10 сентября 2021Современная музыка
273

«Музыка — это язык, и так классно встретить кого-то, кто говорит с тобой на одном языке»

Певица Саша Виноградова и виолончелистка Алина Ануфриенко — о совместном импровизационном альбоме «Око» и его терапевтическом эффекте

текст: Арам Устян
Detailed_picture© Алиса Рейхтман

Саша Виноградова — певица, композитор и музыкальный терапевт, помогающая заболевшим людям с помощью звуковых медитаций. Алина Ануфриенко — барабанщица и виолончелистка. Их совместный альбом «Око», который выпускает эстонский лейбл Hidden Harmony Recordings, состоит из семи медитативных пьес для голоса, виолончели и электроники. Они записаны в ходе совместных импровизаций. Под эту убаюкивающую музыку Саша и Алина предлагают слушателю расслабиться, замедлить дыхание и принять внешние ритмы как свои. Арам Устян поговорил с ними об альбоме «Око» и его терапевтическом эффекте.

— В своей статье «Живая речь: зачем нужна импровизация?» музыкант-импровизатор и историк философии Юрий Виноградов говорит важные слова: «Импровизация — естественная потребность музыканта, так как представляет из себя опыт живой речи». Чем для вас двоих является импровизация?

Саша Виноградова: Первое слово, которое у меня возникло, — это «свобода». Наверное, для меня импровизация — свидетельство появления чего-то, музыкальной фразы, звука или нескольких звуков, в настоящем моменте. Как будто я становлюсь свидетелем чего-то уникального, при этом являюсь одновременно и автором, и свидетелем. Такая роль меня как человека, который вроде и проявил этот звук, и услышал его, и стал свидетелем его появления, очень важна. Когда мы писали этот альбом, импровизация была способом высвобождения звука и становления его как полноценного музыкального произведения. Импровизация — это присутствие.

Алина Ануфриенко: Я, наверное, скажу, что для меня импровизационный материал — это самый важный материал. Как композитор, считаю, что заранее написанная музыка должна быть создана для того, чтобы передать конкретную информацию конкретному слушателю, но наш дуэт с Сашей строится так, что мы находимся в моменте, в пространстве, в контакте друг с другом и с людьми вокруг, поэтому свобода этого материала и его естественность очень важны. И вообще для меня глобально в жизни важно ощущать свободу, ее ощущение дает очень важный импульс. Вся моя музыка импровизационная.

— Все композиции на альбоме были записаны в ходе ваших совместных импровизаций. Тем не менее материал кажется очень продуманным и структурированным. Где проходили границы свободы и импровизации?

Саша: Потому что была проделана работа после (смеется), довольно большая.

Алина: И работа до.

Саша: И работа до. Мы с Алиной не готовились к написанию альбома каким-то традиционным способом, то есть не приносили каких-то заготовок, риффов или четких продуманных гармоний. У меня даже слов не было. Мы настраивались и готовились другим способом. Не слушали чего-то, что могло бы нас отвлечь от игры, — такой эффект чистого листа. Но на самом деле, естественно, у нас с Алиной внутри куча музыки, которая так или иначе проявляется, и в каком-то виде мы ее начинаем транслировать. Точно помню, что было несколько моментов, когда ловила себя на мысли, что сейчас играю что-то, что уже играла, что повторяю, и, казалось, это не то, что должно сейчас звучать. И, направив внимание, возвращалась в изначальную идею. У меня была специальная музыкальная и визуальная голодовка, пост перед записью. Хотелось направить внимание внутрь. Алина когда-то очень правильно сказала, что мы были теми, кто эти звуки просто вынимал из пространства и фиксировал.

Мы писали альбом за городом, у меня на даче, пять или шесть дней. Достаточно далеко от Москвы, чтобы не помнить о ней. Мы особо никуда не выходили — была зима, и шел снег. Просто играли и играли с утра до вечера с небольшими перерывами на еду и подышать воздухом. Потом это все переслушали, брали какие-то куски и сами удивлялись тому, что они каким-то образом, появившись в моменте, уже были структурированы. Хотя даже не помню, как играла это. Потом что-то мы дописывали. Ритмы, например, я делала уже после. Голос тоже позже записывала. Основной каркас и база были абсолютно девственны.

Алина: Мы писали за городом, и для меня был очень важен момент катания на санках… Что за окном шел снег, что снег падал с крыши. Я много играю импровизационной музыки, и для меня очень важно существование в материале, в моменте. Я не играю «импровизационную музыку», а играю «музыку», не создаю «импровизационный материал», а создаю «материал». Задача любого музыканта, который занимается тем, что называется «импровизационная музыка», — пропускать через себя музыкальный материал и давать ему осуществиться здесь и сейчас. Мы играем музыку. Все, что мы делали там, на даче у Саши, — это пытались играть музыку. Для меня тогда это была импровизация, но я четко чувствовала, что для Саши это вхождение в какую-то новую роль. Я не знала о ней до этого как об импровизационном музыканте. Это было очень чуткое время, в котором мне хотелось делать что-то неопределенное для себя и при этом существовать с человеком, которого я знала очень мало. Кажется, во многих треках — или даже во всех — чувствуется эта чуткость между двумя людьми, создающими что-то общее. Мы были практически незнакомы тогда, но провели прекрасное время там, где-то за городом.

© Алиса Рейхтман

— Помимо свободы и момента импровизация — нечто общее, коллективное. Несмотря на коммуникацию между вами, тем не менее для слушателя музыка — всегда немного ненадежная и абстрактная форма коммуникации. Какие смыслы вы выражаете на своем альбоме, как вообще определяете для себя свою музыку и называете ее?

Саша: Я поняла такую вещь. Когда альбом вышел «в первый раз» (это переиздание альбома. — Ред.) — а это было в прошлом году, он вышел, когда было уже очень тепло и начиналось лето, — он был не на своем месте. Я сейчас поняла, что он настолько «зимний». И сейчас более актуальный, когда приближаются холод и зима. Когда я представляю себе этот альбом, у меня возникает слово «кристальность» в смысле какой-то хрупкости. Алина как раз говорила про чуткость и осторожность. Там этого действительно очень много. Там все про какую-то направленность внутрь себя и про вопросы к себе. Они и звучат в словах. Там есть треки, где нет почти слов, но есть одна фраза — вопрос, который может задать себе каждый человек. Это тихое и очень хрупкое время, бережное отношение к себе — чуть глубже, чем в отношении, например, социума. Когда звучат вопросы: «‎Что происходит вообще? Кто я в глобальном плане? Откуда я и куда иду?» Замирание в этих вопросах, но без тревоги и напряжения. Эти вопросы задаются очень аккуратно и с большой любовью.

Наш альбом вообще про любовь к жизни, к человеку. Про любовь к миру.

Алина: До того как мы приступили к этому альбому, мы разговаривали с Сашей о том, что это — то, что мы делаем и о чем говорим в этих многочасовых импровизационных сессиях. И мы говорили о том, что это такое путешествие. Что сам процесс написания альбома — это путешествие. Не думаю, что отношусь к этому альбому как автор. В те моменты, когда он создавался, меня лично там как будто не было. Там была другая фигура (часть) меня, которая коммуницировала с виолончелью, микрофонами, примочками, Сашей, кошкой, баяном. Когда прослушала материал по итогу, то отнеслась к нему так, как будто мне его дали. У меня нет к нему какого-то авторского отношения. Все, что происходило «там», было про путешествие. Вглубь, вовнутрь себя.

© Алиса Рейхтман

— Продолжая тему настроения. Эмбиент — а от этого жанра очень много на вашем альбоме — часто становится тем, что помогает бороться с тревогой, дает слушателю расслабляющий эффект, погружает в определенное настроение. В целом музыка часто помогает людям с травмами, тем, кто перенес инсульт, людям с амнезией и пр. Известно, что Саша, например, воспринимает музыку также как терапевтическое средство. Расскажите про терапевтический эффект музыки и конкретно вашего альбома.

Саша: Алина недавно очень хорошо сказала, что насколько терапевтичным может быть эмбиент, настолько же терапевтичной может оказаться и музыка Nirvana или группы «Звери». Нет какого-то универсального лекарства. «Я послушаю и вылечусь» — так не работает. В нашем альбоме заложены определенные чувства и состояния, и музыка хорошо передает эти состояния. Практически любой человек, у которого есть чувства и слух, способен воспринять это. Если мы вкладываем в свою музыку любовь, заботу, чуткость, бережность, то, скорее всего, это будет слышно. Я не могу сказать, что у нашего альбома есть терапевтический эффект. Чтобы сказать уверенно, нам нужно провести исследования: замерить состояния людей, дать послушать, снова замерить.

— Что вы слушали, видели и чувствовали перед записью, чем вдохновлялись? Можете ли вы выделить что-то, что оказало непосредственное влияние на альбом?

Алина: Я послушала с десяток китайских опер. Мне хотелось слушать что-то, что никогда до этого не слушала и что никак не помещается в моей голове. Когда я приехала в очень тихое место, на эту дачу, оперы настолько сбили меня с толку, что я могла открыть себя и не поддаваться никаким паттернам. И вообще слушаю мало музыки и мало смотрю кино, разве что читаю тексты про звук. Люблю существовать внутри себя и в окружающем мире.

Саша: Я намеренно за две-три недели перестала слушать что-либо. Мне хотелось максимально отстраниться от всего. На резиденцию ИМИ в 2019 году приезжал Олег Нестеров. Он нам читал лекцию, после которой был мастер-класс, где Олег рассказывал, как они с группой импровизируют и как рождается их музыка. И о том, что, например, не нужно есть мясо перед тем, как ты собираешься что-то творить. У меня есть настольная книга «Разговоры с Кейджем» Ричарда Костелянца, я ее обожаю, и она вся у меня перечеркнута. И у Кейджа в интервью тоже очень много наставлений для тех, кто начинает что-то делать. Я прислушивалась к хорошим людям. На резиденции Red Bull Music к нам в качестве гостя приходила канадская композиторка Кара-Лис Ковердейл (Kara-Lis Coverdale), потрясающая и космическая женщина. Практически год я слушала только ее, Сару Давачи (Sarah Davachi) и Брайана Ино, и, честно сказать, у меня полностью перепрошился мозг. После лекции Ковердейл мне как будто переустановили мое внутреннее программное обеспечение.

© Алиса Рейхтман

— Чем отличается, на ваш взгляд, сольная работа от работы с кем-то?

Алина: Думаю об этом уже несколько месяцев в связи с тем, что у меня огромное количество парных (коллективных) проектов и я не создаю ничего сольно. И задаю себе вопрос, почему я этого не делаю и подключаюсь к кому-то. Это открытый вопрос, и у меня нет на него ответа. Когда ты работаешь над сольным проектом, ты должен взять и посвятить время себе. Поковыряться в себе, понять свои отношения с миром, темой и инструментом, погрузиться и проанализировать. А когда работаешь в составе, дуэте, трио, то вместе анализируете какие-то общие темы и вопрос вашего пересечения и видения в этих общих темах. Когда мы говорим про работы с другими людьми, это вопрос диалога с другим на какую-то конкретную тему, а когда говорим про сольные работы, то это момент диалога с собой на очень важную и волнующую тему.

Саша: Мне просто очень нравится создавать что-то вместе. В этом больше силы. Музыка — это язык, и так классно встретить кого-то, кто говорит с тобой на одном языке. Можно столько всего сказать.

— Блиц. Что для вас самое главное в музыке и звуке?

Алина: Откровенность.

Саша: Честность.

Слушать «Око» в стриминговых сервисах


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20244859
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246420
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413016
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419506
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423584
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202428891
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429545