Институт судебной психиатрии им. Павленского

Прекрасная дама

Как ее можно не увидеть. Волосы огненные падают на грудь, длинная коса, в правой руке жезл. Видите, она держит жезл и тем самым открывает дверь. И это уже более глубокий срез реальности, чем сама Петина акция. Но появление этой огненной сущности состоялось во время его акции, потому что именно он зажег этот огонь.

Кто эта таинственная сущность, которая не боится огня? Петя с канистрой в руке — стихийный жрец, который сам не знает, что он жрец. Он думает, что протестует, что делает политическую акцию. Неважно, что он думает. Важно, кто его магический помощник. И заказчик. Не так интересно, что Петя заявляет, что он сознает, куда важнее, что он не сознает.

Почему-то огонь хочет гореть именно так, как показывают фотографии, журналисты сами не сознают, что они сняли. Заставить эту сущность выйти невозможно, она может только сама выйти. Она очень женственна, не так ли. Скажете, что так видят только шизофреники, когда психиатр показывает им заготовленные картинки и спрашивает, что видите: дух девушки с длинными волосами и жезлом в руке — прекрасно, в шестую палату. Но вы тоже ее видите, скажу я психиатру. У меня диплом есть, чтобы видеть, скажет психиатр, у меня степень посвящения, мне можно.

Может, сам Петя скажет мне: не ищи скрытого смысла, это просто мой одиночный пикет. Но какая разница, что скажет Петя. Разве может быть интересна дверь в этот заброшенный сарай под названием КГБ, она утратила функцию двери КГБ, даже функцию символа этой двери. Уже давно никто через эту дверь не входил, никто не выходил. Андропов ходил в КГБ на работу через кухню, никто этой дверью не пользовался. Поэтому огонь воспользовался этой дверью как зеркалом, темным зеркалом, как дверью между мирами. Лично моя камера видит так. Некто руками художника Пети Павленского сделал это, и потому сам Петя не мог этого не сделать. И подожженная дверь в некогда страшную организацию стала дверью в другую реальность, стала работать как зеркало, магическое зеркало, венецианское зеркало.

Следователь, который шил Пете дело в Петербурге, стал Петиным адвокатом. Петя при этом на каждом судебном заседании молчал. За него говорила его акция, которая у всех на глазах превратила воду в вино, следователя в адвоката.

Петя стоит к этому нерукотворному зеркалу спиной, гаишник как бы фотографируется с Петей. И они из разных миров. Петя с гаишником из этого мира, а женская сущность, выходящая оттуда, из другого мира. Тут, в России, духи в основном водные, болотные, не огненные. Если здесь и были огненные стихии, то какие-то разнузданные, типа плясок через костер. Но у проявившейся огненной сущности, хочется назвать ее Девой, другой огонь. Есть топорные огненные духи, как духи пожарищ, но она не из таких духов. Она не азиатка, она европейка. Есть в ней светскость европейская, тонкость. Если ее и можно назвать божеством, то светским божеством, это светская женщина, на ней бальное платье.

И еще она похожа на Золушку. На Золушку с того света. Она приходит как имеющая власть. Тонкий дух, не боящийся огня. Но увидеть ее можно только в огне, она не может просто прийти во сне, ей нужен огонь, подсветка огненная. И ей нужен именно такой огонь, сотворенный свободным художником, свободным человеком.

Кто знает, может, эта огненная сущность явилась Александру Блоку. Похоже на то.

Вхожу я в темные храмы,
Совершаю бедный обряд.
Там жду я Прекрасной Дамы
В мерцании красных лампад.
В тени у высокой колонны
Дрожу от скрипа дверей,
А в лицо мне глядит, озаренный,
Только сон, только образ о Ней.

Она проходит насквозь через недра ада не потому, что КГБ — это не Рай, а потому, что КГБ тут вообще ни при чем, тут что-то намного страшнее, чем КГБ, за ее спиной. Она выходит в том месте, где только что была дверь КГБ. Но там нет никакого КГБ за ней. КГБ вообще нет. Только притворяется, что есть. КГБ — это только дверь, оттуда сюда.

Прекрасная Дама явилась Блоку незадолго до революции, незадолго до войны. Попробуй причинить ей боль или удовольствие, она этого не почувствует. Потому что у нее другие чувства. Есть понятные земные чувства, влажные, хлюпающие, коровьи. Душа таких чувств относится только к жизни. И есть душа с запредельными чувствами, которая состоит из огненной субстанции. Снегурочка, которая прыгает через огонь, — это земная душа, она не может покинуть землю, не может вознестись над огнем, драма ее в том, что она не может отсюда уйти. Огненные души свободны, они могут везде летать, ходить; для них летать, ходить — одно и то же; а влажные души связаны с местом, с землей.

Петя определенно берет свои акции из снов, которые снятся силовикам.

Видите, она выходит из двери, а не появляется на двери, именно выходит. И не одна, из темноты к нам движется множество огней, множество таких сущностей, они идут сюда, их там целая армия. Если они все здесь пожгут, я сожалеть не буду.

Когда ложь доходит до абсурда, она превращается в истину. Как будто самовозгорание происходит, и Петя тут вообще ни при чем. Петя с канистрой бензина и спичкой — всего лишь человек. Из основательной, геометрически безупречной двери КГБ вырывается хаос. Золушка с жезлом в руке не собирается здесь править, укреплять власть, она все здесь разнесет к чертовой матери.

Жених

Кто знает, может, эта Дама явилась из огня после того, как Петя позанимался любовью с Красной площадью, обручился с Красной площадью, прибил к ней свои яйца, стихийной сексуальной магией с ней занялся.

Помните эту акцию, она стала народной. После нее силовики, когда орут на своих подчиненных, грозят им, что лично прибьют их яйца к Красной площади. Петя продемонстрировал это физически, поэтому силовики, которые с ним борются, становятся его тайными поклонниками.

Следователь, который шил Пете дело в Петербурге, стал Петиным адвокатом, буквально стал его адвокатом, ходил на заседания суда. Петя при этом на каждом судебном заседании молчал, не говорил ни слова. Потому что суд был продолжением его акции. За него говорила его акция, которая у всех на глазах превратила воду в вино, следователя в адвоката.

Похоже, что Петины акции работают как некий тайно-объективный фактор, который, согласно законам алхимии, может осуществить превращение. Называется этот фактор — жених. Он проводит акции только с собственным телом и огнем. И вызывает с того света Золушку, настоящую Золушку, огненную бестию.

Не случайно книжная Золушка, помните, постоянно смотрела в огонь очага, пока оттуда к ней не пришла власть. Также и эта сущность выходит из огня, не из КГБ. Выходит из огня как из двери. Она выходит из социального зеркала, в котором это невозможное событие принимается за поджог, за политическую акцию.

Петины сны

Где-то за полгода до того, как Петя провел сексуальный акт с Красной площадью, брату моей знакомой медсестры, сотруднику Лубянки, приснилось, что он голый сидит на Красной площади и прибивает таким же длинным гвоздем свои яйца к брусчатке в том самом месте, где это сделал Петя. Не исключено, что видение акции пришло к Пете из сновидения того чекиста и что сон — это символическое пространство, которое не ограничено головой одного человека. Петя определенно берет свои акции из снов, которые снятся силовикам.

Поэтому сотрудники КГБ обязательно должны рассказывать свои сны начальству, пока в них не влез какой-нибудь Петя. Не потому, что он такая неземная сущность. Но потому, что художник. Потому что никакой настоящий художник не отвечает за то, что он делает. Никакой настоящий художник не отвечает за то, что делает; поэтому Петины яйца стали известнее, чем он сам, это уже бренд: яйца Пети Павленского.

Петины яйца могут проводить свои независимые акции, они у него животворящие. Силовики становятся живее, когда представляют Петины приколоченные яйца у себя в голове. За такие яйца можно уважать.

Петин язык

Приколотить яйца к Красной площади — все равно что гвозди в мозг заколотить, настолько ясный язык, сразу все понимаешь. Не имеет значения, что понимаешь. Но понимаешь. Потому что понимание — это не «что», понимание — это нечто, перетекающее сразу в кровь. Поэтому пригвожденные яйца так полюбились. Никакого обвинения после этой акции не последовало. Не так часто такое происходит.

Но не так понятен огонь. Нет большого желания смотреть на огонь, в котором полыхает всего лишь старая дверь КГБ, не говоря уже о том, чтобы видеть в нем огненные сущности, идущие сюда. Потому что тут постоянно самолеты горят, ночные клубы горят, психиатрические больницы горят. И все как-то к этому уже привыкли, к Небесному огню.

Недавно в Самаре сгорело все здание КГБ вместе с чекистами, ментами, со всеми, кто там находился. Параллельно с пожаром в городском театре шла опера Ростроповича об Иване Грозном. Четыреста ментов погибло в этой клетке, никто не мог вырваться из здания, потому что двери старые не открывались, а на окнах решетки. Люди по всему городу бегали друг к другу в гости, радовались, что менты горят. Пословицы и поговорки ада, так должна была называться опера. Собралась огромная толпа, чуть ли не все жители города прибежали смотреть, как горит КГБ. Как раз все шли с работы. Шел снег, горел гигантский КГБ, заживо сгорали сотрудники. Как гласит поговорка ада: яйца к Красной площади пригвоздить можно, поджигать яйца нельзя.

Петины акции

Сотрудники милиции всегда вовлекались в Петину игру, всегда украшали его акции. Делали именно то, что от них требовал художник. Играли свои роли. Они не могли плохо играть. Они всегда играли идеально. Понимали, что от них требуется. Если бы Петиной акции потребовалось, чтобы они бросились в огонь, они бы бросились в огонь. Потому что сила акции, если эта акция живет уже много столетий, больше силы любого государства.

Есть такие акции, которые живут с античных времен, они совершаются с античных времен и уходят в будущее, я бы даже сказал, предсказывают будущее, потому что пластика предсказывает будущее.

Такие акции повторяются постоянно и каждый следующий раз находят себе исполнителей, художников. Если таковые не находятся, акции совершаются сами, без оператора. Каждая такая акция может сделать своим стихийным художником государство, может заставить государство напасть на художника, может заставить художника напасть на государство.

Каждая такая акция живет на земле дольше художника, и она умнее художника. И больше художника знает, что надо делать. Художник для этих акций, нападающих на общество, — фигура техническая. Пете, прежде всего в силу его уникальных физических данных, предстояло стать избранником этих богов. Петя — прирожденный художник-акционист. Он акционист в крови. Анархическая идеология Пети, равно как его политические заявления, является в его работе лишь приемом, средством, чтобы обострить восприятие акции. Главное — это сама акция, иллюзия.

Пете несложно заманить в пространство своей акции целое государство. Ему для этого не нужно устраивать сложные символические ловушки, потому что он сам символ, сам ловушка. Рядом с ним символом становится любой объект, не говоря уже о таких монстрах, как Институт судебной психиатрии. Петя в чем мать родила взобрался на его стену и отрезал себе мочку уха, но психиатры признали Петю абсолютно вменяемым. Теперь через горящую дверь КГБ Петя все же проник в Институт судебной психиатрии. После чего Институт психиатрии оказался на Петиной территории и работал на его акцию (пока его не перевели обратно в СИЗО).

Надо, чтобы сотрудники государства, в первую очередь силовики, проходили специальные курсы: как не вовлекаться в так называемые политические акции художников, как самому не оказаться художником.

Явление Павленского народу

Если фокус на Красной площади с прибитыми яйцами очень веселит и хорошо заводит — Петя совокуплялся с Красной площадью тем способом, которым она этим занималась постоянно, но не показывала, не хотела, чтобы видели непосвященные, — приход огненной Дамы открывает нечто большее, но смотреть на это некому. Потому что появление огненной сущности требует воображения, образования, чтобы туда втянуться. Народ этим заниматься не будет. Никто этим заниматься не будет.

Народу нет дела до КГБ, нет дела до Павленского, нет дела до какой-то огненной Дамы — а что это за акция без народа, сказал мне мой сосед, мент. И он прав. Пете с его гигантскими яйцами легко втянуть в свои акции карательные органы, потому что они очень доверчивы и слабы. Но народ ему в свои акции не затащить. Народу на Петю наплевать, нассать, насрать, собственно, как и на эту власть. Петя и власть интересны друг другу намного больше, чем они оба интересны народу.

