Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245251C 16 по 18 апреля в Москве в КЦ ДОМ снова пройдет VOLKOV ManiFEST — петербургский фестиваль, в котором участвуют разнообразные музыкальные проекты, связанные с именем музыканта Владимира Волкова. Поскольку его волнуют самые разные жанры и стили даже не только музыки, но и искусства вообще, фестиваль этот невероятно разнообразен: здесь что-то для себя найдут и любители авангардного джаза, и киноманы, и поклонники музыки барокко... Детали — в разговоре с Владимиром Волковым, который состоялся накануне фестиваля.
— Это какой будет по счету ManiFEST?
— Если брать все, то седьмой. Второй — в Москве, пять было в Петербурге.
— Ты его сам придумал?
— Нет, это была идея Дениса Рубина, петербургского промоутера. Мне это поначалу показалось странным — с какой стати во главу угла ставить мое имя? Но он продолжил разговор и в конце концов меня убедил довольно странным способом. Я его спрашиваю: «А что мы там будем показывать?» «Как что? — говорит Денис. — Ты с таким-то играешь?» «Да», — говорю. «А с этим?» — «И с ним играю». Так он перечислил тех, с кем я что-то делаю... «Так вот, — говорит, — и вся идея. Приглашаешь друзей, играешь». И я с этой идеей как-то свыкся. Пока в Петербурге комбинации внутри фестиваля почти не повторяются.
— А если сконцентрироваться на программе московского фестиваля этого года?
— Если сравнивать с программой прошлого московского фестиваля, то там у нас был вечер минимализма; вместо него в этом году будет барокко. Да — театр, барокко, еще что-то современное, джаз, сопутствующие жанры.
— В этом году исполняется 20 лет ДОМу. Ты ведь с первых дней появлялся в этом клубе?
— Конечно! Это же Коля Дмитриев! Как он мог меня оставить в покое!
— Мне поначалу казалось неочевидным придуманное Дмитриевым со Старостиным сочетание фольклора с такими умственными, любимыми Колей жанрами, как фри-импров, например...
— Нет, Коля не хотел именно традиционного джаза — бибопа и прочего; тут он стоял твердо. А вот к кроссоверным историям он относился вполне с симпатией. И, знаешь, выходит, что в этом году я некоторым образом нарушаю заветы ДОМа. Конечно, у меня не бибоп, но то, что мы будем играть с саксофонистом Женей Стригалевым, — это называется T.B.K., на барабанах Петр Михеев, за роялем Андрей Кондаков — все-таки можно назвать, не побоюсь этого слова, отчасти постколтрейнизмом. Женя и по структуре импровизации, и по направлению духа близок к этому.
— Я все время дивлюсь на то, как легко тебе удается (как минимум внешне) органично существовать в совершенно разных музыкальных стихиях...
— Может быть, это как в каком-нибудь серванте? Разные ящички, полочки. Открываешь одну, потом другую, третью: везде что-то лежит, где-то рюмочки, где-то ложечки... Не знаю, для меня не существует запускания каких-то специальных механизмов, отчуждения от одной музыки в пользу другой... Просто нужно играть что-то такое, и ты играешь. А если нет, тогда ты этого просто не делаешь. Случались концерты, которые я могу назвать нулем, зеро. Скажем, был у нас концерт в Голландии на очень хорошем фестивале. Нас с Лешей Лебедевым, прекрасным пианистом, свели с двумя французами. Предложили просто. И, знаешь, не было концерта. Мы что-то играли, публика, может быть, даже хлопала. Но взаимодействия не было, ничего не было. Ужасное ощущение.
— Как ты относишься к музыканту, который, к примеру, играет со сцены во фраке ноктюрн Шопена так, словно бы со времен Шопена ничего не происходило? Должен ли он учитывать всю постшопеновскую историю музыки?
— Он надевает фрак, это часть его музыкальной жизни. Неважно, почему он это делает, — он этого хочет — надеть фрак, бабочку: это его организация себя в пространстве или защита, неважно! Он выходит и играет, играет хорошо. Мне все равно, будет он в свитере или во фраке, но если во фраке — пусть будет во фраке! С Шопеном-то ничего не происходит, он как был Шопеном, так и остался. Можно играть в джинсах и футболке, на здоровье, есть такие музыканты. Не помню, в чем играет Григорий Соколов, например. Это, скорее, вопрос формы. Для меня один из образцов — Алексей Любимов. Наш соотечественник, современник, москвич. Отношение к музыке честное, подробное, правильное, вдохновенное. Если он играет Моцарта, то он старается играть на хаммерклавире, потому что это звучание Моцарта. И это не дань моде. Он хочет проникнуть во внутреннюю структуру композитора Моцарта и чтобы мы вместе с ним это услышали. Если он играет барочных французов, он старается делать это на клавесине...
— Тут мы уже подбираемся к аутентистике, к жильным струнам...
— Да! Мы этим тоже активно занимаемся.
Для меня не существует запускания каких-то специальных механизмов, отчуждения от одной музыки в пользу другой.
— Но если возникает иная ипостась существования той же музыки, так это, может быть, даже еще и лучше?
— Вообще отношение к аутентизму в последнее время несколько перекошено, я бы сказал. Дескать, сидят какие-то чуваки, делать им нечего, дуют в свои несовершенные инструменты, по жилам водят... На самом деле, с жилами ведь не только из-за звука расстались: они чаще рвутся, это же неудобно! Взяли материал более прочный, более стойкий — только он звучит по-другому. Понимаешь, сыгранная на современных инструментах, музыка уже не может быть той, какой она была написана. Она звучит по-другому, плюс есть некий шлейф опыта XIX века, где она уже трансформировалась, накладывалась на романтизм и так далее, — это уже пропущено через фильтр, который был после, и играется исполнителями, использующими этот опыт. Это иной путь.
Пойми, нет сверхзадачи повторить все рюшечки и детальки. Есть желание проникнуть в музыкальный код времени, разгадать его. Это не костюмные постановки, в которых непременно присутствует некий этнографический, познавательный материал; это другое. Здесь стоят другие задачи, решению которых, между прочим, посвятили свою жизнь замечательные исполнители — например, Тон Копман, недавно выступавший в «Зарядье».
— Послушай, ведь мы же не слышали никогда, как это на самом деле звучало!
— Не слышали. Но у нас есть ноты, трактаты, литература, живопись — и, наконец, интуиция. И все это, помноженное друг на друга, нас выведет, я надеюсь, в правильное русло. Концерт 18 апреля с солистами The Pocket Symphony как раз именно этому и посвящен.
— Помимо прочего, ты играешь в настоящей рок-группе — в «АукцЫоне». Каково это по сравнению с другими твоими занятиями?
— Я входил в эту историю издалека. Началось с того, что мы с Леней записали альбом «Зимы не будет», потом сыграли. Потом Леня поиграл с «ВолковТрио». Потом позвал меня на запись альбома «Девушки поют» в Нью-Йорке — с Марком Рибо и Джоном Медески. Мы презентовали его — и надо было дальше продолжать, а из всех приглашенных один я в наличии... Так я и остался в группе. И это мне очень интересно. Задачи, которые ставятся группой, другие, выполняются они иначе. Поэтому я в последнее время играю на полуакустическом контрабасе. Здесь необходима лаконичность, которой мне иногда не хватало; опора на четкие роковые ритмические структуры, более фиксированные, менее полиметричные, более риффовые.
— Еще одна твоя ипостась — в проекте «Душеполезные песни на каждый день». Я не раз видел, как Сергей Старостин и Андрей Котов вдвоем исполняют эту программу, — но с тобой и Федоровым это другое, мне кажется.
— Да, это другое. Они вдвоем настолько совершенны и самодостаточны, что кажется — зачем им еще кто-то? Но тем не менее, когда мы вместе, что-то раздвигается, добавляется, один другому подсказывает, третий подхватывает, и нечто новое закручивается. Интересно за этим, говорят, наблюдать из зала. Сейчас, правда, мы эту программу играем в формате трио в основном. В этот раз «Песен» не будет... но будет новый проект, который родился, получается, специально для VOLKOV ManiFEST. Так иногда в джазовом мире бывает: кто-то не смог, другой его заменил, сыграли другим составом. Как-то Андрей Кондаков не смог играть вместе с нами — с Гариком Багдасаряном, и выручил Леша Чижик, вибрафонист. В результате возникло что-то интересное, что-то другое, и я понял, что упускать это нельзя. Поставил задачу: сделать то, чего в других составах мы не делаем. В результате Леша Чижик принес три новые пьесы... в общем, теперь это называется Cool Train Project. Мы, правда, потом обнаружили это название в сети, но раз мы его сами, независимо придумали — значит, ничего страшного.
— В ManiFEST принимают участие и Алиса Тен с Рустом Позюмским. Можно подробности?
— В прошлом году у нас в Петербурге был большой Променад-фестиваль, и туда позвали Алису с большой программой, внутри которой были песни на стихи Элиота в том числе. Я ей сказал: давай сделаем отдельно для фестиваля одного Элиота? Так и вышло: Руст написал несколько новых вещей уже... в общем, опять же ради фестиваля родился новый проект, и это очень, по-моему, здорово.
— И традиционное — о творческих планах и новых релизах. Есть о чем поговорить?
— Вот вышел альбом «Синее озеро» — трио с Аней Чайковской и Славой Гайворонским. Потом мы вроде бы издаем по инициативе гитариста «ВолковТрио» Славы Курашова — он выступил фактически в роли продюсера — диск, который лежал 20 лет, если не больше. Он будет называться «Ос Тува»; там я, Курашов, вокалист «Хуун-Хуур-Ту» Кайгал-оол Ховалыг и Сергей Старостин. Помнишь, был такой альбом «Под светлым месяцем»? Ну так вот, эта запись была сделана в то же примерно время и почему-то не вышла тогда. И, может быть, выйдет наш альбом с Асифом Цахаром, прекрасным тель-авивским саксофонистом.
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245251Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246859Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413337Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419795Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420512Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202423113Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423865Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202429067Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202429162Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429830