Белая гардения

7 апреля исполняется 100 лет со дня рождения Билли Холидей.

Манеру Билли Холидей до сих пор копируют многие молодые джазовые певицы — буквально каждая вторая. Некоторым удается сделать на этом имя. Но все равно понятно, что другой такой уже не будет. Почему именно Холидей негласно признали лучшей, наиболее достойной подражания, за век джаза, давший множество выдающихся певиц? А бог знает. Она не обладала мощным голосом — неширокий диапазон, своеобразный, несколько «скрипучий» тембр: если включить запись Билли Холидей в одной комнате, уйти в другую и слушать через стену, то кажется, что звучит не женский голос, а труба.

Возможно, привлекает тяжелая, «рок-н-ролльная» судьба: неполная семья, алкоголь, наркотики. По легенде, в юности работала в борделе. По классическим фотопортретам об этом не догадаешься: нежная улыбка, чистая, как гардении в ее волнистых волосах. Ангел, сущий ангел — кстати, в 1988 году группа U2 посвятила ей песню «Angel of Harlem».

У нее не было ровным счетом ничего, чтобы стать суперзвездой. 7 апреля 1915 года в Балтиморе родилась девочка по имени Элеонора Фейган. Дочь несовершеннолетней и исчезнувшего в дыму ночных клубов тинейджера-гитариста. Бедная, необразованная, чернокожая в расистской Америке 1930-х.

«Почему все негритянки, — злилась Холидей, — в кино играют роли либо каких-то “простых девушек”, либо шлюх?»

При всей трудности жизненных обстоятельств Элеонора Фейган (псевдоним «Билли Холидей» возник путем сложения имени любимой актрисы и фамилии родного отца; коллеги же за изящество прозвали ее Леди Дей) превратилась в совершенно удивительную красавицу: чувственные губы, выразительные миндалевидные глаза, изумительная фигура, которой завидовали ее коллеги-певицы. А мужчины-музыканты восхищались талантом и профессионализмом юной самоучки. Кстати, именно талант сделал ее профессиональной певицей практически на ровном месте. Вот как сама Билли Холидей рассказывала о поворотном моменте в своей жизни: «Мы [с мамой] жили тогда в Нью-Йорке, на 145-й улице, близ Седьмой авеню. Однажды мы так проголодались, что едва могли дышать. Я собралась с силами и вышла на улицу. Было чертовски холодно, но я побрела от 145-й улицы до 133-й по Седьмой авеню, заходя в каждую пивную с надеждой найти хоть какую-нибудь работу. Наконец я пришла в полное отчаяние и зашла в клуб Log Cabin, которым руководил Джерри Престон. Я сказала ему, что хотела бы согреться и выпить, хотя у самой не было ни цента в кармане. Тем не менее я заказала джин — моя первая выпивка: раньше джин от вина не отличала — и залпом выпила. Сразу стало тепло, я попросила Престона дать мне какую-нибудь работу, танцовщицы, например. Он попросил станцевать. Я попыталась, ему не понравилось. Тогда я сказала, что умею петь. Он ответил: “Ну спой”. В углу какой-то старик бренчал на фортепиано. Он начал играть мелодию “Travlin'”, и я запела. Посетители в баре перестали пить, повернулись и стали наблюдать за мной. Затем пианист — оказалось, что это Дик Уилсон — переключился на “Body and Soul”. Боже, видели бы вы этих людей: все до одного начали кричать и плакать! Это была очень простая публика. Престон подошел ко мне, кивнул и сказал: “Детка, ты победила”. Вот так я и начала петь».

Певица ушла из жизни в 44 года человеком больным и совершенно изломанным. Здоровье подорвали алкоголь и наркотики. К опиуму ее пристрастил первый муж по имени Джонни Монро, а на героин «подсадил» второй супруг, трубач и наркодилер Джо Гай. Когда немногие близкие люди занимаются черт-те чем — трудно этому сопротивляться. Мама ничем не могла ей помочь, отец, которого певица уже в сознательном возрасте разыскала, — тем более. Коллеги видели, что происходит («я сам был болен», писал в автобиографии Майлз Дэвис), но вмешаться не могли. Фатальным для Билли Холидей стал 1945 год. В этот год она сошлась со своим злосчастным Джо Гаем, тогда же умерла мама — единственный родной человек, и Билли окончательно слетела с катушек. Ее даже арестовали «за хранение»; после освобождения запретили выступать в клубах, казино, в общем, везде, где продается алкоголь. Тем не менее запала хватило еще на почти полтора десятка лет плодотворной работы. В эти годы было все: записи с лучшими джазменами и оркестрами, аншлаги в больших залах, европейские турне, хиты и высокие гонорары.

Два раза, в 1948 и 1956 годах, она давала сенсационные аншлаговые концерты в престижном Карнеги-холле — нешуточное достижение для любого джазмена, тем более чернокожего. О втором концерте обозреватель журнала Downbeat Нет Хентофф (автор нескольких хрестоматийных книг по истории джаза и бесчисленных liner notes для пластинок, которые у нас в советское время от руки переписывали) писал как о чуде: «Аудитория была ее от первой до последней минуты. Был один момент, когда ей аплодировали даже музыканты. Билли была в высшей форме. Бесспорно, во всем мире она — самая лучшая и самая честная джазовая певица!»

Незадолго до смерти Холидей успела поставить точку в дискографии альбомом «Lady in Satin» с симфоническим оркестром. Альбом принято поругивать: голос уже не тот, записано все на пределе сил и возможностей. Но она, самая честная, это никак не скрывает, не прячет огрехи и не стыдится.

Она не уставала экспериментировать и не боялась браться за любую творческую работу. Хотя в 1930-е еще существовало разделение на авторов и исполнителей, многие свои хиты Билли Холидей сочинила сама: «Fine and Mellow», «God Bless the Child», «Don't Explain» и «Lady Sings the Blues».

«Lady Sings the Blues» («Леди поет блюз») — это название-оксюморон стало клише. Так же называется биография Билли, которую написал литератор Уильям Дафти, большой друг певицы и муж ее лучшей подруги. Сама бездетная, Билли Холидей — дважды крестная мать: сына четы Дафти и дочери критика Леонарда Фезера, корифея американской джазовой журналистики.

В кино Билли Холидей снималась мало, в основном в эпизодах музыкальных фильмов. Участвовала в телепередачах. Актрисой, может быть, и могла бы стать: фотогеничная, живая, убедительная. В «Новом Орлеане» 1947 года ей доверили довольно большую роль рядом с великим Луи Армстронгом, которого она боготворила как музыканта. Билли предвзято отнеслась к результату. На съемках выяснилось, что она играет не «джазовую певицу Билли Холидей», то есть саму себя, а служанку. «Почему все негритянки, — злилась она, — в кино играют роли либо каких-то “простых девушек”, либо шлюх?»

В то время джаз из развлекательного жанра быстро эволюционировал в высокое искусство. А в джазовой — негритянской по преимуществу — среде зрели антирасистские настроения. В определенный исторический момент джазмены-негры оказались в абсурдном положении. С одной стороны, многие были звездами как на родине, так и в Европе, с другой — в Америке их по-прежнему мог унижать любой белый. В южных штатах в это время устраивали «суды Линча»: казни негров без суда и следствия.

Неблагоприятная расовая ситуация и сопровождавшие ее трагедии, как ни странно, сыграли в карьере Билли Холидей положительную роль. Еще в 1938 году она привлекла к себе колоссальное внимание, став солисткой оркестра Арти Шоу, известнейшего коллектива, в котором играли только белые музыканты. Белый оркестр плюс черная певица — это было в новинку. Настолько в новинку, что не все поняли. Из оркестра, правда, ей пришлось уйти, но зато вскоре она стала выступать в новом клубе под названием Café Society, где произошла ее «встреча» с песней «Strange Fruit», ставшей ее визитной карточкой.

Стихи написал учитель из Бронкса по имени Абель Миропол — еврей и коммунист, на всякий случай подписавшийся псевдонимом Льюис Алан. Билли Холидей, услышав это стихотворение в вышеупомянутом Café Society, предложила свою мелодию. Текст идеально «лег» на ее голос и манеру исполнения: сочетание производило сильный эффект. Билли, как большой артист, еще и «докручивала» атмосферу: на любом ее концерте «Strange Fruit» исполнялась самой последней. Закончив петь, певица сразу же уходила за сцену.

И никогда не возвращалась на поклон.

Понравился материал? Помоги сайту!