Есть такие акции, которые живут с античных времен. Каждая такая акция живет на Земле дольше художника, и она умнее художника.

Только на Pussy Riot у народа, как говорится, встал. Только на Pussy Riot из народа полезло все его дерьмо. Петя, в отличие от Маши-Кати-Нади, не дергает ногами в храме, он сам выглядит как служитель храма, средневековый монах, мученик-инквизитор. И потому в качестве сексуальной жертвы народу неприятен. И власть это понимает. И Петя это понимает. Что заниматься сексом с народом не может. Поэтому сексом Петя и власть занимаются друг с другом. Петя имеет власть.

На Pussy из народа полезло все его дерьмо, потому что стало страшно. И непонятно, почему страшно. Никто не думал, просто сделал в штаны. Потому что в момент проведения акции, когда дергали ногами, также состоялось явление. Кто-нибудь обратил на это внимание? На амвоне была языческая богиня Макошь, признаки которой можно разглядеть в отснятом репортерами материале, из которого затем сделали клип.

Pussy не могли ничего знать о появлении Макоши, потому что служили для нее той самой дверью, на пороге которой ее можно узнать. Задача художников — делать такие акции, такие двери. И меньше знать о том, что они делают.

Посмотрите, это не девушки, это лягушки языческой богини Макоши, которая когда-то в этих местах почиталась и теперь в своем праве ворвалась в главный государственный храм страны и серпом по яйцам кастрировала тут власть. Власть мужского рода на этой территории в момент акции была кастрирована самой Макошью. Появление в храме языческой богини Макоши нагнало на всех страх. Но увидели только хулиганскую акцию. И молоденьких девиц.

Акция активировала две сакральные кнопки в народном сознании — «бог» и «шлюхи». Страх надавил на две эти кнопки сразу. Никто не увидел явления богини Макоши, потому что сделал в штаны и тут же стал отыгрываться на шлюхах. Народ не видит арестованных Машу-Катю-Надю, народ видит шлюх. И сегодня подавно никто не захочет видеть огненную Деву с жезлом в руке, даже если этим жезлом является ручка двери КГБ. Потому что КГБ никто не боится. И шлюх, чтобы было за что схватить, тоже нет. У горящей двери КГБ только Петя с канистрой стоит. Никто ногами не дергает. Pussy ногами дергали. Не надо ногами дергать! Ногами дергали? Дергали. Виновны. Кнопки активируются.

Кнопки не активируются, когда горят психиатрические больницы для ветеранов труда и войны. Сколько таких психиатрических больниц за последние годы сгорело вместе с теми отверженными людьми, которые в них заперты. И никакого подъема в народе эти пожары не вызывают. Не возбуждают. Никто в горящих психиатрических больницах ногами не дергает. Кнопки не активируются. Насиловать некого. Виновных нет.

Никто не видит, как горят психиатрические больницы. Потому что это не политическая акция художника, там нет художника, который своим огнем может высветить это явление. Огонь полыхает, художника нет. Поэтому недавно один ветеран войны, проживавший в такой психиатрической больнице под Ярославлем, будучи не в силах слезть с койки, зажег спичкой огонь. И совершил акцию: поджег это страшное учреждение со всеми его несчастными пленниками, чтобы пламя на День Победы 9 мая дошло до Москвы. Никто не говорит об этом жесте. Никто не видит акции. Никто не видит художника. Поэтому никто не видит огня. Ни огня, ни тел в огне. Петины акции не случайно проходят только с огнем и с телом, с его телом. Иногда человеческое тело и огонь меняются местами. И кто тогда она с жезлом в руке?

Народная организация

Петя наплевал народу в душу. Потому что КГБ — плоть от плоти народная организация. Не инопланетяне. КГБ для народа — те же менты, только серьезнее, умнее. Если поспрашивать людей на улице, они искренне ответят, что КГБ — это серьезная нужная организация, как мать родная. Как народ не боится казнокрадов, потому что каждый казнокрад — это он сам, народ не боится КГБ. Народ умников боится. Народ как смотрит — умник? Умник. И начинает бояться. КГБ боятся именно умники, потому что знают, что они здесь грешат. Все действия КГБ народ одобряет. КГБ думает единым нервом с народом.

Народ не думает о КГБ, как Петя; народ не борется с КГБ, он его вполне устраивает. Народ может поджечь КГБ, если напьется. Петя сделал то, что другой гражданин этой страны сделал бы по пьяной лавочке. Не умничая — а просто чтобы прийти в изумление, что даже такие умные менты, которые работают в КГБ, горят, как другие люди. Народу нравится, что КГБ борется с такими анархистами и бездельниками, как Петя.

Подавляющая масса людей в стране живет тем, что собирают детей в школу, ходят на работу, приходят с работы, смотрят новости. И подожженную дверь КГБ, если это сделано в трезвом уме, воспринимают как личное оскорбление.

Петя провел, по сути, антинародную акцию, которая эмоционально никого не задела. Потому что никого не поймал на сексе. Никто ногами не дергал.

Чтобы разглядеть тонкие сущности таких акций, надо быть эстетом, надо иметь соответственную оптику.

Народ понял бы Петю, если бы Петя сначала напился, а потом поджег КГБ. Но если это делает трезвый, значит, это делает враг. Народ думает о таких акциях гораздо хуже, чем о них думают власти. Народу на эти акции наплевать, властям нет, власти тянет в них участвовать.

Институт судебной психиатрии

После одной из Петиных акций психиатр, который осматривал Петю, написал в своем заключении, что сегодня редко встретишь человека с такой здоровой и крепкой психикой, как у Павленского.

Психиатр побоялся написать прямо, что у Павленского нет души. У следователя, который допрашивал Павленского, а потом перестал быть следователем, была душа. Он до сих пор отвечает на вопросы, которые поставил перед ним Павленский. Он до сих пор не понял, что следователем на тех допросах был Павленский. Не понял фокуса, что попал в очередную акцию Павленского. И не может из нее выйти, продолжает искать ответы на вечные вопросы. Нашел новую работу, стал адвокатом Павленского. Была бы у Павленского душа, он бы устыдился. Он бы понял, что посадил этого человека в свой сумасшедший дом, в свой институт судебной психиатрии, институт судебной психиатрии имени Павленского.

Психиатры, могу их понять, не хотят, чтобы их посадили в Петин сумасшедший дом, не хотят становиться жертвами Петиного искусства. Петя Павленский — это безжалостная инквизиторская машина от искусства, затягивает простодушных серьезных людей в свою художественную игру, где они делают только то, что ему от них надо.

Петя показывает фокусы и заставляет с этой пустотой бороться. Начинаешь с ним бороться — становишься его моделью, его инструментом, его материалом. Поэтому на Западе власти давно перестали бороться с художниками, перестали делать за них их работу, их акции.

Василий Блаженный

Пошел тут в народ. Не представляете, насколько люди довольны тем, как они живут. Хотят, чтобы все так и оставалось. Чтобы власть для этого проводила репрессии, если надо, чтобы эту жизнь продлить. Они готовы что угодно терпеть. Только чтобы так оставалось вечно, ничего не менялось. У народа есть стихийное чувство, мозгов нет. Поэтому народ мыслит очень четко. И не думает. Где надо думать, идет пробуксовка. Когда машина заедет передним колесом в чью-то могилу, выехать не может, идет пробуксовка. И эта пробуксовка дает чувства. И это чувство называется злость, называется «<…> твою мать». Но в главных вопросах никакой пробуксовки нет, все уверены, что власть должна находиться за высоким забором, только тогда она власть.

Народ считает, что хорошо живет, и не любит, когда его сбивают с толку всякие умники. Народ ненавидит умников за то, что они умники, говорят о каких-то туманных материях, умничают, раскачивают лодку, а сами не умеют даже трамвай водить. Не нашли себя в жизни. Бог их обидел. Народ очень четко мыслит и ни в какие подробности не лезет. Петя Павленский — это политическое хулиганство. Василий Блаженный — это церковь. Народ может пожалеть Павленского как сумасшедшего, неудачника. Художником не стал, рисовать не умеет, умрет — отмучается.

Петя, в отличие от Маши-Кати-Нади, не дергает ногами в храме, он сам выглядит как служитель храма, средневековый монах, мученик-инквизитор. И потому в качестве сексуальной жертвы народу неприятен.

Умники типа эксперта Кулика сравнивают Петю Павленского с Василием Блаженным. Натяжка. Потому что блаженный не может быть умным, а Павленский именно умный, умник. И народ своим звериным нутром это очень четко просекает. Павленский слишком умный для того, чтобы народ к нему прислушивался и расшифровывал его акции. Если бы о блаженных писали в журналах, говорили по радио, по телевидению, у них бы сразу вся блажь прошла, священная блажь, которая есть у народа, но нет у Павленского. Василий Блаженный — это сам народ. Но не Павленский. Не народное это дело — умничать.

Если бы Петя не делал акции, а просто жег бы все подряд, не звал бы журналистов, не делал бы из этого культурный продукт, просто поджигал, взрывал, убивал, народ бы его понял, может быть, даже полюбил. Потому что это понятно, у человека наболело.

Напиться и поджечь КГБ, Кремль, храм Христа Спасителя, чтоб горело, чтобы посмотреть, как горит, без всяких акций, — это можно. Народ так думает. Народ не хочет смотреть на то, как горит КГБ, как на произведение современного искусства. Народ не хочет видеть художника. Народ хочет смотреть, как горит. Без каких-то огненных сущностей, без поэзии, без извращений.

Говорит Павленский

Посмотрел интервью, которое Петя дал перед тем, как поджечь дверь КГБ. Смотрю на Петю и думаю: нет у человека души. Он непобедим. У него непобедимое тело, непобедимое лицо. Непонятно, к кому он обращается. Не человек говорит, ум говорит.

Петя тут умом с властью разбирается, а у народной души с властью свои отношения. Народ эту власть вообще никак не ощущает, это реальность, данная Богом. Люди совсем по-другому чувствуют. Если они в Петин разум войдут, они себя ощущать перестанут, они погибнут в его уме, в той инквизиторской машине, которая там стоит.

Темные храмы искусства

Дверь в комитет госбезопасности уже давно ничего не символизирует. И огонь ничего не символизирует, потому что, я уже говорил, люди по всей стране горят. Петя спокойно подошел к двери могущественной Лубянки и поджег ее, никто ему не мешал, никаких чекистов, никаких ментов, делай что хочешь. Мимо горящей двери случайно проехала машина ГАИ.

Петя заставил себя арестовать, заставил себя судить, заставил себя отправить в Институт судебной психиатрии. Как сказал сам Петя, я заставляю власть заниматься искусством. Но те, кого Петя называет властью, — это уже готовое искусство, и так было всегда. Помните Хрущева, каким ярким, идеально завершенным арт-объектом он был. Не нужны были никакие акции, никакие скандалы, чтобы любоваться этим произведением. Нынешние арт-объекты от природы не такие яркие, но они начинают блистать, когда попадают в такие акции, которые специально для них устраивают художники.

У народа есть стихийное чувство, мозгов нет. Народ считает, что хорошо живет, и не любит, когда его сбивают с толку всякие умники.

Помните, как ярко блеснул в акции Pussy Riot патриарх Кирилл. Церковная власть срослась с карательными органами и по факту выступила генеральным продюсером акции. У русских художников-акционистов, что их отличает от художников-акционистов на Западе, есть солидная господдержка, ими всерьез начинают заниматься государственные органы на самом высоком уровне, под них выделяется бюджет. Западные политические художники по сравнению с Pussy Riot, по сравнению с Петей Павленским не имеют никакого бюджета. Они бедны как церковные мыши. Акция Pussy Riot стала вообще одной из самых дорогих акций в истории политического акционизма. Под нее был отпущен самый большой бюджет. Самые известные персоны активно сыграли себя в этой акции. И даже не поняли фокуса, что сыграли. И вот самая простая акция Пети Павленского, проще не бывает, и в нее также начинают лезть, чтобы она продолжалась и не заканчивалась. Власти лезут в акцию. Понимают, что это акция-ловушка, но все равно лезут, раскручивают, финансируют. Психика власти нуждается в таком театре, как такие акции, в которые можно иногда заскочить, превратиться в маленькую мышку, как в сказке «Кот в сапогах», стать маленькой. Стать жертвой своей жертвы.

Петя расставил вокруг Кремля мышеловки своих политических акций, куда очень легко заскочить и откуда очень не хочется выбираться, как не хочется выбираться из ролевой игры, позволяющей откровенно себя вести, хочется в ней остаться, исчезнуть. Не исключаю, что власть со своей внешней и внутренней политикой уже заскочила в такую акцию-западню. И не думает из нее выбираться.

Магия пустоты

Власти понимают, что Петины жесты — это иллюзии. Что за ними, как за той дверью, ничего нет. Что там пустота. Что реагировать придется на пустоту. Но как не реагировать на пустоту. Как не реагировать на смерть. Они ненавидят пустоту. И бьют по ней. Нападают на нее. Бросаются в нее. Подобные акции делают ставку на потребность людей бросаться в пустоту, нападать на пустоту.

Павленский и мир

Модные политические эксперты говорят в своих интервью, что «Павленский поджег двери ада»: вымученная метафора коллективного сознания интеллигенции, не имеющей никакого понимания той художественной игры, которую ведет Петя не только с властью, но и с ее врагами тоже, в том числе с творческой интеллигенцией. Она тоже становится жертвой Петиной игры, принимает Петин фокус за реальность.

«Человек становится во весь рост против могущественной организации» — метафора также несостоятельная хотя бы потому, что дверь в могущественную организацию, которую поджег Петя, находится совсем в другом месте. Могущественная организация не за той дверью, которая сгорела на Лубянке, за этой дверью разве что история. Могущественная организация находится в головах людей, которые относятся серьезно к Петиным политическим заявлениям.

Пишут о Пете советские тексты, мыслят советскими текстами — «Подпалил двери ада». Как будто пишут о комсомольце Донбасса. Слушаешь художника Кулика, «человека-собаку», и такое чувство, что летишь со страшной скоростью во времена перестройки. Потому что у него энергетика оттуда, он полностью остался во временах человека-собаки. У него ум там живет. Но мир поменялся.

Шейхи скупили футбольные клубы. Но после 11 сентября они также скупили права на политические акции. И с этого времени народ воспринимает политических художников как бы в одной корзине с террористами, как жалких, хлипких террористов, недостойных уважения.

Смотрю на Петю и думаю: нет у человека души. Он непобедим. Непонятно, к кому он обращается. Не человек говорит, ум говорит.

Но если народ обсуждать горящую дверь КГБ не будет совсем, потому что у него полно своих забот, ее активно обсуждают в среде людей, озабоченных своей репутацией. Поэтому в такой среде о политических акциях Павленского отзываются только с восторгом, в том числе такими эпитетами, как это делает Кулик. Такие реплики хороши для мужских глянцевых журналов, где рядом с рекламой читаешь что-то умное, чтобы где-нибудь поумничать, вставить реплику в разговор, что-то про Павленского, что-то про Pussy Riot.

Глянец, который сегодня перешел на модные радиостанции и модные интернет-порталы, — это такой букварь для безграмотных миллионеров, безграмотных миллионов. Людям некогда думать, они деньги считают. Поэтому умные люди давно ушли из глянца на старое доброе телевидение, на Первый канал, на ОРТ.

Кулик называет Павленского добровольной жертвой, потому что он сделал то, чего мы сделать боимся, хотим, но не делаем, Павленский сделал это за нас. Так примерно говорит Кулик. Но фокус в том, что никто не хочет жечь двери КГБ трезвым, как Петя. Никто не хочет устраивать из этого акцию, как Петя. Посмотреть, полюбоваться — другое дело.

Но самый главный фокус заключается в том, что Петя не жег дверь КГБ. Он не поджег дверь КГБ в жизни, он поджег дверь КГБ в искусстве, художественной акции. Он мастерски исполнил фокус, сотворил иллюзию, искусство. Сыграл. Нельзя серьезно реагировать на игру, поэтому, чтобы на нее реагировали серьезно, Петя повышает ставки. Он свободно повышает ставки в своей художественной игре. Потому что это его игра, он тут главный.

Петя просит суд, чтобы за сожженную дверь КГБ ему дали срок по статье «терроризм». Потому что по этой статье недавно дали 20 лет Олегу Сенцову, который только попытался взорвать что-то неодушевленное в Крыму, но не успел, ничего не взорвал. И получил 20 лет. Петя требует для себя такого же срока, чтобы разделить с Олегом Сенцовым практику этого режима. Поэтому, делает заключение Кулик, Павленский берет на себя грехи нашего общества, на котором этот режим стоит. Но это еще более искусственная конструкция. Разве не чувствуете фальши, что она притянута за уши. И эстетически тут чужда.

В русле Петиных акций начинаешь на самом деле лучше понимать, что делал Иисус Христос. Он тоже говорил на языке акций.

Петя себя никуда не отдает ни за какие грехи, его акции сами поглощают в себя людей с их грехами. Петя делает свое дело, он делает акцию. И находится внутри своей акции, которая его защищает, где у него абсолютная власть. И власть сама идет к нему в руки. Что бы с ним ни сделали, это будет проходить в русле его акции.

Такие акции только кажутся завершенными, но сами не ограничены ни во времени, ни в пространстве. Следователь, который допрашивает Петю, становится невольным акционистом. Судья, который от имени народа его судит, невольно становится акционистом. Психиатр, который выносит для суда заключение о его психическом здоровье, неизбежно становится акционистом.

Петя смеется, когда говорит: «я требую, чтобы вы судили меня по статье “терроризм”». Если бы он говорил это серьезно, он бы отправился к дверям КГБ не с канистрой бензина, а с динамитом, как Сенцов; но Петя, в отличие от Сенцова, — фокусник, акционист. И, делая политические заявления, он работает только на свою акцию, чтобы она не прекращалась. Потому что этого от него требует акция. Петя не сражается с режимом, он сражается за свою акцию. И готов ради своей акции сделать с собой нечто гораздо большее, чем эта власть готова сделать с ним. Если Олег Сенцов нападает на власть, Петя Павленский нападает сам на себя. Власть становится Павленским, в результате фокуса у Павленского яйца есть, у власти их нет.

Когда он просит, чтобы его судили по статье «терроризм», он как бы говорит: за подожженную дверь КГБ вы мне предъявляете обвинение в хулиганстве и вандализме. Но я могу сделать с собой еще хуже. Давайте попробуем, давайте посмотрим. Я сделаю еще хуже. Вы говорите, что я испортил культурное наследие, вы правы. Но я не просто испортил культурное наследие. Культурное наследие я испортил, само собой. Но мое преступление простирается намного дальше. Я вас туда поведу. И они идут.

Если без кликушества, без глупостей, мол, «взял на себя наши грехи», интересно, что в русле Петиных акций начинаешь на самом деле лучше понимать, что делал Иисус Христос. Он тоже говорил на языке акций. По реакции людей на Петины акции можно говорить о людях. Он объективный фактор. Он не жалеет ни своих врагов, ни своих сторонников.

Павленский идет по улице

Звонит оперативник начальнику своему и говорит:
— Павленский в Москве, я его вижу.
— Что он делает?
— Ничего, просто идет по улице.
— Что значит — просто идет по улице? Тупая ты сволочь. Он не может просто идти по улице. Он уже что-то делает. Ты ничего не видишь.

Павленский на допросе

Бросьте валять дурака, Павленский, какой вы художник, говорит Пете очередной следователь, очередная Петина жертва. Предъявите свои кисти, краски, холсты, подрамники, если вы художник. Какое такое политическое искусство, какие такие акции. Люди под искусством понимают «Запорожцы пишут письму турецкому султану», «Бурлаков на Волге», «Грачи прилетели». Не морочьте людям голову. Люди прекрасно видят, кто вы. Сказать вам, кто вы для людей? Вы для людей — одно из лиц апокалипсиса, Павленский. Есть такие головы апокалипсиса, и среди них одна голова — ваша.

Февраль 2016 г.

Понравился материал? Помоги сайту!