«We're so fucked. Shit outta luck. Hardwired to self-destruct» (примерный перевод: «Нам хана. Непруха пи***ц. Запрограммированы на самоуничтожение»). Такие слова звучат в припеве номера «Hardwired», открывающего новый, то ли десятый, то ли тринадцатый (если считать двойной сборник каверов, перепевки собственных старых песен с симфоническим оркестром и пластинку с Лу Ридом), альбом группы Metallica. Вроде бы нормальная ситуация для группы тяжелого рока — рубленая прямолинейность высказывания, дерзкая ненормативная лексика, нигилистская поэзия самоуничтожения, все такое. Если проглядеть список песен новой пластинки, то знакомый разговор продолжается и там. Пламя, смятение, мертвый. Месть, убийство, кость. Огонь, иди со мной.
Вот только эти вынесенные не только в припев песни номер один, но и в заголовок самого альбома «Hardwired… to Self-Destruct» слова — неправда. Metallica — третья группа в истории по количеству проданных пластинок, суммарный личный капитал участников которой неумолимо подползает к отметке в полмиллиарда долларов, — наслаждается творческой и финансовой свободой, доступной лишь ограниченному числу простых смертных. Им хватает ресурса на то, чтобы осуществить практически любую идею, что взбредет в их седеющие головы. Двухдневный музыкальный фестиваль с лайнапом длиной в четыре десятка групп? Концертный фильм в 3D с отдельно снятой художественной составляющей, выходящий в кинотеатрах? Собственная съемочная группа, ежедневно постящая профессионально снятые и смонтированные отчеты с каждого концерта двухгодичного тура на собственном канале на YouTube? Клип на каждую песню с альбома, на котором их дюжина? Запросто. Пожалуйста. Держите. Многодневные резиденции на крупнейших стадионах планеты, хедлайнерские слоты на самых известных фестивалях, ежегодный «День Metallica» в парке в Сан-Франциско — миллионы людей по всей планете, думается, были бы совсем не против, чтобы их непруха воплощалась похожим образом.
Что же тогда имеет в виду Джеймс Хэтфилд, когда напряженно кричит «We're so fucked»? Может быть, речь о творческих поисках, которыми группа маялась все восемь лет, что отделяли «Hardwired» от предыдущего альбома «Death Magnetic» (самая длинная пауза между альбомами за тридцатилетнюю историю группы)? Да нет, «Hardwired» — тот же самый альбом, что группа так или иначе, с поправкой на незначительные нюансы, записывает последние двадцать лет.
Так какая хана, мужики? Какая непруха, какое самоуничтожение?
Единственный, который она еще помнит, как делать, — бесконечный опус, где проблески былого величия (удачный рифф там, запоминающийся мелодический ход сям) не очень-то щедро разбросаны среди неумолимо накатывающих пластов настойчивой посредственности. Таким был дуплет «Load»/«Reload», такими же были и презираемый всеми «St. Anger», и вознесенный на щит как возвращение в форму «Death Magnetic».
Что за незначительные нюансы? Ну как — «Load»/«Reload» делала группа, страстно желавшая сказать новое слово в собственной истории. «St. Anger» — группа, отчаянно стремившаяся выбраться из жестокого кризиса идентичности и обрести хоть какую-то форму. «Death Magnetic» — группа, уверенно и деловито лепившая эту форму с самих себя двадцатилетней давности. «Hardwired» в этой системе координат — что-то вроде окончательного примирения с самими собой. Metallica тут не смотрит ни вперед, ни назад, а исключительно в зеркало. И с тем, что смотрит на них оттуда, им — в кои-то веки — вполне нормально.
Так какая хана, мужики? Какая непруха, какое самоуничтожение? Все отлично вообще. Успех, процветание, свободное творчество. Долгая счастливая жизнь. Скорость, цветы, электричество, старость.
Что будет дальше, можно с закрытыми глазами расписать практически по пунктам. Будут пачки горделивых интервью о том, что вот это-то — наконец-то самое то, чего всегда хотелось. Будут словесные баталии на форумах и в социальных сетях (да хоть вот прямо под этим текстом). Фанаты в длинных и невероятно складных постах будут нежно ругать звук барабанов Ларса Ульриха и недостаток соляков Кирка Хэмметта — сойдутся на том, что Джеймс Хэтфилд молодец, а звук и правда говно. Будет марафонская мировая гастроль с заездами в Уругвай и Большую Мурту. Будут переполненные стадионы. И будет тот самый волшебный момент где-то через час после начала, когда отгремят новые песни и начнется наконец «For Whom the Bell Tolls» или «Master of Puppets» — и шестьдесят (или сколько там) тысяч человек разом станут заметно счастливее.
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова