Авангардная словенская группа Laibach, известная своей провокационной милитаристской эстетикой, недавно дала концерт в Северной Корее. Это был первый концерт иностранной группы в Северной Корее. 30 лет назад словенский индастриал-коллектив был запрещен даже у себя дома, в Югославии, теперь они объездили почти весь земной шар — от Нью-Йорка до Пхеньяна. С недавних пор им не рады только в России— в связи с «высоким политическим риском тревожной реакции со стороны местных “православных” активистов». В 2014 году Laibach выпустили альбом «Spectre» — первый за 8 лет студийной паузы, а сейчас их поклонники ждут появления второй части фантастическо-исторического фильма «Железное небо», саундтрек к которому во многом состоит из песен группы.
— Давайте начнем с самого начала: что повлияло на внешний вид и звучание группы в момент ее появления? Откуда взялись милитаристские мотивы?
— В начале 1980-х мы одевались в югославскую военную форму, потому что сами служили в армии, играли воинственную музыку и считали себя инженерами человеческих душ. В отличие от других югославских групп, мы не были одержимы западной культурой и благодаря этому развили аутентичный звук того времени и места, в котором жили.
Второй причиной, по которой мы носили военную форму, было наше желание продолжать традицию. Рок-группы, в сущности, являются производным от военных походных ансамблей, создававшихся для того, чтобы поднимать и поддерживать боевой дух на поле боя. Позже духовые и джазовые оркестры начали трансформироваться во что-то новое, а с появлением электронных инструментов появились рок-группы, которые стали оголенной, усовершенствованной версией таких джазовых ансамблей. Если вы помните, до 70-х все они носили униформу (даже TheBeatles и RollingStones), а кто-то и еще дольше. Кроме того, наряды хеви-металистов и панков — тоже своего рода униформа. Тогда, в 80-х, мы просто не могли найти более подходящую униформу, чем югославская (которую мы утащили из армии). Конечно, нацистская униформа, созданная HugoBoss, была куда более элегантной, но тогда нам было ее не достать. К тому же мы считали себя югославской (а потому — партизанской) группой.
— Что на тот момент происходило с югославской музыкой?
— Ничего особенного. В музыке происходило ровно то же самое, что и в Лондоне, Нью-Йорке, Манчестере, Берлине или Мюнхене, но, несмотря ни на что, это было интересное и увлекательное время.
— Есть ли какие-то словенские, югославские группы из 80-х, которые не пробились к широкому слушателю, но заслуживали внимания?
— В 80-х была масса отличных групп: Bulldozer, Bastards, ChildrenofSocialism, BerlinWall, TheFourthReich, CiaoCunts!, Videosex, ElectricOrgasm, Idolsи многие другие. Но они больше не существуют.
— Как вы считаете, почему ваш сценический образ и музыка по-прежнему эффективны? Вы зазвучали быстрее и жестче, но в остальном мало что изменилось за прошедшие 30 лет.
— Мы в Laibach не любим перемены. Мы меняемся ровно настолько, насколько это необходимо, чтобы остаться прежними. Почему Laibach все еще актуальны? Потому что мы и есть — время.
— Что такого вневременного в зловещем внешнем виде и зловещий ли он?
— Не знаем, разве зловещий? Мы совершенно точно заставляем зло понервничать, когда оно видит свое отражение в зеркале, которое мы перед ним держим. Но мы не считаем, что зеркало Laibach проецирует или отражает только злые картинки. Однако правда и то, что дьявол многолик, как и мы.
— Зачем вы организовали тур по США под девизом «вернуть Laibachв Америку»?
— Почему Америка должна быть привилегированной и жить без Laibach? Мы не можем себе позволить игнорировать ее до такой степени.
— Почему вам пришлось собирать средства на американскую гастроль с помощью краудфандинг-кампании?
— Потому что Америка — страна скрытых затрат и потому что затраты на тур были выше, чем общая прибыль от выступлений. Вот так элементарно.
