«Мы не живем в башне из слоновой кости имени Tangerine Dream»

Наследники знаменитого бренда немецкой электроники — о передвижном музее имени Эдгара Фрёзе, расширении аудитории и моде на звук 70-х

текст: Ник Завриев
Detailed_pictureXXII Международный фестиваль SKIF. Торстен Квешнинг, участник группы Tangerine Dream, на новой сцене Александринского театра, 2018© Кирилл Беляев / Коммерсантъ

Пионеры космоэлектроники — немецкий коллектив Tangerine Dream, об истории которого мы недавно писали, — дали первый концерт в России. Во время их визита в Петербург нам удалось встретиться с нынешним лидером группы Торстеном Квешнингом и Бьянкой Фрёзе-Аквайе, вдовой Эдгара Фрёзе и менеджером Tangerine Dream, и поговорить о философии группы, моде на звук семидесятых и о том, что помогает держаться на плаву полвека.

— Как было принято решение о том, что группа продолжит работать после кончины Эдгара Фрёзе? Он оставил какое-то завещание на этот счет?

Бьянка Фрёзе-Аквайе: В 2015-м, перед смертью, у Эдгара было четкое представление о том, какой должна быть следующая фаза в развитии Tangerine Dream. В последнее время он очень интересовался квантовой физикой и философией, поэтому назвал эту фазу Quantum Years (Эдгар Фрёзе делил творчество группы на фазы, или периоды; Quantum Years — восьмая фаза по счету. — Ред.). Он поставил себе задачу перенести это новое знание в музыку, и результатом стал наш новейший альбом «Quantum Gate» — его начал Эдгар, а доработали Торстен, Ульрих и Хосико. Для меня он стал прекрасным примером совместной работы, симбиоза музыкантов, а заодно и чудесным экземпляром того, что мы называем электронной музыкой.

Мы просто выполнили желание Эдгара воплотить в жизнь эту концепцию (которая началась еще в 2014-м с концертов в Австралии), и для меня как для менеджера группы и владелицы бренда Tangerine Dream решение продолжать дело Эдгара было естественным. Музыканты, в свою очередь, сразу согласились двигаться дальше, и теперь мы можем доносить музыку Tangerine Dream не только до тех поклонников, которые с нами давно, но и до нового поколения.

— Состав группы много раз менялся. Как Эдгар Фрёзе подбирал музыкантов, был ли у него какой-то критерий выбора? Была ли группа под его руководством «содружеством равных» или это все же был оркестр, ведомый одним композитором?

Торстен Квешнинг: Мне кажется, здесь играли роль очень разные аспекты. У каждого участника есть собственная роль в истории Tangerine Dream. Например, Петер Бауманн принес в группу мелодичность, а Йоханнес Шмёллинг — классический органист, у него очень кодифицированный образ мышления в том, что касается сочинения музыки. Пол Хаслингер, напротив, был весьма разносторонним, поскольку до участия в Tangerine Dream он занимался очень разной музыкой. Среди всех клавишников TD он лучше всего понимал фанк. Мне сейчас приходится играть на концертах некоторые его партии, и левая рука — чистый фанк, я так играть не могу (смеется). Стив Шройдер был идеальным человеком своего времени — 1972 года. В общем, у Эдгара на все были резоны и стратегии, а способность выбирать нужных людей в нужное время была, наверное, одним из ключевых его качеств.

Бьянка: У него была не только стратегия, но и интуиция. Ну и фактор симпатии тут тоже играл роль. Музыканты всегда очень тесно работали вместе.

Не всем удается поддерживать крейсерскую скорость.

— Расскажите о том, как в группе появился Ульрих Шнаус. Его вклад в нынешнее звучание Tangerine Dream кажется очень важным, к тому же он, кажется, единственный, кто на момент вхождения в состав TD может считаться состоявшейся звездой.

Бьянка: Ульрих был знаком с нами много лет и был давним поклонником музыки Эдгара. Это ведь именно Эдгар посоветовал ему переехать в Лондон и начать карьеру в Великобритании, что Ульрих в конце концов и сделал, и это было правильным решением. Tangerine Dream ведь тоже взлетели именно в Англии. Первые альбомы регулярно играл в своих программах Джон Пил, благодаря ему Tangerine Dream стали известны не только широкой публике, но и Ричарду Брэнсону, который тут же подписал группу на лейбл Virgin, основанный им незадолго до этого. Партии Ульриха отлично вписываются во вселенную Tangerine Dream и добавляют музыке новых оттенков. К тому же Ульрих и Торстен отлично дополняют друг друга. А Торстен был правой рукой Эдгара 12 лет и знает о музыке Tangerine Dream все.

— В апреле у вас был совместный концерт с Ричардом Барбиери, клавишником Japan и Porcupine Tree. Это была разовая история или вы собираетесь дальше работать вместе, что-то записывать?

Торстен: Ну, как минимум мы записали тот концерт! Поэтому планы совместной записи уже выполнены. Мы — большие поклонники Porcupine Tree (и Эдгар тоже очень их любил) и сольных записей Барбиери, а также того, что он делал вместе со Стивом Хогартом из Marillion. К тому же мы издаемся на одном лейбле Kscope, и он тоже живет в Лондоне. В апреле был концерт Tangerine Dream в Union Chapel, билеты на который быстро распродались, и нам назначили второй концерт на следующий день. И, чтобы не играть два дня подряд одно и то же, мы решили пригласить Ричарда. Сначала была идея просто пригласить его выступить перед нами, но потом мы решили позвать его присоединиться к нам на импровизационной части концерта, и, надо сказать, это сработало очень здорово!

Две иконы электронной музыки обнялись, как отец и сын.

— Вы поддерживаете связь с музыкантами, входившими в состав группы в разные годы? Играют ли они сейчас какую-то роль в жизни группы?

Бьянка: Да, конечно, мы общаемся с некоторыми бывшими участниками, но не могу сказать, что кто-то из них как-то участвует в текущей жизни TD. Музыка Tangerine Dream очень менялась за это время, не всем удается поддерживать эту крейсерскую скорость. Нам приятно вспоминать старые добрые дни, но все же наша цель — двигаться вперед.

— В одном из интервью Жан-Мишель Жарр очень тепло отзывался о работе с Эдгаром Фрёзе и вспоминал знакомство с ним как один из ярчайших моментов. Какие у вас остались воспоминания об их встрече?

Бьянка: О да, это был очень теплый момент. Жарр приезжал к нам в венскую студию ранней осенью 2014-го. Они с Эдгаром, две иконы электронной музыки, обнялись, как отец и сын! Они встретились так, как будто были знакомы уже сто лет, сразу стало понятно, что они абсолютно на одной волне. Я была так рада видеть это! Потом мы отлично поговорили о музыке, о философии и искусстве, и вообще день вышел очень плодотворным — тогда они записали трек «Gravity» для альбома Жарра «Electronica Part One». Мы и сейчас общаемся с Жан-Мишелем, например, он давал интервью для документального фильма Маргарет Кройцер «Tangerine Dream. Revolution of Sound», премьера которого прошла в прошлом году на Берлинале.

— Что вы думаете о новом поколении последователей Tangerine Dream вроде Стива Мура или музыкантов группы S U R V I V E, которые сделали саундтрек для сериала «Stranger Things», о сцене, сформировавшейся вокруг звука берлинской электроники семидесятых уже сейчас, в 2010-е? Как вы объясняете тот факт, что звук сорокалетней давности вдруг стал новым музыкальным трендом?

Бьянка: Мне кажется, это очень здорово, что молодежь не просто интересуется классической электроникой, но и развивает ее. Сейчас из этого звучания выросло что-то новое. Эта музыка отлично вписывается в наше время, в сегодняшний «цайтгайст». Мы не живем в башне из слоновой кости имени Tangerine Dream, мы охотно принимаем все современное! При этом мне хочется устроить что-то вроде передвижного музея Эдгара Фрёзе, чтобы молодежь понимала, где корни электронной музыки, которую они слышат сейчас.

Торстен: Мне вообще кажется, что вся современная музыка, включая то, что попадает в чарты, находится под влиянием семидесятых — времени, когда, собственно, и возникла идея, что электронная музыка может быть доступной. И Бритни Спирс, и Леди Гага — это ведь электронная музыка. А раз уж ты пишешь электронную музыку, ты должен знать корни. Так же как если вы играете инди-рок, то уж должны знать Velvet Underground — уроки нужно учить.

Мне хочется устроить что-то вроде передвижного музея Эдгара Фрёзе.

Tangerine Dream дают в этом году несколько концертов на больших фестивалях. Чего вы ждете от выступлений перед новой, более молодой, аудиторией?

Торстен: Расширение аудитории — это всегда хорошо. Мы к тому же играем в тех местах, которые обычно не входили в наш традиционный график. Но, мне кажется, максимального охвата мы достигли с саундтреком к компьютерной игре GTA V. Я не хочу звучать претенциозно, но есть статистика: аудитория этой игры — 72 миллиона человек! И эти люди куда моложе, чем наша обычная публика.

Бьянка (смеется): Да, мы будем счастливы, если эти цифры как-то отразятся на наших нынешних концертах!

Tangerine Dream — «Flying Music» (из саундтрека Grand Theft Auto V)

— Есть ли в биографии группы какой-то трек, альбом или концерт, который вы считаете высшей точкой карьеры группы?

Бьянка: Для меня это трилогия пластинок по мотивам Данте — «Inferno», «Purgatorio», «Paradiso». Эдгар очень долго подступался к этой работе и вообще давно задумывал записать произведение с оркестром. Когда мы впервые услышали, как оркестр играет его музыку, у нас пошли мурашки по коже, а на глазах выступили слезы. Я не преувеличиваю! Видеть, как композиция оживает, — это была настоящая магия. Эта запись была очень важна для Эдгара, хотя поклонники приняли ее неоднозначно, это не были те Tangerine Dream, к которым они привыкли. Мне в этой работе еще очень нравится участие вокалистов — как оперных, так и поп-певцов. Это было удачное сочетание.

Торстен: Я могу говорить только о последних пятнадцати годах (хотя не сомневаюсь, что играть электронную музыку, совсем еще свежую, где-нибудь во французском соборе было потрясающе). Для меня очень многое зависит от площадки. Скажем, играть в Альберт-холле или в новой филармонии в Гамбурге было здорово. Некоторые фестивали тоже были отличными, например, Izu в Японии. Очень трудно выбирать.

— А есть ли какие-то пластинки, которые вы считаете недооцененными? Те, что затерялись в длинной дискографии и не получили должного внимания?

Бьянка: Безусловно, но во многом это зависит от того, как они продвигались. Те пластинки, что издавались на мейджор-лейблах, очевидно, получили больше внимания, чем те, что мы издавали сами. Так что я советую всем внимательно пройтись по нашему каталогу, вы найдете там массу интересного! Здесь я объективна, поскольку не я сочиняла эту музыку.

Торстен: В Spotify есть отличный плейлист, в котором есть все наши фазы. Начинать можно прямо с него.

Даже «смена космического адреса», как он говорил, не может помешать ему работать.

— Есть ли у вас в планах какие-то архивные релизы? Ваши чуланы, должно быть, полны неизданных записей!

Бьянка: Да, архив полон, но, к сожалению, сейчас не так просто издавать музыку из семидесятых или восьмидесятых, потому что в ее записи участвовали другие музыканты и мы должны обговорить с ними все правовые вопросы. Иногда это длительный процесс. Но мы очень хотим сделать это, и нас ждет большая работа.

— Карьера группы кажется похожей на американские горки с очень высокими взлетами и глубокими падениями. Например, девяностые явно были трудным временем для группы. Не было ли у Эдгара в такие моменты соблазна распустить Tangerine Dream? Что заставляло его продолжать столько лет заниматься музыкой?

Бьянка: Нет, несмотря на все трудности, с которыми в разное время сталкивалась группа, речи о роспуске никогда не шло. Группа — это, в первую очередь, Эдгар, а для Эдгара музыка была эликсиром жизни, он просто не мог без этого. Он был музыкантом до мозга костей, желание сочинять вело его, как Баха или Бетховена. У него всегда были миссия и стратегия. Даже «смена космического адреса», как он говорил, не может помешать ему работать. Мы все служим музыке.

Торстен: Эдгар постоянно занимался музыкой. Мне даже в рождественскую ночь могло прийти сообщение, что Эдгар только что добавил какие-то файлы в Dropbox и ждет ответа!


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Режим пролетаКино
Режим пролета 

«Я твой человек» Марии Шрадер в конкурсе Берлинского кинофестиваля

3 марта 2021169