«Взгляд такой доверчивый — как у ягненка»

4 сентября 1966 года в Новосибирске родилась Янка Дягилева — певица и автор песен, соратница Егора Летова, трагическая фигура русского рок-андеграунда.

В начале 2022 года издательство «Выргород» планирует выпустить книгу «Над пропастью весны. Жизнь и смерть Янки Дягилевой» — многолетний труд известного журналиста Сергея Гурьева, главного редактора журнала «КонтрКультУр'а» и автора книги «История группы “Звуки Му”». COLTA.RU предлагает вашему вниманию первую публикацию фрагмента из этой биографической книги — главу, в которой рассказывается о большом дебюте Янки — ее появлении с электрической программой на Первом фестивале альтернативной и леворадикальной музыки в Тюмени в июне 1988 года.

Сибирский Вудсток

Без преувеличения легендарный Первый фестиваль альтернативной и леворадикальной музыки организовывал тюменский городской рок-клуб, руководимый искрометным президентом Гузелью Салаватовой. На этот пост она была выбрана голосованием, победив в честном бою единственного альтернативного кандидата — Романа Неумоева. И так проголосовали выборщики не напрасно: во многом благодаря ее блестящим организаторским качествам фестиваль и оказался столь удачным…

Мирослав Маратович Немиров в своей «Большой тюменской энциклопедии» охарактеризовал сей беспрецедентный панк-форум так: «Главным в нем была не музыкальная его сторона. Главным был получившийся у него — по единодушным отзывам очевидцев — характер некоего из ряда вон выходящего и небывалого События, коллективное переживание которого охватило всех там присутствовавших… Короче, для Тюмени — и вообще для всего сибирского панк-рока — он имел эффект примерно такой же, как для Америки конца 1960-х — Вудсток».

Меташеф тюменского андеграунда и создатель экстравагантной модерн-концепции мирового сионизма Алексей Михайлов наговорил Немирову для той же его бессмертной энциклопедии: «Больше всего поражала психосфера, наличествующая все дни фестиваля и еще чуть не полгода после него, — всеобщее пронзительное переживание некоего События, теперь и здесь творящегося. О, это было специальное время, тот самый миг, когда смертельно раненный совок уже затих, а новорожденный капитализм еще не шлепнули по заднице, — дни социальной тишины, междумирье. Государство бросило поводья, и на авансцену поднялся Егор Летов в полнехонек росточек. Описываемое событие как раз и поставило точку в истории русского рока. И теперь он мертв. А Гребенщиков — уже нет».

Иронизировал тут меташеф или нет, но этот кумир юности Янки на дистанции, несомненно, оказался более живуч, чем большинство героев «Сибирского Вудстока»… Но  тот момент происходившее было, как стали говорить позднее, «в тренде». Фестиваль дал понять, что народ тогда интересовали не холодный профессионализм и техническая виртуозность, а искренность, месседж и энергетика подачи.

Вселенский хайп вокруг мероприятия был поднят по этому же принципу, и весь город поистине стоял на ушах в ожидании небывалого действа. К анонсированию привлекли творческих, креативных людей, трудившихся на чистом энтузиазме. Сочувствовавшие идее студенты Тюменского училища искусств изрисовали типографской краской, добытой через райком комсомола, бесчисленные на тот момент длинные заборы города. Да не просто длинные — бесконечные! Тюмень была насквозь пропитана актуальной бесконечностью…

Мегахаризматичный Старик Букашкин из неформальной художественной группировки «Общество Картинник» стал ходячей рекламой фестиваля: шествовал по городу во главе отряда панков, читал стихи, пел частушки и лихие песни. Дружественные журналисты, как могли, давали огня в прессе, по радио, на телевидении…

Однако Янка, пока весь город гудел, вдруг впала в депрессию. То ли ее опустошила запись альбома, то ли еще что… Поэт Герман Лукомников, до Тюмени не доехавший, но ранее почти непрерывно сопровождавший всюду Янку на протяжении трех месяцев, рассказывал:

«У нее бывали моменты какого-то очень плохого настроения, и просто депрессии были... Хотя чаще она была веселой и все время шутила. Но этот маятник качался очень сильно. И чувствовалось, что как раз вот этот смех, веселье постоянное — это какой-то способ худо-бедно разрядиться, иначе такие люди просто не выживают. Потому что она человек, конечно, была вообще без кожи».

Янка Дягилева. Первый акустический магнитоальбом «Не положено»

Довольно богатый опыт вывода Янки из этого состояния был накоплен у Иры Литяевой. Ире-то она и позвонила из квартиры Неумоева — прямо в Новосибирск.

Литяева вспоминает: «В Тюмени она в очередной раз впала в депрессию, вызывала меня успокаивать. Позвонила, говорит: “Чувствую, что иду по башлачевской дорожке!” Поехала к ней выручать, вписывалась тоже на квартире у Ромыча. Атмосфера там была тяжелая: они там все были начитавшиеся Кастанеды, очень агрессивные. С Кастанедой была интересная история: у Ромыча дома лежала стопка листочков со всякими разными текстами — в том числе рок-групп. И еще лежало огромное мачете — здоровенное такое лезвие. И Ромыч с Летовым развлекались, даже не просто развлекались… Мы с Янкой сидели на кухне, чаек пили, что-то там разговаривали. А они рубили эти листочки, то есть подбрасывали их — и рубили. Прибегают такие возбужденные, говорят: “Led Zeppelin не рубит!” Типа вот они какие мистичные — и с игрой слов… А потом у них обо что-то мачете сломалось, чуть ли не об The Beatles. И они такие: “Вау!!” То есть они искали все время какие-то тайные смыслы, волшебство, двоемыслие, тайные правительства. Были очень сильно туда погруженные — Летов с Неумоевым».

В любимой Летовым третьей книге Кастанеды «Путешествие в Икстлан» Янка могла прочитать: «Единственный по-настоящему мудрый советчик, который у нас есть, — это смерть». И, может быть, понимая ее на свой лад, повторяла тогда, как мантру, эту фразу: «Башлачев протоптал дорожку, и мне пора по ней». Литяева, тоже читавшая Кастанеду, могла, помогая Янке, опираться на продолжение этой мысли: «Каждый раз, когда ты чувствуешь, что все складывается из рук вон плохо и ты на грани полного краха, повернись налево и спроси у смерти, так ли это. И твоя смерть ответит, что ты ошибаешься — и что, кроме ее прикосновения, нет ничего, что действительно имело бы значение. Твоя смерть скажет: “Но я же еще не коснулась тебя!”»

— Чувствую, что иду по башлачевской дорожке!

Сама Литяева свою методику описала так: «Чтобы вывести человека из депрессии, нужно его отдалить от всех его проблем. Я с ней там просто подолгу разговаривала о чем-то вечном и бесконечном и так — дня три-четыре. Через столько времени таких разговоров человек уже начинает видеть себя в вечности и бесконечности. И понимать, что перед этим все его проблемы выеденного яйца не стоят…»

Кастанедианская атмосфера, по ее словам, тогда пропитывала всю Тюмень. «Иногда гуляли по городу ночью, происходили мистические случаи. Где-то в четыре-пять утра, на рассвете, идем с Янкой по улице, нам навстречу — какой-то мажористый парень. Спрашиваем: “Ты кто?” — “Я черт”. — “Черт? Ну сделай нам тогда… экскаватор!” Он улыбается, уходит, смотрим — на лавочке стоит детский экскаватор. Были в шоке просто. Вокруг нас магия завинчивалась смерчем... А фест был тогда сногсшибательный. К его началу я ее уболтала, и выступила она просто отлично».

Гузель, для которой местная мистика была прозой жизни, про Литяеву в Тюмени вспоминала так: «У нее все тогда вызывало изумление. Поэтому все больше молчала… Глаза у нее были просто огромные — от удивления, что все у нас так круто. Ведь в Тюмени парни были все модные, стильные: добывали где-то старые пальто 60-х годов, типа битников. Когда я ездила в Новосибирск, их рок-клуб по прикидам меня не впечатлил: какие-то хиппари... А мы-то — панки, нью-вейв! В Новосибирске тогда еще многое было запрещено, а мы чувствовали себя очень свободно. Весь город был наш!»

Первый Тюменский проходил в местном ДК «Нефтяник» три дня — с 24 по 26 июня. Лайнап фестиваля изобиловал звездами сибирского андеграунда: в числе выступавших были помимо «Гражданской обороны» и Янки новосибирские «Путти» и «БОМЖ», тюменские «Инструкция по выживанию», «Кооператив Ништяк» и «Культурная революция», всероссийский герой Ник Рок-н-Ролл… Прибыл в Тюмень и старый Янкин друг Дименций с «Ассоциацией Пых», где помимо него тогда немного пела и его новая подруга Мария Штефанова (она же Вихров) из Болгарии. Впоследствии она будет переводить стихи Янки на болгарский язык… Электрический состав Янки на фестивале был точно таким же, как на альбоме, но в дальнейшем больше так не выглядел уже никогда.

Магия события велика была безмерно. Например, посетивший его капитан милиции Виктор Щеголев настолько проникся, что стал с того момента многолетним хроникером и летописцем тюменского рока. Как пророчески пел Виллу Тамме из J.M.K.E., «милиционер и панк дружно протягивают друг другу руки…» Впрочем, культурные предпосылки к экзистенциальным перверсиям у Щеголева были и ранее: в библиотеке Высшей школы милиции он систематически читал романы Ирвина Шоу — в журнальном варианте. Библиотекарши ему их выдавали вне очереди — в обмен на рукописные главы его собственной детективно-эротической повести «Кодовое название: место под солнцем».

По версии летописца Щеголева, Янка выступала на фестивале аж трижды. Согласно его записям, «Великие Октябри» играли вечером в первый день и днем в третий, а после дневного воскресного концерта состоялся внеплановый акустический сет Янки. Как утверждает Щеголев, проходил он так: «26-го в перерыве между концертом и гала-концертом Янка просто сидела возле ударной установки и играла на гитаре без микрофона. Впечатление от Янки сложилось именно тогда — было слышно, о чем она поет, тексты песен. Это и зацепило».

Этот концепт, к слову, напоминает ее мифический выход на сцену на Втором Новосибирском, только на этот раз действо не осталось без внимания. Кстати, это надо учитывать, изучая всевозможные отклики на ее выступление в Тюмени: многие очевидцы по стечению обстоятельств видели только акустический сет… А целых три выступления Янки на фестивале, кроме Щеголева, не запомнил, кажется, больше никто. У многих они вообще просто слились в одно.

Приз зрительских симпатий на фестивале получила «Культурная революция», но для ее лидера Артура Струкова самой лучшей была Янка. Для фильма «Следы на снегу» он вспоминал: «Это был дебют на большой сцене Янки Дягилевой. Она до этого только на квартирниках всяких выступала, перед небольшой аудиторией, а здесь просто шикарно выступила как в электричестве, вместе с группой, так и… Один концерт был в электричестве, а один — акустический, под гитару. Тоже потрясающий, каждый из них по-своему был силен. Как обычно, электричество — оно такое драйвовое, а акустика — более лиричная, вся толпа присела, я тоже, помню, сел на сцене, где-то с краю. Там позажигали зажигалки. Янка — она умела, она такой магией обладала, конечно. Она умела захватить вас. Прямо комок к горлу, и слезы подкатывают, харизма у нее была потрясающая, божья искра вообще. Это самое сильное впечатление фестиваля».

Совсем юный тогда дизайнер Ксения Декова, помогавшая Гузели оформлять фестивальную сцену в стиле соц-арт, познакомилась с Янкой еще до начала действа, в фойе: «Там сидел Старик Букашкин и рисовал свои досточки. Я к нему подсела, говорю: “Ой, можно тоже порисовать?” Он: “Да, бери, давай, рисуй!” Просто невероятно притягательный был, мне очень нравилось быть там именно с ним… И тут Янка к нам подошла. Рыжие распущенные волосы, такие немножко лохматые, длинные, ниже лопаток, чуть-чуть вьющиеся. И конопушки, но кожа светлая, румянец легкий, ненакрашенная вообще. И светлые, лучистые большие глаза. Взгляд такой доверчивый — как у ягненка, простой такой, без лукавства, без вот этого бабского змеиного яда... Она была в темной рубашке из чего-то типа сатина — или тонкого льна. И у нее были широкие штаны такие — ну не клеш, а просто как для айкидо или а-ля униформа строителей. Мне даже показалось, что она это сама себе сшила, потому что такой одежды тогда не продавалось… Но больше всего меня поразило, что у нее на шее висела настоящая бритвочка. Тогда были в моде такие кулоны в виде бритвочек — по моде, пришедшей из Америки; их тогда вместе с джинсами, с как бы фирменными пакетами, “левисами” всякими, на рынке продавали… Но дело в том, что у нее был не кулон! У нее была настоящая опасная бритвочка на цепочке, лезвие... Я так удивилась, говорю: “А почему у тебя настоящая бритвочка? Это ведь опасно, она же может кожу порезать!” И она мне сказала, что очень часто путешествует автостопом и что иногда до нее домогались все эти вот водители да и еще какие-то другие ситуации были, когда она могла бы воспользоваться этой бритвочкой для защиты — снять и полоснуть. Как оружием».

Янка и «Великие Октябри» — «Деклассированным элементам»

Янку на сцене ДК «Строитель» Декова описала так: «Впечатление от нее у меня было сразу очень сильное, даже когда она еще не начала. Бывает вот, что от людей исходит такая энергия, сила, свет — как хочешь это называй… Когда ты человека чувствуешь, видишь и понимаешь, что это нечто совершенно необычное. И все эти тексты — “Мы с тобой гуляли по трамвайным рельсам” и другие — они просто сразу западали в память и оставались в подсознании навсегда. То есть это вот такая сила слова — я не знаю, с чем ее сравнить… Лаконичные тексты, настолько запоминающиеся, яркие, я бы даже сказала — божественные, не побоюсь этого слова. Потому что возникало ощущение, словно у нее взгляд на жизнь, на происходящие события был как у Бога — то есть она видела все как бы насквозь. И пела как будто о состоянии божественной сущности человека, вот просто ощущение абсолютной истины было в них. И с таким надрывом все это пелось, на разрыв аорты, на таком женском психозе, по эмоциональному состоянию похоже на Дженис Джоплин. В общем, бесподобные ощущения от нее были. Меня из артистов, которые тогда выступили на фестивале, — а это были замечательные, интересные, классные ребята — только Янка по-настоящему зацепила. И она как-то вот прямо сразу стала там для меня “номером один” — такое глубокое произвела впечатление».

Философ Владимир «Бога» Богомяков, который с тех самых пор станет верным другом Янки и поклонником ее таланта, вспоминал для фильма «Следы на снегу»: «…“Гражданскую оборону” и Янку я впервые увидел, когда мы пришли на этот Фестиваль альтернативной и радикальной музыки. Где я был, честно говоря, поражен увиденным… Кстати, “Гражданская оборона” там выступила не очень удачно, но тем не менее уже было понятно, кто такой Егор Летов, кто такая Янка. Уже было понятно, что это совершенно новая, небывалая музыка, которая могла возникнуть только здесь, только тогда. Потому что сейчас это какое-то прекрасное прошлое, которое ушло под лед и которого уже не будет».

Ксении Дековой, однако, показалось, что такое вроде бы не самое удачное выступление «Гражданской обороны» было Летовым так осознанно запланировано, срежиссировано.

«Егор — он был, по моим ощущениям, более холодный, более рассудочный, чем Янка. С ним получилось как: оформление сцены в стиле соц-арт мы с Гузелью делали два дня — ползали там, на штативах подвешивали плакаты, повытаскивали какие-то объекты из подсобных помещений, Ленина чугунного поставили. А он вышел на саундчек, цинично посмотрел на сцену и сказал: “Так, убрать все!” Мы все: “Это почему?” Говорит: “Убрать!” Ну, мы уж не стали возражать, как бы хозяин — барин, человек сам хозяин своего внешнего облика и сцены. И практически все со сцены убрали, просто голая сцена была… И тут он так концерт сделал, что к его концу почти все разошлись из зала. Прежде всего, не было слышно ни одного текста, ни одного звука, ни одного слова. Он так кричал и орал, что не было понятно о чем. Где-то первую-вторую песню, даже третью мы еще слушали, а потом люди стали постепенно уходить, и к финалу его выступления просто все вышли из зала. А он потом сказал, что у него цель была такая — именно чтобы разогнать всех людей из зала. То есть как бы он уже тогда применял такие приемы вроде антирекламы как саморекламы, для него это была такая пиар-акция».