— Вас по-прежнему запрещают в каких-либо странах? Меняются ли причины запретов по сравнению с тем, какими они были 30 лет назад?
— На данный момент Laibach в «черном списке» только у России, где нам отказали в концертах в Москве и Санкт-Петербурге в феврале 2015 г. Наш российский агент получил указание «свыше» не делать концерты Laibach в связи с «высоким политическим риском вызвать возмущенную реакцию у местных православных христианских активистов», потому что мы открыто восхваляем Сатану, судя по всему.
Рок-группы являются производным от военных походных ансамблей.
— То есть вы запрещены в России, но разрешены в Северной Корее? Как такое возможно вообще?
— Все возможно. Когда-то мы были долгие годы запрещены во Франции, и у нас были огромные трудности с тем, чтобы найти смелого промоутера и клуб, которые наконец-то дали нам возможность выступить в Париже. Несмотря на то что на наших концертах никогда не возникали конфликты, все время появляются новые запреты. Такое чувство, что Laibachбез особых на то причин заставляет людей понервничать.
— Вы планируете в ближайшее время вернуться в Россию?
— Хочется верить, что в 2016-м. Если нас пригласят, конечно.
— Пока «Европа разваливается», как подмечено в одной из ваших песен, что вы думаете о ситуации в Восточной Европе?
— Восточная Европа — это большой «политический термин» и будет оставаться таковым до тех пор, пока страны, объединенные под этим названием, будут продолжать вести себя как «Восточная Европа» (и дело тут не в Востоке). Если вы имеете в виду войну на Украине, то ее нужно немедленно остановить. Такие войны настолько старомодны и устарели, что не должны существовать в наши дни. У людей из России и Украины слишком много общего, чтобы развивать такие конфликты. Разумеется, выход из сложившейся ситуации будет найти непросто. Потому что любая война — это бизнес. Это выгодно для военной индустрии, для черного рынка, для экономики и подкармливает СМИ. Люди, которые оказались втянуты в конфликт, — это всего лишь сопутствующие потери.
— Пока немцы обеспокоены возрождением националистических настроений в обществе, россияне поддерживают эту «патриотическую» тенденцию. Как обычно, это «Империя против Мирового Зла», в роли которого выступают все остальные страны. Давно знакомая риторика. Как вы можете прокомментировать это старое доброе безумие?
— Как немецкое, так и русское безумие корнями уходит в романтизм. Но в то время как в немецком безумии всегда усматривается какая-то причина, у русского безумия нет причин. Зато есть душа.
— Вы много путешествуете, видите разных людей. Как люди в разных странах реагируют на вашу музыку?
— Мы пришли к выводу, что люди — это люди и что аплодисменты, в общем-то, везде звучат одинаково. Если и есть разница, то она возникает из разных контекстов, которые мы создаем и в которых выступаем.
Laibach без особых на то причин заставляет людей понервничать.
— Вы можете что-нибудь рассказать о второй части финского фильма «Железное небо», собирающей сейчас деньги на краудфандинг-платформе? В ней действующими лицами выступают Иисус, Гитлер и Путин, точнее, его рептилоид-версия. СовпадаетлиэтотобразсвашимпредставлениемоПутине?
— К сожалению, мы сейчас не вправе раскрывать сюжет фильма, это может себе позволить только режиссер. «Железное небо — 2» — это фильм об истории человечества, в котором мы увидим множество важных исторических фигур, ответственных за ход истории. Путин, будучи одним из сегодняшних политических лидеров, только один из персонажей. Мы не можем судить о его кинематографическом образе, но для создателей фильма он показался достаточно значимой фигурой, чтобы включить его в сценарий.
— В одном из трейлеров к фильму используется ваша песня «Rossiya». Что вас вдохновило на ее создание?
— Мы написали эту песню в 2006 году для альбома «VOLK». Она идеально подходила для трейлера и очень нравилась режиссеру. Команда фильма «Железное небо» и, в частности, режиссер Тимо Вуоренсола — большие фанаты группы Laibach, и альбом «VOLK» во многом вдохновил их на создание первой части фильма.
— Как вы оказались в Северной Корее? Вы в состоянии освободить этот народ и нуждается ли он в освобождении?
— Хороший вопрос. Северная Корея уже кажется освобожденной, и мы действительно не уверены, нужна ли им дополнительная свобода от Запада (или Востока). Время покажет. Мы выступили в Корее, потому что нас (вежливо) пригласили. Концерт был частью программы культурного обмена между Северной Кореей и Европой. Название «TheLiberationDayTour» («Тур Дня освобождения». — Ред.) появилось из-за того, что мы выступали в Пхеньяне как раз во время 70-й годовщины освобождения от японской оккупации.
— Английская рок-группа FatWhiteFamily на своей странице в Фейсбуке попросила присоединиться к вашему выступлению в Северной Корее. Вы бы взяли ее с собой?
— FatWhiteFamily звучит интересно. Мы вообще достаточно открыты к разного рода сотрудничеству с людьми и группами, когда есть такая возможность и если контекст уместный. Для мероприятия в Северной Корее мы сотрудничали со множеством людей со всего мира.
Русское безумие корнями уходит в романтизм.
— Кажется, что вы очень осторожно рассказываете о концерте в Северной Корее. Что могло с вами произойти в худшем случае, если бы возникло какое-нибудь недопонимание между группой и властями?
— Мы специально не осторожничали (если не считать присущую нам вежливость), но если бы случился непредвиденный конфликт с приглашающей стороной, могло бы сложиться так, что в следующий раз у Laibach не было бы возможности приехать в Северную Корею, и это было бы очень обидно.
— Говоря о недоразумениях: как часто вас неверно истолковывают и презентуют средства массовой информации, власти или зрители? Вам доводилось слышать обвинения в популяризации тоталитарной эстетики?
— Если честно, мы обожаем, когда нас неверно толкуют. Нет лучшей интерпретации Laibach, чем недопонимание! На самом деле неверных толкований Laibach не существует — они все правильные.
— Как бы вы описали типичного поклонника Laibach? Я видела, как вы выступали в Берлине перед фанатами готической и альтернативной музыки. В то же время я слышала, что на ваши выступления в России по ошибке забредают неонацисты.
— Не существует какой-то характерной аудитории Laibach. Мы ее не выбираем, для нас нет разницы — мы принимаем всех. Мы не видели нацистов на наших выступлениях — у них на лбу не написано. И, если честно, мы их не выискиваем.
Нет лучшей интерпретации Laibach, чем недопонимание!
— Вы могли бы сделать прогноз для человечества на ближайшее и далекое будущее? Глобально — и для Восточной Европы в частности.
— Конечно. Но мы не можем взять на себя ответственность в случае, если окажемся правы. Как поет Рэй Эванс: «The future is not ours, to see. Que Sera, Sera. What will be, will be». Иными словами, что будет, то будет. Одно можем сказать: если Восточная Европа перестанет вести себя как «Восточная Европа», она будет в порядке.
— В чем заключается основной риск для нынешнего молодого поколения?
— В прошлом у нас было «потерянное поколение», было «поколение Х», «Y», «Z»… Кажется, что самая большая проблема грядущего поколения заключается в том, что в латинском алфавите не осталось букв. Теперь они пытаются представить нам «поколение Альфа», «Бета» и «Гамма», но эти поколения связаны только с технологическими изобретениями вроде iPhone, iPad и так далее и выступают только как распространители этих продуктов, а не как социальные формации с собственным разумом и эмоциями.
— Стоит ли опасаться нацистов с темной стороны Луны, как в фильме «Железное небо», или угроза ближе, чем мы думаем?
— Зависит от того, что называть «темной стороной Луны». Зная сюжет «Железного неба — 2», можем только сказать, что настоящая угроза человечеству таится в другом месте. И не так сложно догадаться, где именно.
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова