«Были на фабрике по производству травы в Колорадо. Два раза. Удивительное место — все по закону», — улыбаясь, рассказывает Василий Вакуленко о своих впечатлениях от недавней гастрольной поездки по Соединенным Штатам. Потом разговор переходит на то, что в соседнем штате Канзас за хранение марихуаны можно получить срок, а слишком либеральная политика властей Калифорнии в отношении людей, употребляющих наркотики, по мнению Вакуленко, является узаконенным убийством.
Уроженец Ростова-на-Дону Василий Вакуленко известен миллионам россиян как поп-герой Баста, человек из жюри телешоу «Голос» и автор одного из главных хитов прошлого года «Выпускной». Но у него есть и другое, хулиганское, альтер эго — Ноггано, в песнях от лица которого Василий Вакуленко выкладывает бурный опыт своей ростовской юности, шутит по-черному и иногда смачно матерится. Эдакий мистер Хайд при воспевающем любовь и семейные ценности Басте. Под занавес прошлого года, 31 декабря, после семи лет молчания Ноггано выпустил колоссальный альбом на 35 треков «Лакшери», где юмористические криминальные истории и песни-галлюцинации перемежаются одами родному городу и крепкой мужской дружбе.
После уместной в студии Ноггано увертюры о наркополитике мы переходим к разговору о «Лакшери», который Василий Вакуленко считает очень удачным альбомом, его суде с Кириллом Толмацким, известным как Децл, общественных организациях, преследующих людей, употребляющих наркотики, и ближайшем гала-концерте Басты в «Олимпийском».
— Почему ты выпустил альбом Ноггано 31 декабря? 30-го доделывал последний трек?
— Мы специально так придумали. Мы уже вместе со Смоки Мо выпускали альбом 1 января. Это был первый альбом в году. А «Лакшери» — последний альбом года. Других на русском языке не выходило.
— Конечно, все уже салаты резали, а тут — альбом.
— Вот порезали салаты, потом можно послушать длинную историю в 35 колбасок.
— Остались какие-нибудь песни, которые не вошли в альбом?
— Осталось очень много. Шесть-семь песен очень интересных. Они уже не получались так, как хотелось.
— Какой самый свежий трек на «Лакшери»?
— «Кот, который тебя унизит» — у него не было ни одного куплета написано. Был только припев и немного в другом формате. Эту песню я оставил благодаря Полине Гагариной. Она как-то зашла на студию, услышала припев и говорит, мол, что это за ересь смешная, крутяк. Я никак не мог доделать для него куплеты и записал в последний момент. Мне он очень нравится.
— «Кот» — это твой ответ интернет-критикам?
— Кот — это третий герой из «Собака съела товар». Мы сделали клип на эту песню в Лос-Анджелесе. Снял крутой парень Айсултан (Сеитов. — Ред.). Он сделал фильм «Шакал», который получил премию голливудского кинофестиваля. Парню 19 лет. В такие моменты чувствуешь себя никчемным пенсионером.
— Это тот, где ты в костюме супермена ходишь?
— Нет, это я сам дурняк снял. Сам монтировал в iMovie. Мы просто купили в Штатах костюм супермена.
— А «Комсомольская правда» про это уже новость написала.
— Представляешь? Мне мама позвонила после этого и сказала: «Ты все херней занимаешься, сынок?» Конечно, чем еще заниматься. Но весело же получается.
— Мне показалось, что на «Лакшери» песни подобраны блоками — о мужской дружбе, хулиганский, юмористический, ностальгический.
— Они так и писались — блоками. Так в альбом и вошли. Мне они очень нравятся. Очень удачная работа. Это альбом, который мне нравится слушать самому. Я его так быстро написал, что он мне не успел в процессе надоесть.
— А другие свои альбомы не слушаешь?
— Ну так… (Фыркает.) Нет.
Мне мама позвонила после этого и сказала: «Ты все херней занимаешься, сынок?»
— Мне показалось, что главное слово на этом альбоме — «брат».
— Да.
— Почему?
— Непонятно почему так получилось. Пенсионная какая-то вещь. Сейчас над этим принято глумиться. «Брат», «бро» — все это эстетика 90-х. Кроме того, последние три месяца, пока я писал альбом, происходили конфликты с «Немагией», с Кириллом Толмацким. Сначала меня вся эта херня изводила — суды, склоки. А потом я понял, что мне надо включиться, находиться в потоке этого дерьма, и эта энергия совпала с альбомной. Я, когда пришел в ростовский суд в костюме, почему-то вспомнил фильм «Народ против Ларри Флинта». Все было очень мило. Мне очень понравилось. Мама только переживала.
— Вся эта херня закончилась?
— Полтинник надо отдать Кирюхе — и все (Кирилл Толмацкий подал иск в миллион рублей за оскорбление чести и достоинства. Суд обязал Василия Вакуленко выплатить 50 000 рублей. — Ред.). Он проиграл. Мне стало его искренне жаль. Я даже с его адвокатом разговаривал. Я ему сказал: ты же понимаешь, что подкинул человека в процесс, который нанес ему больший ущерб. Ты-то, понятно, сделал себе имя — адвоката Валояна теперь знает страна. А Кирю ты просто загнал непонятно во что. Даже человек, не считающий его «лохматым чмо», при встрече вспомнит эту клишатину, которая к нему прикрепилась.
Глумиться над людьми, употребляющими наркотики, — это подлость и самое низкое дело, которое может быть.
— Кирилл Толмацкий приезжал в ростовский суд?
— Нет. А я его приглашал. Это же легендарный суд — в нем рассматривали дело Филиппа Киркорова про розовую кофточку. Мой районный суд — чудотворное место, где происходят самые громкие процессы страны.
— «Лакшери» заканчивается ностальгическим блоком песен о Ростове. Ты специально к этому подвел?
— Оно само так выстроилось. Когда я написал песню «Стволок за поясок», я очень переживал, куда она встанет в альбом. Она настолько отличается от всего остального. Потом я понял, что скит из фильма «Окраина», одного из моих любимых фильмов, правильно настроит людей.
Я искренне могу сказать — не как автор, а как слушатель, — что по эмоциональным склейкам там все логично сошлось. Если перемешать песни, то был бы диссонанс. Как журналисты пишут, эта пластинка получилась самой целостной. На других альбомах у меня не получалось. Мне скучно. Я когда слушаю целостную, концептуальную пластинку, мне становится очень тяжело. А так получился как будто бы плейлист чужих песен. Вот как я живу — слушаю разную музыку, такой и этот альбом. Он мне напоминает старые сборники студии «Союз». Там была разная музыка — сначала Александр Маршал, потом мог быть «Ляпис Трубецкой», потом «Зимняя вишня». Их собирали как саундтреки для разных ситуаций в жизни человека. Я так и делал.
— Расскажи о песнях, которые не вошли в альбом.
— Там были интересные. Некоторые вторичные, форматные треки в стиле Ноггано. Когда я понимаю, что получается трек в стиле Ноггано, я сразу его исключаю.
— В стиле Ноггано — это как?
— Типа «Застрахуй». Клишированные треки. Я их постарался исключить, хотя среди них были неплохие юмористические вещи. Например, была залихватская хренотень «Гоп-стоп». Для меня это бэ-э-э (показывает, что сыт по горло). Но люди просят снова того же самого. Зачем еще раз про Жору? Послушайте старые песни.
Хотя были и прикольные вещи — например, про п*здуна или трек «Пресс-конференция», где я сорока разными голосами задавал сам себе вопросы. В стиле журналистов советской школы — знаешь, они задают тебе вопрос, так что не дают тебе ответить, и берут интервью у себя. Я писал этот трек четыре года назад, многое изменилось, и мне надо было сесть и переписать все заново, но на это не хватило ни сил, ни времени. А идея крутая.
