переживаниях. Все проходило весело, серьезная работа началась потом, когда я увидел отснятый материал. Вообще талантливые дети в кадре — это лучшее, что может быть в кино. Потому что когда люди видят их на экране, они ностальгируют по собственной юности.
— Вам хотелось бы снять фильм с большим бюджетом?
— Многие думают, что деньги дают свободу, но мне так не кажется. Потому что ты вынужден постоянно советоваться с теми, кто их дает. У меня есть друзья, которые делают высокобюджетное кино; им постоянно приходится отстаивать свои идеи перед продюсером, пробивать каждый замысел. Ты не можешь, как я, сказать: «Не волнуйтесь об этой сцене, здесь я буду импровизировать». Тебе скажут: «Ты что, рехнулся?» Я, в отличие от этих друзей, могу заработать деньги концертами и вложить эти деньги в кино, если понадобится. Мне не нужно ждать, когда кто-то выделит бюджет, — я могу при желании начать съемки хоть сегодня вечером. Я работаю быстро, актерам не нужно быть со мной месяцами. Я спрашиваю: ты свободен завтра? И на следующий день начинаются съемки. Это как джазовый джем — часто из этого получаются превосходные вещи.
Разговор Дениса Куренова о новой книге «Воображая город», о блеске и нищете урбанистики, о том, что смогла (или не смогла) изменить в идеях о городе пандемия, — и о том, почему Юго-Запад Москвы выигрывает по очкам у Юго-Востока
Победительница берлинского Encounters рассказывает о диалектических отношениях с порнографическим текстом, который послужил основой ее экспериментальной работы «Мутценбахер»