27 августа 2018Современная музыка
135

Модуль для подражания

Как шведская Elektronmusikstudion — одна из старейших студий электронной музыки — пережила звездный час в новом веке

текст: Ник Завриев
Detailed_picture© EMC

На фестивале Synthposium 5 пройдет шоукейс шведской EMS — одной из старейших в мире студий электронной музыки, где с середины 1960-х композиторы из разных стран создают экспериментальную музыку. Ник Завриев рассказывает, как ей удалось приспособиться к современным реалиям.

Нынешняя популярность электронной музыки — во многом следствие ее доступности. Чтобы записать электронный трек, сегодня вполне достаточно компьютера и простенькой миди-клавиатуры, и мы знаем немало больших хитов, созданных именно так. Но в пятидесятые-шестидесятые, на заре электроники как самостоятельного музыкального жанра, дела обстояли совсем иначе. Разумеется, тогда не было и речи о персональных компьютерах, какими мы знаем их сейчас. Да и синтезаторы тогда тоже не производились массово — немногочисленные экземпляры (часто разработанные под конкретную организацию и ее задачи) были либо в системе образования (в университетах они предназначались ученым, изучавшим акустику и радиоэлектронику, в консерваториях — композиторам-авангардистам), либо в студиях при телерадиовещательных корпорациях, где служили для создания звуковых эффектов для фильмов и радиоспектаклей.

Студия EMS (Elektronmusikstudion — студия электронной музыки), открытая в Стокгольме в 1964-м, совмещала оба пути. Инициатором создания студии, а также первым ее идеологом и руководителем стал Кнут Вигген, композитор-авангардист, близкий Карлхайнцу Штокхаузену, Янису Ксенакису и Пьеру Шефферу. В то время Вигген возглавлял шведскую ассоциацию авангардной музыки Fylkingen и своей миссией видел именно развитие и продвижение электроники и электроакустики. Вигген организовал первый в Швеции концерт электроакустической музыки еще в 1952-м в партнерстве с национальным радио, и когда спустя десять лет дело дошло до создания студии, Виггену удалось выбить под свою идею шефство у Шведского радио.

Любой музыкант получал возможность поработать в студии: для этого нужно было отправить заявку, описав свой проект.

Как и задумывалось, прекрасно оборудованная по меркам середины 1960-х студия, с одной стороны, стала плацдармом для академических исследований Виггена и его коллег, с другой — решала прикладную задачу. Но даже занимаясь, казалось бы, прикладными радиопроектами, EMS всегда была частью именно арт-мира. «Для радио ключевым направлением было так называемое текстуально-звуковое искусство (радиоспектакли и т.д.), — вспоминает нынешний директор EMS Матс Линдстрём. — Работа над ним шла в небольшой студии, созданной по образу и подобию студии Варшавского радио. И эта деятельность, которая тогда составляла большую часть работы EMS, всегда была именно искусством».

В 1975-м Кнут Вигген покинул EMS и вернулся в родную Норвегию, но студия продолжила работать. EMS по-прежнему выполняла свою главную миссию — была государственной площадкой для композиторов, работающих с электроникой (что отлично укладывалось в идею шведского социализма, частью которого всегда была поддержка искусства). Сначала она была открыта только для шведских музыкантов (некоторое время студия работала под патронажем Королевского музыкального колледжа), затем открыла двери и для зарубежных визитеров. Так в EMS пришли к довольно необычной идее. Любой музыкант получал возможность поработать в студии: для этого нужно было отправить заявку, описав свой проект. Изучив заявки, дирекция предоставляла лучшим заявителям резиденцию — на определенный срок музыканты не только получали доступ к оборудованию студии, но и могли воспользоваться услугами персонала, идеально владевшего каждым из множества необычных синтезаторов, установленных в EMS.

С наступлением нового века студию EMS, однако, ждали нелегкие времена. Технология записи электронной музыки дешевела, синтезаторы сменялись компьютерами, а необходимость в студии как таковой порой и вовсе исчезала. Шефство со стороны Шведского радио закончилось, студия отчаянно нуждалась в новых идеях. Новая жизнь для EMS наступила с приходом на пост директора Матса Линдстрёма. С 1980-х Матс был членом ассоциации авангардных музыкантов Fylkingen (той самой, которой в момент создания EMS руководил Кнут Вигген), а с 1998-го по 2000-й возглавлял ее. Затем Матс несколько лет был координатором Стокгольмского фестиваля новой музыки, в общем, опыт руководящей работы в арт-сфере имел богатый. Кроме того, Линдстрём был не только менеджером, но и действующим композитором, работающим как раз на ниве авангардной электроники.

Mats Lindström — «MIG»

Своей первоочередной задачей Матс Линдстрём поставил увеличение загрузки студии. «К моменту моего прихода в EMS работал один композитор в год, — вспоминает Матс, — теперь их пятьдесят». Свою миссию он формулирует так: «С одной стороны, мы хотим закрепить за собой международный статус и известность. С другой, стремимся быть в курсе мировых новаций как в техническом, так и в творческом плане. Работая с композиторами и помогая им реализовывать свои идеи, мы сами тоже многому у них учимся. При этом мы не только предоставляем студию композиторам, но и сами активно включаемся в жизнь арт-мира: о чем-то рассказываем, участвуем в образовательных проектах, сотрудничаем с организаторами мероприятий». Сегодня именно искусство — главный приоритет EMS, однако и исторические связи с академическим миром не рвутся. «Сами мы не занимаемся научной деятельностью, — говорит Матс Линдстрём, — но многие композиторы, особенно зарубежные, привозят к нам исследовательские проекты». Еще одним направлением работы EMS стало создание гигантской музыкальной библиотеки, где особенно тщательно собираются работы шведских композиторов.

Среди тех, кто в последние несколько лет получал резиденцию в EMS, — не только авангардисты и представители электроакустической сцены, но и те, кто ближе к клубному миру: например, Лоренцо Сенни, Ли Ноубл и SØS Gunver Ryberg. Для организации, чьи корни уходят в академический мир, этот шаг довольно смелый — представители электроакустики, как правило, относятся к клубной электронике без большого уважения. Но и тут Матс Линдстрём видит окно возможностей: «У нас отличные отношения с огромным количеством самых разных музыкантов, и, как оказалось, нам удается избегать творческих конфликтов и играть роль нейтральной территории, на которой эти два мира могут встречаться. На самом деле взаимопроникновение клубной и электроакустической сцен и обмен опытом между музыкантами сейчас происходят очень активно. Но мы не владеем никакой специальной дипломатией, просто мы всегда рядом, мы — приятные люди, и у нас нет амбиций по завоеванию мира: мы остаемся скромной и небольшой студией».

Однажды резиденцию в EMS даже получил музыкант, чья биография слишком похожа на мистификацию.

Список резидентов EMS выглядит весьма неоднородным — с достаточно известными персонажами соседствуют музыканты, совсем незнакомые широкой публике. Вот как Линдстрём формулирует критерии отбора при рассмотрении заявок: «Мы хотим добиться максимального разнообразия по всем параметрам, от стиля до пола и возраста. Конечно же, следим за качеством — это должен быть топ-уровень. Иногда мы сами проявляем активность и приглашаем кого-то поработать у нас». В результате с некоторыми музыкантами у EMS складывались многолетние и плодотворные отношения. Например, Стивен О'Мелли (участник множества экспериментальных коллективов, включая Sunn O))) и KTL. — Ред.) не только поработал в EMS в качестве резидента, но и издал на своем лейбле Ideologic Organ несколько работ, в разное время записанных в студии.

Akos Rozmann — «12 Stationer VI»

Однажды резиденцию в EMS даже получил музыкант, чья биография слишком похожа на мистификацию. Рассказывая об Abul Mogard, все ресурсы дружно публикуют одну и ту же фотографию и пересказывают историю о «пожилом сербском рабочем с синтезатором Vermona, который вечерами записывал эмбиент, чтобы отвлечься от тяжелого физического труда», а во время редких концертов зрителям виден лишь темный силуэт в тумане. Вот что вспоминает о нем Матс Линдстрём: «Насколько я помню, это был скромный джентльмен, который не очень говорил по-английски, а у нас, как вы понимаете, не слишком много сотрудников, говорящих на сербском. Понятия не имею, что именно он делал в студии, но, кажется, это звучало как индастриал в духе 80-х».

Впрочем, исключать, что Матс решил сознательно поддержать легенду, мы тоже не можем. Ну а лучшей в истории EMS Матс называет резиденцию датского композитора Федерики Хоффмайер aka Puce Mary, от экспериментов которой в восторге Pitchfork и The Quietus, в 2014 году: «Она выбрала просто идеальный момент своей карьеры, чтобы приехать к нам».

Puce Mary — «The Spiral»

При всем профессионализме работников студии нельзя сбрасывать со счетов удачное стечение обстоятельств: звездный час EMS совпал с новым витком моды на модульные синтезаторы. В 2010-х музыканты, устав от доступности цифровых технологий, стали возвращаться к истокам и использовать для работы модульные системы, созданные по образу и подобию тех, что преобладали в 1960-е, до появления портативных синтезаторов. Их сильными сторонами называют гибкость (модульный синтезатор устроен по принципу конструктора, где каждый собирает себе прибор под конкретную задачу) и то, что каждое устройство имеет собственный уникальный характер и вообще «живет своей жизнью», становясь для композитора невольным соавтором. Ну а классические синтезаторы 60-х — 70-х со временем стали предметом вожделения и поклонения — большой ценитель аналогового звука Жан-Мишель Жарр даже сравнивает их со скрипками легендарных итальянских мастеров.

Именно такие синтезаторы и стали «сердцем» EMS. В студии функционируют две модульные системы работы легендарных американских инженеров Дона Буклы и Сержа Черепнина — Buchla 200 и Serge Modular. На заре синтезаторостроения, в шестидесятые, шло активное соперничество двух школ. На Западном побережье США работали Букла и Черепнин, на Восточном — Роберт Муг. Последний считал синтезатор продолжением линейки классических инструментов и предлагал исполнять на нем традиционный репертуар, от Баха до поп-хитов. Черепнин и Букла, подобно советским авангардистам двадцатых, считали традиционный 12-тоновый строй пережитком прошлого, а фортепианную клавиатуру — клеткой, из которой музыкант должен сбежать. Рынок в результате выиграл Муг, но философский спор до сих пор продолжается, и, кажется, сейчас маятник снова склонился в сторону Западного побережья. «Мы — определенно адепты школы Буклы и Сержа! — говорит Матс. — Наличие у синтезатора фортепианных клавиш и традиционного строя кажется многим нашим сотрудникам довольно противоречивым решением».

Abul Mogard — «All This Has Passed Forever»

При этом на работы молодых инженеров в EMS смотрят как минимум с интересом. Студия активно сотрудничает с современными производителями синтезаторов, проводит с ними совместные воркшопы и даже берет кое-что на вооружение. «Мы никогда не используем винтажные системы в чистом виде, — комментирует Линдстрём. — У нас в ходу масса современных модулей». На вопрос, каким, с точки зрения EMS, должен быть идеальный синтезатор, Матс отвечает: «Он обязательно должен быть гибким и обладать ультрасовременным звучанием. Но нам, конечно, приходится учитывать надежность приборов, а также мириться с тем, что каждый год у нас работает до трехсот музыкантов, а ответить на вопросы о том, как работает тот или иной инструмент, может только один из наших сотрудников». Способны ли современные приборы занять место в ряду классических моделей рядом с продукцией Дона Буклы? Очень может быть. «Конкретных моделей не назову, но, вероятно, вскоре пантеон пополнится какими-то из странных современных машинок».

Сегодня студия, которая располагается в центре Стокгольма, в арт-кластере на месте бывшей пивоварни на берегу острова Сёдермальм, выглядит не только влиятельным игроком на поле современного медиаискусства, но и процветающим предприятием. Шведам удается совмещать творческую и просветительскую деятельность с коммерческой (студия сдается в аренду), но в реальности их положение не выглядит безоблачным. «Сейчас нам не хватает бюджета для поддержки резиденций, — жалуется Матс, — поэтому музыканты должны иметь возможность сами финансировать дорогу и проживание».

Шоукейс студии EMS

Даниэль Арайя: «Синтезаторы в Elektronmusikstudion» (лекция)
«Электротеатр Станиславский», Электролестница, 1 сентября, 12:00

Матс Линдстрём: «История Elektronmusikstudion» (лекция)
«Электротеатр Станиславский», Электрозона, 1 сентября, 14:00

EMS — Daniel Araya (live)
«Плутон», 1 сентября, 23:30


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20248908
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202415521
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202419916
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202425142
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202426636