— Сколько делается песня Ноггано по времени?
— По-разному. Все упирается в сведение. «Кота», например, написали за час. Аранжировка, украшательство — на это уходит больше времени. Бывает так, что текст давно написан — например, «Тихий Дон»: я эту песню давно написал, но последние четверостишия в первом куплете и во втором мне не нравились. Мы долго ругались, но я все же переписал ее. Я чувствую, когда песня не дотягивает.
— Мне очень понравилась песня «Чи-Чи Га-Га». Особенно часть про перемигивание с собакой — это твой ответ «Я обернулся посмотреть, не обернулась ли она, чтоб посмотреть, не обернулся ли я».
— Да — это вообще шлягер, скажи? (Смеется.) Это про нейролептики. Я на нее обязательно буду снимать видео. Хочу снять про обычного человека, который работает в офисе, а в его голове разворачивается безумная галактика. Но он вынужден соответствовать внешнему порядку и, чтобы его не закрыли в дурдом, выпивает то желтенькую таблеточку, то красненькую. Я это визуально очень хорошо себе представляю.
— Это история из личного опыта?
— Конечно. Это патология, которая присуща 60—70 процентам русских людей. Мы любим воевать со всем миром, при этом внешне оставаясь милыми людьми. Когда я слушаю этот трек, чувствую привкус лекарств — полезных препаратов, которые выравнивают общий эмоциональный фон.
— Тебе доводилось принимать такие препараты?
— Когда в дурдоме лежал — конечно. 25 дней длиной в жизнь. Советская школа психиатрии. Шестое провизорное отделение. На первом альбоме Ноггано про это была песня «Дурка». На «Лакшери» есть еще одна песня про это — про маму Кирилла. Болезненно интересно, что происходит в голове у людей, которые привязаны к кроватям или вынуждены в магазин ходить с мамой. Много таких людей. Самый крутой фильм про это — «Игры разума». Это номер один из моих любимых фильмов, я его просто обожаю. Я его когда первый раз увидел, у меня температура поднялась. У меня таких вещей не было, но, когда я лежал в больнице, среди моих соседей были очень заряженные люди. С невидимыми гостями, которые присутствовали в их жизни наравне с реальными людьми. Чтобы не погружаться в это дерьмо сильно, они пьют лекарства. Это интересный материал для исследования.
— На альбоме есть сатирическая песня «Не кури марихуану», где высмеяна организация «АнтиМэри». Есть ли здесь связь с обществом «АнтиДилер»?
— В целом и со всеми подобными общественными организациями, которые занимаются непонятно чем. Я иронизирую на их счет.
У меня был концерт в Ледовом дворце. Ко мне пришли ребята из такой организации — хотели поговорить на камеру. Зашли после концерта. Мальчик с девочкой снимают все происходящее на видео: «Вот, Василий, я хочу вам сказать, что на вашем концерте мы нашли только двух людей, которые отказались сдать анализы». Я говорю: «А вы кто?» — «Мы — добровольческая организация». Отлично, говорю, чем могу помочь? Вот, мол, как вы относитесь? Лично к вашей работе, говорю, отношусь очень негативно. Отношусь негативно к людям, которые вместо того, чтобы конкретно заниматься проблемой, занимаются спекуляциями и набором баллов. Глумиться над людьми, употребляющими наркотики (не говоря уж о подростках, которые травку курят), снимать видео про убивающих себя людей — это подлость и самое низкое дело, которое может быть. Вы постройте клинику для них. Займитесь терапией. Займитесь изучением, как эту проблему решают в других странах. Человек, употребляющий тяжелые наркотики, — это человек, который осознанно выбирает путь самоубийства. Нормальный человек так делать не будет. Значит, за этим стоит личная трагедия, диссонанс с обществом и миром. Вы же показываете этих людей как падаль, а себя выставляете комсомольцами и пионерами. Я это презираю. Это я сейчас тебе в мягкой форме пересказал, а им я все сформулировал жестче.
