Вторая триеннале музея «Гараж». Послесловие

Вторая триеннале российского современного искусства «Красивая ночь всех людей» благополучно пережила пандемию и закрылась, оставив после себя смешанные чувства: что-то между антипатией и восхищением — но основным состоянием, в которое, похоже, и стремились погрузить зрителя кураторы Валентин Дьяконов и Анастасия Митюшина, было и остается недоумение. Как, зачем и почему могла появиться такая выставка? Как сомнения и колебания из-за невозможности понять, что происходит, стали ее основным содержанием, поглотившим любые другие смыслы и нарративы? И действительно ли триеннале музея «Гараж», изначально преследовавшая другие цели, превратилась в «троллинале» художественного сообщества, как я изначально определила ее в своем телеграм-канале?

В 2017 году я оказалась в кураторской команде Первой триеннале. Вместе с Екатериной Иноземцевой, Сашей Обуховой, Таней Волковой, Андреем Мизиано и Снежаной Кръстевой мы посещали разные регионы России, знакомились с художниками и их инициативами, общались с музейными и галерейными сотрудниками, а после на долгих собраниях выясняли, иногда на повышенных тонах, каким образом можно показать все то, что мы привезли с собой из поездок на жестких дисках. Выбранная в итоге методология возникла как потому, что в команде оказались два кандидата филологических наук, так и потому, что ее диктовал сам материал. Морфологический подход был заимствован у Владимира Проппа, основоположника структурно-типологического изучения нарратива, и, если коротко, сводился к выделению в массиве материала повторяющихся постоянных элементов, позволяющих составлять типологии. Для любой типологии нужен единый признак, и он нами не был выявлен по той причине, что это было невозможно — настолько разнородным был материал. Тем не менее появились директории, позволяющие группировать художников по основным особенностям их художественной деятельности.

Как и всякая условность, эта работа была только первым наброском возможного изучения художественной среды, но позволила вместить в Первую триеннале достаточное число российских художников с наиболее разнообразными практиками. Основным же посылом триеннале стал социальный месседж, которым страдают все ресурсные институции, будь то частные музеи или фонды, и который звучит как «дать голос» тем, кто до этого был скрыт, невидим, что не помешало смешать их с известными, состоявшимися авторами — ведь без них эта социальная составляющая слишком бросалась бы в глаза. Да и саму интенцию — «дать голос» — легко критиковать за то, что возможности обычно всегда даются тем, кто достаточно заметно до этого заявил о себе.

Планировали также сделать веб-платформу, на которой была бы информация о художниках и которая восполнила бы лакуны в информации и коммуникации в российском искусстве, но эта инициатива, будучи начата, тут же стала неинтересна большей части кураторской команды, поскольку, по-видимому, и не была их изначальной интенцией.

Таким образом, Первая (социальная) триеннале характеризовалась стремлением описать некоторые нарративы внутри большого, обозначенного как «современное российское искусство», и предлагала зрителю увидеть большую историю целиком, не акцентируясь на конкретных случаях.

Тем не менее она, во-первых, действительно добавила символического капитала ряду художников и художниц, которые были не на слуху, во-вторых, зафиксировала как приемлемую целую линейку тем, ранее не входящих в обычный круг интересов зрителей современного искусства: феминистские и радикальные социальные практики, активистский текстиль, примитивное изобретательство, локальные истории искусства... Наряду с обычаями заботы (помогать, поддерживать, «давать дорогу») здесь видно и определенного рода неуважение в значении «неосознание сил и возможностей» других, в данном случае — художников, а также традиционная для экспертов пристройка «сверху», главенствующая позиция, возникающая в результате реальных возможностей влияния в процессе отбора.

Вторая триеннале, если смотреть только на ее поверхность, как будто не стала продолжением этого опыта, хотя в ее основе — предложение художникам первой выставки рекомендовать авторов на вторую. Скорее, она видится пародией на нее и на все остальные горизонтальные истории, где акторы притворяются, что те, кто наделен властью, ничего не выбирают, а те, кто не наделен, обладают иллюзией обладания властью. Собственно, сама идея «самоустранения» из процесса отбора возникла у кураторов после того, как им напомнили, что триеннале — это мероприятие социальное, созданное для того, чтобы поддерживать российских художников и среду в целом. За красивой идеей о поддержке, конечно, можно увидеть то же самое неуважение, выражающееся в убежденности, что без данного конкретного мероприятия художники и среда не выживут, не справятся либо хотя бы не будут иметь какие-то важные карьерные бонусы. Наконец, лишатся гонорара, который гарантированно получает любой художник, участвующий в проектах «Гаража».

На этикетках к работам указано, «кто кем кому» является, рекомендовал ли художника друг, муж или любовник, но за кадром осталась большая часть реальных историй, которые проявляли суть отношений между художниками и фигурировали только в качестве слухов. Слухи, согласно социологии, выполняют некоторую позитивную роль в общественной жизни — например, помогают адаптироваться к изменениям реальности. Именно слухи помогали одним художникам понимать, почему на Второй триеннале в итоге оказались не они, а другие люди. Например, слух о том, что один из авторов попросил участника первой выставки рекомендовать именно его, помогает пережить присутствие этого автора среди других работ. А слух о том, что одни рекомендатели заставляли взять с собой целое сообщество на выставку, может быть трактован по-разному, но в любом случае оставляет облегчение оттого, что не ты попал в подобную ситуацию.

Диссонанс между информацией, которая была необходима для понимания ситуации со столь неоднозначной кураторской концепцией, и тем, что сообщалось официально, и создал основу для появления и циркуляции слухов. К сожалению, все они имели разделительную функцию, когда предрассудки вокруг одних групп активизировались иными, что совсем не способствовало установлению мирных отношений внутри сообщества.

Можно сказать, что кураторы, скрывая определенную часть историй внутри выставки и прикрывая свои намерения идеей ограничения кураторского отбора (не отменяющего при этом кураторской работы), изначально и намеренно создали такую ситуацию, в которой все художники, участвовавшие в Первой триеннале, оказались в неудобном положении «отборщиков» (кстати, от предложенной функции никто не отказался), а все выбранные авторы — в двусмысленной ситуации: с одной стороны, участие в выставке приносит определенные бонусы, с другой — не имеет той ценности, которая возникала при отборе художника в случае Первой триеннале.

Показателен в этом смысле подслушанный мной разговор с одной из девушек, участвовавшей в «Платформе “Хайдеггер”» Агентства сингулярных исследований, которое придумало свой способ принять участие и во Второй триеннале, а именно — выставлять своих студентов. Девушка заявила, что участвует «в выставке в “Гараже”», а ей ответили, что «это не считается». «Это» означает быть выставленной в ряду многих под шапкой известных авторов и без этого их «щедрого» жеста не быть выставленной в «Гараже» никогда. (Вспоминается также похожая в чем-то ситуация с премией «Инновация» 2020 года, когда ее лауреатами были объявлены все номинанты — и это вызвало разговоры внутри арт-сообщества, считать ли присуждение приза в таком случае «настоящим» или это тоже «не считается».)

© 2-я Триеннале российского современного искусства

Нажмите на изображение, чтобы его увеличить

Я не случайно акцентирую место проведения триеннале, поскольку только в таком месте и мог случиться подобный кураторский жест. Достаточность ресурсов, отсутствие «контролирующего органа» дали кураторам такую свободу, что не только некоторые участники прошлой триеннале под разными интересными соусами внедряли себя во вторую выставку, не только какие-то авторы просили их рекомендовать и искали для этого свои способы убеждения, но в какой-то момент участника триеннале выбирал... вареник. Или другой случай: некий аноним купил участие в аукционе Маяны Насыбулловой, решившей таким образом акцентировать коррупционную составляющую, заявленную в концепции, и подарил его художнику Ивану Горшкову.

А несколько художников (опять слухи) рекомендовали... самих себя, считая, что лучше них никого нет в художественном сообществе, а триеннале ведь — смотр лучших? Нет, точно не в этом случае — ответили кураторы, не согласившись с такой интерпретацией.

На этом фоне особенно приятно и красиво смотрятся художники, которые своим выбором действительно совершили какой-то свой жест, обыгрывая или переигрывая кураторов. Владимир Архипов рекомендовал показать добровольческое движение «Даниловцы», известных волонтеров, появление которых на выставке напоминает об изначальной социальной миссии триеннале. Для меня примечательно и то, что «Даниловцы» тесно связаны с Даниловским монастырем да и вообще являются сообществом, разделяющим религиозные ценности, — «такому» все еще не место на выставках современного искусства, и только таким образом — через альтруизм — «такое» может быть на них представлено. Дамир Муратов рекомендовал показать целую омскую галерею «Левая нога», поддержав одним жестом все самоорганизованные инициативы. Александр Шишкин-Хокусай провел целое исследование, составил с помощью консультантов список из шестидесяти авторов и выбрал одного из них с помощью лотереи — подчеркнув случайность появления художников на Второй триеннале. Наконец, достойно поступили и те, кто просто рекомендовал действительно интересных, но незаслуженно остающихся на вторых ролях (по крайней мере, на московской сцене) авторов либо привел философов, переводчиков и других специалистов на поле, где их работы мало того что выглядели уместно, так и значительно освежили наброс слабо связанных между собой художественных вещей и практик. Так на триеннале появились Зоя Лебедева, Сергей Лаушкин, Бэла Шаевич, Евгения Суслова, Карина Садреева-Нуриева, Саша Свирский, Шамиль Ахмед, Саша Мороз и многие другие.

Что получилось в итоге? Печальная картина бедных практик российских художников, где даже внешне успешные авторы хотят «попасть в “Гараж”» любой ценой? Вывернутая наизнанку утопия о горизонтальности и возможности так существовать хотя бы в рамках выставки? Скорее, ситуация, где кураторский жест не только затмил художников, но и выставил самих кураторов в невыгодном виде, скрыв их реальный труд.

Объявленное самоустранение напоминает мне историю о том, как в начале 2000-х драматурги вышли на улицу опрашивать бездомных с благородной интенцией «дать голос» исключенным, а после поставили в театре «шоу про бомжей», потому что бомж — не тот человек, кого они пустили бы к себе ночевать, и им важно было сказать об этом честно. «Практики круговой поруки» существуют, «экспертное описание художественной ситуации в стране всегда страдает от стереотипных культурных маркировок» (справедливый упрек Первой триеннале), «экспертная позиция всегда холодна, как скальпель», «наш метод-сборка не рассчитан на то, чтобы адекватно описывать некую внешнюю данность» — все это транслировалось в кураторских текстах и архитектуре выставки, но оставляло за кадром для зрителей тот факт, что большая часть работ на выставке — продакшен музея «Гараж», кураторское влияние на процесс выбора все равно имело большое место, социальная составляющая никуда не делась, только почему-то в этот раз не декларировалась. Может быть, просто уже стало неприличным относиться к художникам как к людям, постоянно нуждающимся в поддержке и заботе, с трудом выживающим вне больших институций? Может быть, стало наконец неуместным делить искусство на центральное и региональное? А может быть, это был сложный, в чем-то мазохистский эксперимент кураторов, впервые решивших курировать то, что не они выбирали? Однако именно в такой сложносоставной истории удалось, пожалуй, избежать крупного поглощающего нарратива и дать наконец увидеть множество социально конкретных частных случаев, будь то история фабрики «Красное знамя» в видео «Очарование-93» Анастасии Вепревой, труд керамиста на кладбище Павлы Марковой, превращение опыта наемного работника в микроутопии Сюзанны Ориордан, частные ритуалы Алисы Горшениной или работа с фотолетописью своей бабушки в серии Сани Канторовского.

Этот материал мы подготовили при поддержке проекта She is an expert — первой базы женщин-эксперток в России. Цель проекта — сделать видимыми в публичном пространстве мнения женщин, которые производят знание и готовы делиться опытом.

Ищите здесь эксперток для ваших событий.

Регистрируйтесь и становитесь экспертками.

Понравился материал? Помоги сайту!