— Янка, прости, вот возьми, пожалуйста, цветы, я был дурак глупый, что тебя не ценил!

«Гражданская оборона» в Тюмени выступила в переходном составе, где тогда на ударных дебютировал рекрутированный Егором из «Ассоциации Пых» Аркаша Климкин — будущий барабанщик концертного состава Янки. Как и на ее «тюменском» альбоме, Джефф предстал тут в роли гитариста, а сам Егор, впервые в рамках концертного электричества «ГО» выбравшийся наконец из-за барабанов, пел и играл на басу. В последний раз как фронтмен «Обороны» тогда еще рубился Манагер. Кроме того, в одной песне — «Я не верю в анархию», им же сочиненной, роль свободного вокалиста «ГО» исполнил друг и фанат Летова из Академгородка — Игорез Рагулин.

Свое выступление в Тюмени в рамках «ГО» Игорез оценил невысоко — «…потому что петь не умею, Игорь Федорович в тысячу раз лучше исполнял эту песню». Зато Янка, им ранее всерьез не воспринимавшаяся, тут его уже поистине потрясла.

«Я ее первый раз в Тюмени и услышал. Там я понял, что она великая. Раньше я считал, что ее просто Летов за собой таскает. А в Тюмени я, ее выступление даже до конца не дослушав, прямо вот в чужом городе куда-то из зала выбежал, купил первые попавшиеся цветы — розы, скорее всего, — принес Янке, встал перед ней на колени и сказал: “Янка, прости, вот возьми, пожалуйста, цветы, я был дурак глупый, что тебя не ценил!” Такой, в общем, весь из себя пафосный — показывал, что, мол, был не прав… А она мне просто сказала: “Да ладно, Игорез, брось, пойдем лучше выпьем!” Не в том смысле, что алкоголик, а в том, что она абсолютно беспафосная была… Если раньше я думал, что Янка — так себе, при Летове, то в Тюмени понял, что она — женский гений».

Янка и «Великие Октябри» — «По трамвайным рельсам»

Что же касается относительного неуспеха «Гражданской обороны» в Тюмени, то его по-своему объяснил местный метапереводчик Игорь Плотников, впоследствии известный как аранжировщик и саунд-продюсер проекта Мирослава Немирова «аРрок через океан»:

«Электричество там воспринималось сумбурно по одной простой причине: технически это было выполнено, причем у всех групп, не очень хорошо. Почему? Потому что, во-первых, опыта игры в электричестве у всех было мало, во-вторых, аппарат был говно. Естественно, что звукорежиссура там практически отсутствовала. Вообще, почти все электрические концерты в те времена выглядели и слушались очень сумбурно. Никто голосов там не слышал, музыканты друг друга не слышали — поэтому иногда кто в лес, кто по дрова… Потому, наверное, и Янкин электрический концерт был такого же качества и воспринимался именно так. А в акустике, поскольку здесь были только она и гитара, слова можно было расслышать и энергию как-то почувствовать. А не просто шум какой-то, гром и какофонию».

Но были и люди, которым именно «электрическая» Янка в Тюмени очень даже понравилась. Например, Валера Рожков и Олег Сур от лица «посланников группы “Флирт”» написали текст, предназначавшийся для публикации в каком-либо СМИ Приангарья, где у них было много друзей:

«СЕНСЕЙШЕН: Известная в миру своими песнями Яна Дягилева покинула фольклорный дуэт “Синий чулок” и сколотила банду “Великие Октябри”. В электрике ее песни приобрели новое звучание и популярность. Теперь их ждут на Ангарском рок-фронте!!!»

«Синий чулок», напомним, был полумифический фолк-дуэт Янки с Юлькой Шерстобитовой, исполнявший слегка переиначенную песню из фильма «Пять вечеров» — «Думы окаянные», попавшую на приснопамятную запись у Манагера от 9 декабря 87-го. А возможность возить Янку в Ангарск у Валеры была уже тогда, и впоследствии она будет вполне себе воплощена в жизнь, хотя все-таки лишь в акустике: на электрический состав денег там не наберется…

Что же касается грома и какофонии, то как раз ими с успехом сопроводил свой мощный перформанс Ник Рок-н-Ролл, получивший в итоге от рок-клуба специальный приз «За беспредел». Капитан-летописец Щеголев писал, что он «…вызвал у публики и резко положительные, и резко отрицательные эмоции. От “он над нами издевался” до “парень-динамит”. Недовольство он вызвал и у бывших до этого невозмутимыми сотрудников, отвечающих за порядок на концертах, но не словами, а рискованными жестами».

Впрочем, именно Ник, поглощенный тогда фестивальной круговертью и собственными выступлениями, Янку на фестивальной сцене вообще не увидел. Тем не менее и ему нашлось что вспомнить:

«В Тюмень я тогда приехал, когда уже закончилось пресловутое следствие и дело № 666, — по чужому военному билету. Когда увидел Яну, обнялись: она была такая очень радостная, веселая. Проявила себя как настоящий человек и друг! Меня там тогда свинтили за мат на сцене, причем перед этим выступал Летов, у которого мат на мате — и ничего! А вот меня почему-то сразу захотели принять — и приняли… Но Гузель с Янкой сразу собрали специальную “отбив-команду”, пошли и реально отбили меня у ментов. Янка вообще всегда первая ходила выручать тех, кого загребли».

Другая спасительница Ника Гузель рассказывала: «Первый день фестиваля. Первое, самое первое в жизни Янки выступление на сцене, да еще и в электричестве… Янка очень боялась, говорила, что у нее трясутся ноги. Поэтому выступала сидя и в полутьме. Выключили свет, на нее направили прожектор, и она начала сидя. У барабанной установки был помост, и вот на нем она сидела и играла. Атмосфера была душевная — народ, до того скакавший в партере, затих, вылез на сцену и улегся у ног Янки, размахивая горящими зажигалками в такт ее песням... Чудесная, прекрасная Янка покорила и зал, и Тюмень, и всю страну. Когда она пела, становилась невероятно красивой и от нее шел свет. Помним, любим, никогда не забудем».

На фестиваль приезжали деятели рок-самиздата из более-менее сопредельных городов, которые тоже не остались равнодушными.

Дмитрий Драгунский («Ауди Холи», Казань): «ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ. В полный рост! Уральские баллады о тусовочной жизни современной девушки-хиппи. Ее зовут Яна (вокалистка, гитаристка и композитор). С панк-роком ничего общего не имеет. На концерте хиппи балдели, сидя по-турецки на краю сцены».

Михаил Зуйков («Андеграунд», Ишим): «На сцену вышла невысокая, коренастенькая девушка совсем не рокерского вида. Она присела на невысокую сцену для барабанов и ударила по струнам гитары… Через десять секунд в зале наступила мертвая тишина. Народ, как тараканы, пополз к сцене. А потом — и на сцену! Я не был исключением. Сидя, лежа, восхищенные зрители внимали песням Янки Дягилевой! После всего увиденного, услышанного это было как глоток свежего воздуха! И мы взахлеб пили этот воздух, и печаль наша была светла…»

Тут надо на всякий случай оговориться, что песню «Печаль моя светла» Янка на фестивале не исполняла…

Джексон, который видел все из-за барабанов, утверждает: «Очень классный концерт, такой живой был... Он очень сильно отличался от других. Янка на полу сначала играла — села. В общем, сначала несколько песенок так прямо на полу и проиграла, просто сидела и пела. И ее там очень тепло приняли».

Начала петь — и все просто опешили.

Юлька Шерстобитова, относившаяся тогда к своей подруге противоречиво и еще недавно приезжавшая на новосибирскую Интернеделю с формально антиамериканским значком «Янки — нет!», здесь, похоже, испытала настоящий катарсис. Для «белой книги» она написала: «Насколько она талантлива, я особенно поняла на панк-рок-фестивале в Тюмени... Впечатление было мощнейшим. Это было убедительно, это было настоящее, ее песни пробивали насквозь. Я смотрела на нее и не верила, что это та самая Янка… Известно, нет пророков в своем отечестве».

Игорь Бедарев (басист групп «Центральный гастроном», «Кооператив Ништяк» и «Собачья жизнь»): «Начала петь, и все просто опешили. Были ошарашены ее песнями, ее прозрачным женским голосом… Все ждали очередной рокешник, а тут вдруг полнейшая красота, прямо Сюзанна Вега какая-то, даже еще лучше, всем очень понравилось. И мир поменялся вокруг…»

Вокруг воспоминаний Манагера о выступлении Янки в Тюмени в скачущем сознании автора выросла целая полудетективная история. Правда, она больше касается самого процесса написания книги, но трудно ее не привести.

В 2011 году, к 20-летию со дня гибели Янки, «Комсомольская правда» побеседовала о ней с Манагером. В материале имелся любопытный абзац: «В 1988 году в Тюмени был всесоюзный панк-фестиваль. На парапете у сцены сидели девушки в кофточках из ангорки и с норковыми шапками в руках. А Яна на сцене пела в фенечках и заплатанных джинсах: “Я неуклонно стервенею с каждой норковою шапкой...” И у одной из девушек слеза наворачивалась… Меня тогда удивило, что она поет о том, о чем эти барышни никогда не скажут, но всегда думают».

Янка и «Великие Октябри» — «Я стервенею»

Эта сцена показалась автору книги слишком уж театральной: конец июня, девушки с норковыми шапками… И десять лет спустя после той публикации мне захотелось уточнить у Олега, правильно ли «Комсомолка» его тогда поняла. Тот справедливо посетовал, что я его не интервьюирую, а допрашиваю, «как мент», но все же пояснил:

«Около сцены там сидели и стояли мажорные девицы, одетые по моде конца 80-х — в фирменных джинсовых юбках, пышных мохеровых кофточках и шапках. Это я видел своими глазами: они, выпучив глаза, на нее смотрели, потому что шок был очень большой… Мне еще запомнилось, что кто-то из них сидел на сцене, ножки свесив сюда, на танцпол, а туда повернувшись лицом. И вот Янка поет: “Я неуклонно стервенею с каждой норковою шапкой”, — а они там сами в шапках — если даже не норковых, то соизмеримых».

Нормально так, да? Автор в полной растерянности — реально как мент — полез смотреть архив погоды в Тюмени: 24 июня 1988-го ночью на улице было, как ни странно, всего лишь плюс четыре. Так что известный мем «Июнь, а я без шапки» пришелся бы тут очень даже впору…

Я стал напрягать память. Вспомнил, что в конце 80-х эти норковые шапки вообще носили, как предмет гордости, где попало — даже на дискотеках иногда девицы в них танцевали, обливаясь потом и мейкапом. «Почему не снимают?» — мучительно думал я тогда. Ответ нашел в те же годы в каком-то кинотеатре. В зале было тепло, а в ряду передо мной расположилась дама в норковой шапке, загораживая ею экран. Вежливо шепнул: «Может быть, снимете шапку-то?» — а она мне жалобно отвечает: «Вы понимаете, я сниму, а у меня на голове там черт знает что будет!» Еле-еле убедил, что обещаю смотреть кино, а не ей на голову…

В общем, почти уже было поверил, что в летней Тюмени во время сета Янки перед сценой легко могла стоять хоть целая толпа модных девок с норковыми шапками, дружно переживающих культурный шок. Но меня остановил Манагер новым, уже итоговым, сообщением:

«Про девиц я попробовал вспомнить: несколько стояло у сцены, одна или две сидели — если брать мое поле зрения. Они были прилично одеты — и именно в мохеровых джемперах. По логике никаких шапок там быть не могло — наверное, это у меня была такая метафора, что они могли бы держать эти норковые шапки, поскольку были так мажорно одеты. Хоть вечером тогда и прохладно было, но все-таки шапки — уже для осени… Меня просто поразило сильно, и я как бы их “нацепил” на этих девиц... Ну а после память чуть подмешала в воспоминания».

Но не зря же автор мучился в поисках обоснований этой фантастической истории…

В любом случае после тюменского фестиваля Янка, по сути, в одночасье стала звездой андеграунда регионального масштаба. А только что записанный альбом «Деклассированным элементам» уже начинал курсировать по каналам всесоюзной инфраструктуры магнитиздата. Буквально за неделю воистину «мир поменялся вокруг»…

Понравился материал? Помоги сайту!