— Организации типа «АнтиДилера» пытались отменять твои концерты?
— Дима Носов (лидер «АнтиДилера», исключенный из ЛДПР за «увлечение собственным пиаром». — Ред.) мне писал, когда было задержание группы «Каспийский груз». Кстати, перед ними никто даже не извинился за то, что их продержали столько времени. После этого я написал в Твиттере Диме Носову, что предлагаю его организации заниматься делом — подметать улицы, красить заборы и тому подобное. Он в своем развернутом интервью сказал: мы пропустим то, что Василий сказал об этом. Мол, спустим ему с учетом его творческих заслуг. Такая манера общения.
У меня были контакты с Госнаркоконтролем в Пензе где-то пять лет назад — нас принимали со спецназом.
— Сейчас, наверное, не рискнут.
— Пускай. Все прекрасно понимают, как я на это отреагирую. Я придам этому событию определенный фон. Я потребую как гражданин, чтобы сотрудники полиции сдали анализы вместе со мной. Сейчас же есть такая вещь, как «анонимка», на нее сотрудники полиции должны отреагировать. Я тут же стану анонимным заявителем, который сообщит, что у него подозрения, что задерживающие его сотрудники сами находятся в состоянии наркотического опьянения.
Все хотят срезать плоды. «Вот они употребляют — они плохие!» А в чем причина? Никто не хочет заниматься настоящей работой. Ведь это работа на будущее — работа с поколениями. Это на хрен никому не нужно.
Я потребую как гражданин, чтобы сотрудники полиции сдали анализы вместе со мной.
— Сейчас у тебя идет подготовка к концерту Басты в «Олимпийском»?
— Идет, конечно. В первую очередь, по сценографии. У нас новых песен в программе не очень много, почти все отрепетировано. А вот с шоу много работы, потому что мы впервые будем выступать на сцене в 360 градусов.
— У позапрошлогоднего шоу Басты в «Олимпийском» тоже была изрядная сценография — двухуровневая сцена, декорации, настоящая «Волга», актерская массовка, надувной олимпийский мишка.
— Это было слишком. Нам просто хотелось попробовать. В этот раз мы сделаем шоу за счет видеомэппинга и световых решений. Мы будем делать проекции с трибуны на трибуну, и у людей будет ощущение, что другие зрители смотрят на них из окон домов, а я выступаю во дворе. Мэппинг позволяет делать все что угодно. Будет крутящаяся сцена — за время исполнения трека я буду делать полный круг.
— Как у группы U2?
— И еще у десятка групп. Как у Джастина Тимберлейка или у Muse, которые в том же «Олимпийском» это сделали крутейшим образом. Мы все равно вынуждены повторять то, что придумали до нас. В России нет ни одного самобытного концерта. Ну, за исключением группы «Мельница» (улыбается).
Тут вопрос в том, чтобы всем все было слышно и видно. А чем больше это будет приближено по техническому качеству к концерту U2, тем лучше (смеется).
— Помнится, ты был очень недоволен «Олимпийским» как площадкой после позапрошлогоднего сольника.
— Очень. Но «Олимпийский» — это же как Мавзолей. Это какая-то языческая херня — тянет, как на Эверест. Мы долго обсуждали технические возможности и пришли к выводу, что в «Олимпийском» можно сделать концерт правильно, только вместо одного комплекта звука нам будет нужно семь. Мы отстроили мониторную концепцию, придя к гениальным решениям.
Но от п*здеца мы не застрахованы. Иногда возникают проблемы, которые невозможно предугадать. Я уже в прошлый раз был готов делать концерт на весь «Олимпийский», но нам сказали, что нельзя — мол, у нас будет во второй половине какая-то агровыставка. Я прихожу на концерт, и, естественно, никакой агровыставки нет. Потом у нас за ночь до концерта сгорел пульт, на котором работала Мадонна и который стоит 600 тысяч евро. Звук был уже настроен, все было идеально — и вот он сгорает. Из-за того что все настройки были сбиты в последний момент, до самого моего выхода на сцену шел саундчек. Мне уже во время концерта настраивали мониторную линию. Поскольку шла прямая трансляция концерта в интернет, я не мог подбегать к звукачам и кричать «я тебе голову отрежу», как я обычно это делаю на концертах. Когда я дошел до последних пяти треков, я был в бешенстве.
— Чей альбом ты будешь делать следующим?
— Не знаю. «Братьев Стерео», Nintendo. Много времени — надо придумать, во что включиться.
Что бы ты ни делал — ты оказываешься подонком, транслирующим концепции, монстром, навязывающим свое видение.
— Новые артисты лейбла «Газгольдер»?
— Нет, спасибо. В связи с последними историями это отодвинется в сторону.
— Да. Вообще не хочется тратить время на вкладывание человеческих сил. В итоге, что бы ты ни делал, ты оказываешься подонком, транслирующим концепции, монстром, навязывающим свое видение. Человек от лейбла — в глазах и музыканта, и слушателя — это всегда представитель империи зла. А работать как настоящий лейбл — требовать соблюдения обязательств, соответствия пунктам договора — для меня тоже мучительная херня. Я разочаровался в себе как в человеке с административной хваткой. Оказалось, что ее просто нет.
Я лучше займусь собой — попишу. Я готов помогать молодым артистам — делать совместные треки, но так, чтобы без взаимных обязательств. Сделали — и пошли дальше.
— Ты следишь за новыми героями русского хип-хопа. Где та молодая смена, которая сотрет Ноггано с лица земли?
— И много таких людей. Но я не считаю музыку и Басты, и Ноггано рэпом. Я, к счастью, в свое время проскочил эту рэп-определяющую. Это просто музыка, которую я делаю, — некоторые треки могут слушать и оценивать рэперы. Но дело здесь не в смене, которая сотрет, а во мне: в какой момент я пойму, что — всё!
Есть подозрение, что я не смогу себе признаться в том, что изжил себя.
— Что-то ты и в интервью, и в песнях все больше и больше говоришь про неумолимое течение времени.
— Слушай, ну это любимая тема русского рэпа. Каждый рэпер с 18 лет начинает петь о времени и бремени бытия (смеется).
Здесь вопрос адекватности: конечно, я бы хотел всегда писать ох*енные песни. Но хотелось бы избежать судьбы русского рока — гордиться тем, что звучишь как 20 лет назад, по той причине, что не можешь звучать иначе. У меня есть спортивный интерес — постоянно делать современные песни. Чтобы моя бочка звучала так, как сейчас она звучит в актуальных аналогах. Сейчас Ноггано справился со всеми новыми задачами — я доволен тем, как получились многие треки. Но есть подозрение, что я не смогу себе признаться в том, что изжил себя. Я буду писать и писать, как старый маразматик, думая, что моя х**ня приобретает мнимую судьбоносность. Мне будут говорить: старик, ты чего? А я буду отмахиваться и говорить, что вы, козлы, ничего не понимаете. (Имитирует старческий голос.) «Потомки оценят!» (после паузы) Да, мне кажется, я буду хвататься за сцену когтями. Наверное, я буду смешной сумасшедший. Хотя вон «Руки вверх» е*ашут сколько лет — и ничего (смеется).
— Новый альбом Басты будет называться «Баста-6» и выйдет 31 декабря?
— «Баста-40». Выйдет на 40 лет. Я так уже шутил, но теперь вижу, что это походит на правду. Ведь уже 2017-й. Если я так сделаю, то все перевернутся: 40 лет же не отмечают. Просто «Баста-6» звучит х*ево, а тут самоирония. Так же любят концерты называть: «50, но я в строю», «Мне 70, но мы еще споем».
«Баста-40» — круто! Придется 40 песен писать.
Ноггано выступит 4 марта в клубе «А2» (Санкт-Петербург), а Баста — 22 апреля в СК «Олимпийский» (Москва).
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова