Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244853— В принципе, все ваши фильмы достаточно своевременно и тонко реагируют на дух времени. Что заставило вас именно сейчас обратиться к теме Николая II?
— Да нет, начиная работу над фильмом, я никогда не думаю, как его связать с событиями в обществе. Я делаю то, что мне интересно: человеческие, эмоциональные истории вне зависимости от политической обстановки в стране. Да, в этом году 100-летие революции, но у нас все заканчивается 1896 годом, коронацией. Фигура Николая II меня интересует больше, чем Кшесинской, это правда. Еще и потому, что эту историческую личность у нас слишком однозначно понимают и враги, и почитатели. Когда-то я даже хотел снимать картину под названием «Дно», об отречении.
— То есть вы предполагали, что зрители получат ревизию недооцененной фигуры. А оппоненты фильма…
— Оппонентов у фильма пока не может быть, потому что фильма в финальной версии не существует, никто его не видел.
— Тем не менее есть люди, которые играют в эту игру.
— Это их дело. Они пиарятся на этом, делают себе карьеру, политическую, церковную, не знаю какую, но это недобросовестные люди, которые строят домыслы, основываясь на том, о чем представления не имеют. Госпожа Поклонская заявляет, что в фильме один блуд, разврат, виселицы, которых там нет и в помине…
— Ну, одна виселица там есть — в трейлере…
— В трейлере есть, а в кино нет. А если бы и была одна? Почему сразу «виселицы»? Я уже устал цитировать: я Пастернака не читал, но осуждаю. Глупо. Я уже устал повторять, что Ларс Айдингер — великий европейский актер и что она пишет ерунду, не посмотрев сам фильм. Может быть, ей показали пару кадров из Гринуэя, где Ларс появляется обнаженным, но она не знает, что Питер Гринуэй — это классик, серьезный режиссер. А обнаженное тело уже давно стало частью искусства, и не только в кинематографе. Наши актеры снимаются обнаженными тоже, и почему-то их не сажают в тюрьму за это. Понимаете, это все настолько наивно, а подается как нечто катастрофическое.
Откуда в письме этой организации узкоспециальные слова, такие, как «баннер», используемые только в профессиональных кругах?
— Но она говорит, что он — порноактер, и ей хоть кол на голове теши! Вам не кажется, что вы попали в пространство, как это сейчас называют, «постправды», что вы на таком безумном чаепитии?
— Нет, она говорит это просто по незнанию. Но если она сходит в театр «Шаубюне» на «Гамлета», на «Ричарда III», где он играет главные роли, я думаю, все встанет на свои места. Одним словом, надо культпросвет устроить.
— То есть вы по-прежнему придерживаетесь тактики готовности к диалогу и компромиссу. Вы считаете, сработает? На протяжении минувшего года результата не было. Может, нужно в наступление перейти, как Райкин?
— Мы сейчас и переходим. Мы сейчас будем подавать заявление в Генпрокуратуру, потому что появилось письмо очень тревожного содержания. Некая организация рассылает его в кинотеатры и грозит поджогами в случае показа фильма. Это открытый призыв к насилию. Мне кажется, тут государство уже обязано вмешаться! (Разговор с Алексеем Учителем состоялся накануне вчерашнего заявления Дмитрия Пескова о недопустимости угроз в адрес «Матильды». — Ред.)
— Вы считаете, что эта организация действительно существует? Потому что это очень похоже на виртуальный пиар-проект — начиная от названия этой организации: «Христианское государство — Святая Русь».
— Ну, формально они есть в интернете, есть руководитель организации. Я не знаю, виртуальные они или реальные, мне трудно об этом судить.
— А когда вы работали вместе с Александром Тереховым над сценарием, вы предполагали, что вся эта история может вызвать такую, скажем, противоречивую реакцию?
— И в мыслях не было! Поймите, утверждения о том, что он святой и поэтому связи не было, — это… ну как вам сказать… Никто же не посягает на устои. Конечно, трагическая гибель, он объявлен святым — неужели мы не понимали этого? Конечно, понимали! Но почему церковь не протестует против того, что в «Викинге» (фильме Андрея Кравчука о князе Владимире Святом. — Ред.) насилуют просто? У нас какой-то жалкий поцелуй — и уже караул… Почему церковь не протестует, когда каждый день идет «Дом-2», где просто, извините, совокупляются прямо в кадре и это может включить любой? Почему Поклонская молчит об этом, не подает в Генпрокуратуру? Очень уж это странно! И почему она повторно обращается в Генпрокуратуру, когда ей ответили, что уже была проверка и все нормально? Почему она не обратится в Комитет по культуре той же Думы: ребята, почитайте, скажите? Там уважаемый режиссер Говорухин — председатель этого комитета, первый зам — Бортко, и они, наверное, могут ответить профессионально. Почему надо занимать такой важный орган, как Генпрокуратура, вопросами чтения сценария и выискивания чего-то? Поэтому я считаю, что это продуманная акция. Очень хочется, чтобы официальные правоохранительные органы разобрались, что за ней стоит, потому что для меня во всем этом много загадок: например, откуда в письме этой организации узкоспециальные слова, такие, как «баннер», используемые только в профессиональных кругах?
— Собственно, процедура согласования фильма с Министерством культуры ничем не отличалась от обычной процедуры, которую проходит любой фильм. В Минкульте тоже не ожидали такой реакции?
— Конечно, никто не ожидал!
— А я правильно понимаю, что и культурные, и церковные инстанции относились к этому проекту, скорее, одобрительно? Вы рассказывали, что Мединский приезжал на съемки, помощник отца Тихона Шевкунова был.
— Да, на площадке побывало очень много важных чиновников и известных людей.
— То есть это государственнический фактически проект.
— Мне казалось, что да. И он действительно важный — впервые такие масштабы. Мы с таким скрупулезным вниманием подходили к костюмам, декорациям. Я уже приводил пример: люди из массовки, снимавшиеся у нас в сцене коронации, говорили: «Со времен “Войны и мира” такого не было!» Я считаю, что нужно гордиться этим! Для меня странно одно: полтора года шли съемки, масса корреспондентов, масса публикаций, все широко освещалось, ничего не скрывалось… Ну тогда бы и сказали: ребята, караул, начинают снимать кино про какую-то интрижку! После окончания съемок я был в передаче у митрополита Иллариона, рассказывал про актера Ларса Айдингера, исполнившего роль Николая. Кстати, на съемки еще приезжал помощник владыки Тихона, с восхищением смотрел. Почему тогда ничего не говорили?
— А вы специально приглашали помощника отца Тихона Шевкунова или это была его инициатива?
— Нет, мы приглашали самого владыку, он был в Петербурге, но он просто не смог приехать и прислал помощника… Велись разговоры о том, как сохранить потрясающие декорации, построенные для сцены коронации. Почему вдруг возникла непонятная ситуация?.. Никто не видел фильма, а трейлер не мог вызвать такой скандал.
— Да, из трейлера мало что понятно.
— К тому же это первый трейлер, не смысловой. Скоро выйдут второй и третий. И потом, его делал прокатчик, а не мы. Но дело не в этом, там же ничего нет. Абсолютно ничего!
Все ждут, и на высоком уровне в том числе, и мы хотим провести премьеру в Мариинском театре, с оркестром, с Гергиевым. Хотим пригласить руководство страны. Потому что ничего в этом стыдного нет.
— Но вот Шевкунов в «Российской газете» на основании трейлера проводит достаточно подробный, как он считает, анализ, и там, в частности, упоминается сцена коронации, когда Николай падает в обморок и по полу катится корона. Он говорит, что сцена «выдумана», и спрашивает: зачем?
— Так это исторический факт: Николай на самом деле потерял сознание во время коронации, это не я придумал. Другой вопрос — как мы это обыграли. Нет никаких данных о причинах обморока, поэтому мы имели полное право предложить свою творческую интерпретацию. Возьмите разговоры Кшесинской и Николая, когда они оставались вдвоем: никто не знает, о чем они говорили, поэтому доля фантазии в этом вполне естественна.
— Вы говорите, что сейчас есть три новых трейлера.
— Да, прокатчики делают нам трейлеры по стандартной схеме.
— А вы как-то их заверяете?
— Ну, я, конечно, смотрю и пытаюсь что-то поправить. Есть разные аудитории, а мы планируем выпустить фильм широко. Есть девушки, они любят более романтические трейлеры. Есть международная аудитория, которая немного не в курсе российской истории, — и третий, международный, трейлер рассказывает, что вообще в картине происходит, чтобы был понятен сюжет. Это законы, которые не я придумал.
— А вся эта ситуация во время монтажа трейлеров учитывалась?
— Нет, абсолютно! Так там и не к чему придраться! Есть поцелуи и объятия, сделанные, я считаю, на высоком уровне, и они совершенно ничему не противоречат…
— Эта история продолжает серию предыдущих скандалов: «Тангейзер», «Лолита» в Петербурге, «Иисус Христос — суперзвезда»… Вы могли себе представить, что тот же механизм будет обращен против вашего фильма?
— Нет, никогда! Я считал, что мы не то чтобы защищены, но у нас слишком серьезная команда собрана. Гергиев, Миронов, Гармаш… могу еще с десяток фамилий назвать. Как вы думаете, стали бы эти люди принимать участие в какой-то авантюре? Мы создавали масштабное, сильное произведение. Получилось или не получилось — это другой вопрос, и судить об этом зрителю. От творческих неудач никто не застрахован, но идти на дешевый ажиотаж по поводу того, была интрижка или не была... это просто смешно. «Лолита» — ладно, это я еще могу понять, и фигура Христа все-таки не фигура Николая II. Хотя действия, которые при этом производились, на мой взгляд, безобразны: врываться на спектакли, срывать их — это в любом случае недопустимо.
Мне странно, что до сих пор молчит Союз кинематографистов. Мне кажется, не может союз отмалчиваться, понимая, что это маразм.
— А как вы считаете, это низовая инициатива? Или это процесс, который вышел из-под контроля?
— Нет, вы знаете, я уверен в том, что везде есть разумные люди. Что это не инициировано государством — на сто процентов уверен! Мне бы тогда просто не дали это снять, отказали бы в финансовой поддержке. Наоборот, я знаю, что все ждут, на высоком уровне в том числе, и мы хотим провести премьеру в Мариинском театре, с оркестром, с Гергиевым. Хотим пригласить руководство страны. Потому что ничего в этом стыдного нет. Конечно, я не мог предположить, что вмешается депутат Поклонская, далекая от кино… Я думаю, тут все дело в том, что мелкая организация, о которой никто ничего не знает, начинает такими сверхдействиями себя пробивать.
— То есть частные стратегические амбиции? Вы не допускаете, что это следствие общей невротизации общества, которая произошла за последние годы, в том числе и благодаря государственному телевидению? Потому что эти активисты повторяют риторику и накал передач Киселева, например.
— Нет, я так не думаю. Потому что я все-таки верю, еще раз повторяю, в разум. Да, есть ничтожное количество экстремистов, по-другому их назвать не могу. И есть эффект толпы, который может возникнуть мгновенно и превратить все из искры в пожар. И если этими письмами они хотят столкнуть людей, обещают поджоги..
— Вы думаете, будут реально поджоги?
— Я не знаю, но с этим надо немедленно разбираться. И я сейчас этим со своими юристами занимаюсь, мы подадим заявление, потому что это нарушение закона Российской Федерации! Это должно быть прекращено!
— Административные рычаги вы задействуете? Фильм же финансировался Фондом кино. Мединский, Фонд кино принимают участие в защите судьбы фильма? Они делают что-то или просто наблюдают?
— Они, конечно, следят за развитием событий и фильм активно поддерживают. Хочется верить, что так будет и дальше.
— То есть они будут противодействовать вашим оппонентам?
— Я очень на это надеюсь. Потому что официально пока этого нет. Но сейчас из-за этого экстремистского письма, я думаю, уже пора вмешаться. Мне странно, что до сих пор молчит Союз кинематографистов (под председательством Никиты Михалкова. — Ред.)...
— А какой вы реакции ждали?
— Я все-таки член союза, и там огромное количество людей, принимавших активное участие в этом проекте. Это ведь не только на меня клевета, это касается всех!
— Да, вы упоминали в интервью с Плаховым, что солидарности мало…
— Нет, солидарность есть (7 февраля появилось письмо в защиту фильма от членов не Союза кинематографистов, а альтернативного ему Киносоюза. — Ред.), и мне многие коллеги звонят.
— Какие шаги были бы эффективны?
— Не эмоциональные, а практические. Во-первых, хорошо бы объяснить, кто делает эту картину. У нас вообще-то есть заслуженная репутация, и госпожа Поклонская могла бы обратить внимание но то, что мои фильмы оценивались официально — «Орлами», «Никами» и многими другими государственными наградами и премиями. Во-вторых, объяснить ей, кто такой Ларс Айдингер, кто такой Гринуэй.
— Грубо говоря, если бы Михалков выступил с интервью, в котором поддержал бы фильм, это сыграло бы важную роль?
— Конечно! Ну выступил же, поддержал активно Говорухин! И спасибо ему. Мне кажется, не может союз отмалчиваться, понимая, что это маразм.
— А позиция РПЦ? Она вроде бы выжидательная, то есть, с одной стороны, они говорят, что ничего запрещать нельзя, но при этом делают оговорку, что некоторые православные будут требовать запрета фильма и к их мнению нельзя не прислушаться. Шевкунов в интервью «Российской газете» замечает: «Мы с уважением и пониманием относимся к их позиции. И будем призывать ее учитывать». Как вы понимаете эти слова: «призывать учитывать»?
— Ну, я уверен, что церковь не дойдет до поддержки провокаторов, призывающих к разгрому и поджогам кинотеатров. Я, еще раз повторяю, открыт к диалогу. Как только фильм будет готов, можно его посмотреть, но там нет повода для претензий. Но заявлять о том, что никаких отношений между Кшесинской и Николаем, который был тогда только наследником, не было вообще и что это плод моего воображения, несправедливо!
Я понимаю, как тяжело сейчас государству, людям, которые занимаются идеологией. Потому что героев мало у страны. Был спорт — тут допинговый скандал, и оказалось, что многие звезды, которыми мы гордились, как бы и ненастоящие.
— Премьера фильма была намечена еще на 2016 год, но она все время откладывается. Почему?
— У нас были некоторые финансовые проблемы, проект огромный, и у нас в середине прошлого года был затык. Это связано только с окончанием производства. Сейчас идет постпродакшн, мы закончили озвучание. Мы будем готовы только к лету, а летом выпускать бессмысленно. Больше это не связано ни с чем! Наоборот, с продюсерской точки зрения, в самый ажиотаж и выпустить бы — было бы прекрасно!
— В вашем интервью Плахову есть одно интересное замечание. Вы сказали, что новая идеология только формируется и этот вакуум заполняется подобными группами. Вы можете раскрыть эту мысль?
— Нет, потому что я не знаток, но я понимаю, как тяжело сейчас государству, людям, занимающимся идеологией, найти правильный подход. Потому что героев мало у страны. Был спорт — тут допинговый скандал, и оказалось, что многие звезды, которыми мы гордились, как бы и ненастоящие. Новых Гагариных сейчас тоже нет. Поэтому, конечно, трудно придумать, за кем идти, как действовать… Такая ситуация сейчас и в Европе, и в Америке: агрессивная часть населения занимает большую нишу, и, конечно, подобное надо, на мой взгляд, пресекать, потому что сталкивание людей — это невозможно!
— Но если это общая тенденция, почему для вас это было шоком?
— Шоком это было не только для меня, я вас уверяю. Представьте себе кинотеатры, которые получают это письмо: там тоже кто-то пугается, кто-то посмеивается, кто-то говорит: «Мы с вами». У меня вообще в какой-то момент закралось подозрение: может, кто-то выдает наши кадры, кто-то посмотрел рабочие материалы? Но тогда они точно бы написали по-другому, потому что ничего не нашли бы. Как только фильм посмотрят, 90 процентов вопросов отпадет, останутся мелочи.
— А для вас вся эта история остается абсурдом посреди понятного, действующего по своим законам российского мира или вы начинаете как-то ее интегрировать в общее мироустройство?
— Для меня это шок! А что идет некий процесс — безусловно, он идет, и почему-то картина «Матильда» попала под это.
— А что за процесс, вы могли бы конкретизировать?
— Я не знаю. Я же не социолог, не политолог. Я больше на эмоциональном уровне.
Я не хочу, чтобы фильм рекламировался как какая-то фронда, чтобы у него была аура запретного искусства, потому что это совершенно не так.
— Но вы же чувствуете тенденцию.
— Ну, сначала я посмеивался, что это глупость, ну пусть госпожа депутат выскажется, ради бога. Но когда это нарастает, как снежный ком, когда она во второй раз подает в прокуратуру, потом вдруг это письмо, которому не дано официального противодействия… Посмотрим, что дальше будет.
— Если эта история закончится благополучно, фильм выйдет, не будет никаких инцидентов…
— Фильм выйдет при любых условиях.
— У вас в дальнейшем не включатся элементы самоцензуры?
— Понимаете, элемент самоцензуры у меня в голове и так сидит. Я работал еще в советские времена, занимался документальным кино, и у меня была масса проблем с тем же фильмом «Рок». Но я правду говорю: за последние лет 25 мне никто из официальных органов не предлагал убрать что-либо. Конечно, у меня должно быть свое редакторское чувство, но это вопрос моего образования, моих этических представлений. А не «что об этом подумают». Вот сейчас меня постоянно просят дать интервью иностранные журналисты, но я не хочу, потому что будут вопросы не по существу, не про сам фильм, а про то, как нас хотят запретить. А я не хочу, чтобы фильм рекламировался как какая-то фронда, чтобы у него была аура запретного искусства, потому что это совершенно не так.
— Вы как-то упоминали в интервью «Известиям», что хотели снять кино про войну на Украине.
— Нет, у меня такой идеи нет. У Юры Быкова, который сделал первые свои три картины — «Жить», «Майор» и «Дурак» — у нас на студии, есть некий сценарий, связанный с событиями на Украине. И мне действительно позвонил один человек и прислал потом свои путевые заметки о том, как его брат, воевавший на украинской стороне, пропал и он поехал его искать. Шокирующий документ, который на меня чисто по-человечески произвел огромное впечатление. Но никаких действий в плане перенесения этой истории на экран я не предпринимал. У меня несколько другие планы.
— А вы не жалеете, что вообще взялись за «Матильду»?
— Однозначно — нет! Это мощный, масштабный проект с потрясающим актерским составом. Для меня это фильм-событие, и я его так просто не отдам!
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244853Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246415Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413011Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419502Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420171Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422824Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423580Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428749Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428887Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429541