Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244794На фестивале Synthposium 5 пройдет шоукейс шведской EMS — одной из старейших в мире студий электронной музыки, где с середины 1960-х композиторы из разных стран создают экспериментальную музыку. Ник Завриев рассказывает, как ей удалось приспособиться к современным реалиям.
Нынешняя популярность электронной музыки — во многом следствие ее доступности. Чтобы записать электронный трек, сегодня вполне достаточно компьютера и простенькой миди-клавиатуры, и мы знаем немало больших хитов, созданных именно так. Но в пятидесятые-шестидесятые, на заре электроники как самостоятельного музыкального жанра, дела обстояли совсем иначе. Разумеется, тогда не было и речи о персональных компьютерах, какими мы знаем их сейчас. Да и синтезаторы тогда тоже не производились массово — немногочисленные экземпляры (часто разработанные под конкретную организацию и ее задачи) были либо в системе образования (в университетах они предназначались ученым, изучавшим акустику и радиоэлектронику, в консерваториях — композиторам-авангардистам), либо в студиях при телерадиовещательных корпорациях, где служили для создания звуковых эффектов для фильмов и радиоспектаклей.
Студия EMS (Elektronmusikstudion — студия электронной музыки), открытая в Стокгольме в 1964-м, совмещала оба пути. Инициатором создания студии, а также первым ее идеологом и руководителем стал Кнут Вигген, композитор-авангардист, близкий Карлхайнцу Штокхаузену, Янису Ксенакису и Пьеру Шефферу. В то время Вигген возглавлял шведскую ассоциацию авангардной музыки Fylkingen и своей миссией видел именно развитие и продвижение электроники и электроакустики. Вигген организовал первый в Швеции концерт электроакустической музыки еще в 1952-м в партнерстве с национальным радио, и когда спустя десять лет дело дошло до создания студии, Виггену удалось выбить под свою идею шефство у Шведского радио.
Любой музыкант получал возможность поработать в студии: для этого нужно было отправить заявку, описав свой проект.
Как и задумывалось, прекрасно оборудованная по меркам середины 1960-х студия, с одной стороны, стала плацдармом для академических исследований Виггена и его коллег, с другой — решала прикладную задачу. Но даже занимаясь, казалось бы, прикладными радиопроектами, EMS всегда была частью именно арт-мира. «Для радио ключевым направлением было так называемое текстуально-звуковое искусство (радиоспектакли и т.д.), — вспоминает нынешний директор EMS Матс Линдстрём. — Работа над ним шла в небольшой студии, созданной по образу и подобию студии Варшавского радио. И эта деятельность, которая тогда составляла большую часть работы EMS, всегда была именно искусством».
В 1975-м Кнут Вигген покинул EMS и вернулся в родную Норвегию, но студия продолжила работать. EMS по-прежнему выполняла свою главную миссию — была государственной площадкой для композиторов, работающих с электроникой (что отлично укладывалось в идею шведского социализма, частью которого всегда была поддержка искусства). Сначала она была открыта только для шведских музыкантов (некоторое время студия работала под патронажем Королевского музыкального колледжа), затем открыла двери и для зарубежных визитеров. Так в EMS пришли к довольно необычной идее. Любой музыкант получал возможность поработать в студии: для этого нужно было отправить заявку, описав свой проект. Изучив заявки, дирекция предоставляла лучшим заявителям резиденцию — на определенный срок музыканты не только получали доступ к оборудованию студии, но и могли воспользоваться услугами персонала, идеально владевшего каждым из множества необычных синтезаторов, установленных в EMS.
С наступлением нового века студию EMS, однако, ждали нелегкие времена. Технология записи электронной музыки дешевела, синтезаторы сменялись компьютерами, а необходимость в студии как таковой порой и вовсе исчезала. Шефство со стороны Шведского радио закончилось, студия отчаянно нуждалась в новых идеях. Новая жизнь для EMS наступила с приходом на пост директора Матса Линдстрёма. С 1980-х Матс был членом ассоциации авангардных музыкантов Fylkingen (той самой, которой в момент создания EMS руководил Кнут Вигген), а с 1998-го по 2000-й возглавлял ее. Затем Матс несколько лет был координатором Стокгольмского фестиваля новой музыки, в общем, опыт руководящей работы в арт-сфере имел богатый. Кроме того, Линдстрём был не только менеджером, но и действующим композитором, работающим как раз на ниве авангардной электроники.
Mats Lindström — «MIG»
Своей первоочередной задачей Матс Линдстрём поставил увеличение загрузки студии. «К моменту моего прихода в EMS работал один композитор в год, — вспоминает Матс, — теперь их пятьдесят». Свою миссию он формулирует так: «С одной стороны, мы хотим закрепить за собой международный статус и известность. С другой, стремимся быть в курсе мировых новаций как в техническом, так и в творческом плане. Работая с композиторами и помогая им реализовывать свои идеи, мы сами тоже многому у них учимся. При этом мы не только предоставляем студию композиторам, но и сами активно включаемся в жизнь арт-мира: о чем-то рассказываем, участвуем в образовательных проектах, сотрудничаем с организаторами мероприятий». Сегодня именно искусство — главный приоритет EMS, однако и исторические связи с академическим миром не рвутся. «Сами мы не занимаемся научной деятельностью, — говорит Матс Линдстрём, — но многие композиторы, особенно зарубежные, привозят к нам исследовательские проекты». Еще одним направлением работы EMS стало создание гигантской музыкальной библиотеки, где особенно тщательно собираются работы шведских композиторов.
Среди тех, кто в последние несколько лет получал резиденцию в EMS, — не только авангардисты и представители электроакустической сцены, но и те, кто ближе к клубному миру: например, Лоренцо Сенни, Ли Ноубл и SØS Gunver Ryberg. Для организации, чьи корни уходят в академический мир, этот шаг довольно смелый — представители электроакустики, как правило, относятся к клубной электронике без большого уважения. Но и тут Матс Линдстрём видит окно возможностей: «У нас отличные отношения с огромным количеством самых разных музыкантов, и, как оказалось, нам удается избегать творческих конфликтов и играть роль нейтральной территории, на которой эти два мира могут встречаться. На самом деле взаимопроникновение клубной и электроакустической сцен и обмен опытом между музыкантами сейчас происходят очень активно. Но мы не владеем никакой специальной дипломатией, просто мы всегда рядом, мы — приятные люди, и у нас нет амбиций по завоеванию мира: мы остаемся скромной и небольшой студией».
Однажды резиденцию в EMS даже получил музыкант, чья биография слишком похожа на мистификацию.
Список резидентов EMS выглядит весьма неоднородным — с достаточно известными персонажами соседствуют музыканты, совсем незнакомые широкой публике. Вот как Линдстрём формулирует критерии отбора при рассмотрении заявок: «Мы хотим добиться максимального разнообразия по всем параметрам, от стиля до пола и возраста. Конечно же, следим за качеством — это должен быть топ-уровень. Иногда мы сами проявляем активность и приглашаем кого-то поработать у нас». В результате с некоторыми музыкантами у EMS складывались многолетние и плодотворные отношения. Например, Стивен О'Мелли (участник множества экспериментальных коллективов, включая Sunn O))) и KTL. — Ред.) не только поработал в EMS в качестве резидента, но и издал на своем лейбле Ideologic Organ несколько работ, в разное время записанных в студии.
Akos Rozmann — «12 Stationer VI»
Однажды резиденцию в EMS даже получил музыкант, чья биография слишком похожа на мистификацию. Рассказывая об Abul Mogard, все ресурсы дружно публикуют одну и ту же фотографию и пересказывают историю о «пожилом сербском рабочем с синтезатором Vermona, который вечерами записывал эмбиент, чтобы отвлечься от тяжелого физического труда», а во время редких концертов зрителям виден лишь темный силуэт в тумане. Вот что вспоминает о нем Матс Линдстрём: «Насколько я помню, это был скромный джентльмен, который не очень говорил по-английски, а у нас, как вы понимаете, не слишком много сотрудников, говорящих на сербском. Понятия не имею, что именно он делал в студии, но, кажется, это звучало как индастриал в духе 80-х».
Впрочем, исключать, что Матс решил сознательно поддержать легенду, мы тоже не можем. Ну а лучшей в истории EMS Матс называет резиденцию датского композитора Федерики Хоффмайер aka Puce Mary, от экспериментов которой в восторге Pitchfork и The Quietus, в 2014 году: «Она выбрала просто идеальный момент своей карьеры, чтобы приехать к нам».
Puce Mary — «The Spiral»
При всем профессионализме работников студии нельзя сбрасывать со счетов удачное стечение обстоятельств: звездный час EMS совпал с новым витком моды на модульные синтезаторы. В 2010-х музыканты, устав от доступности цифровых технологий, стали возвращаться к истокам и использовать для работы модульные системы, созданные по образу и подобию тех, что преобладали в 1960-е, до появления портативных синтезаторов. Их сильными сторонами называют гибкость (модульный синтезатор устроен по принципу конструктора, где каждый собирает себе прибор под конкретную задачу) и то, что каждое устройство имеет собственный уникальный характер и вообще «живет своей жизнью», становясь для композитора невольным соавтором. Ну а классические синтезаторы 60-х — 70-х со временем стали предметом вожделения и поклонения — большой ценитель аналогового звука Жан-Мишель Жарр даже сравнивает их со скрипками легендарных итальянских мастеров.
Именно такие синтезаторы и стали «сердцем» EMS. В студии функционируют две модульные системы работы легендарных американских инженеров Дона Буклы и Сержа Черепнина — Buchla 200 и Serge Modular. На заре синтезаторостроения, в шестидесятые, шло активное соперничество двух школ. На Западном побережье США работали Букла и Черепнин, на Восточном — Роберт Муг. Последний считал синтезатор продолжением линейки классических инструментов и предлагал исполнять на нем традиционный репертуар, от Баха до поп-хитов. Черепнин и Букла, подобно советским авангардистам двадцатых, считали традиционный 12-тоновый строй пережитком прошлого, а фортепианную клавиатуру — клеткой, из которой музыкант должен сбежать. Рынок в результате выиграл Муг, но философский спор до сих пор продолжается, и, кажется, сейчас маятник снова склонился в сторону Западного побережья. «Мы — определенно адепты школы Буклы и Сержа! — говорит Матс. — Наличие у синтезатора фортепианных клавиш и традиционного строя кажется многим нашим сотрудникам довольно противоречивым решением».
Abul Mogard — «All This Has Passed Forever»
При этом на работы молодых инженеров в EMS смотрят как минимум с интересом. Студия активно сотрудничает с современными производителями синтезаторов, проводит с ними совместные воркшопы и даже берет кое-что на вооружение. «Мы никогда не используем винтажные системы в чистом виде, — комментирует Линдстрём. — У нас в ходу масса современных модулей». На вопрос, каким, с точки зрения EMS, должен быть идеальный синтезатор, Матс отвечает: «Он обязательно должен быть гибким и обладать ультрасовременным звучанием. Но нам, конечно, приходится учитывать надежность приборов, а также мириться с тем, что каждый год у нас работает до трехсот музыкантов, а ответить на вопросы о том, как работает тот или иной инструмент, может только один из наших сотрудников». Способны ли современные приборы занять место в ряду классических моделей рядом с продукцией Дона Буклы? Очень может быть. «Конкретных моделей не назову, но, вероятно, вскоре пантеон пополнится какими-то из странных современных машинок».
Сегодня студия, которая располагается в центре Стокгольма, в арт-кластере на месте бывшей пивоварни на берегу острова Сёдермальм, выглядит не только влиятельным игроком на поле современного медиаискусства, но и процветающим предприятием. Шведам удается совмещать творческую и просветительскую деятельность с коммерческой (студия сдается в аренду), но в реальности их положение не выглядит безоблачным. «Сейчас нам не хватает бюджета для поддержки резиденций, — жалуется Матс, — поэтому музыканты должны иметь возможность сами финансировать дорогу и проживание».
Даниэль Арайя: «Синтезаторы в Elektronmusikstudion» (лекция)
«Электротеатр Станиславский», Электролестница, 1 сентября, 12:00
Матс Линдстрём: «История Elektronmusikstudion» (лекция)
«Электротеатр Станиславский», Электрозона, 1 сентября, 14:00
EMS — Daniel Araya (live)
«Плутон», 1 сентября, 23:30
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244794Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246346Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202412951Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419433Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420114Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422775Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423531Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428691Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428822Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429500