30 апреля 2020Общество
1517

Церковь великого синтеза

Ксения Лученко о том, чему именно должны поклоняться в храме Минобороны с Путиным и Шойгу на стенах и почему православие тут совсем ни при чем

текст: Ксения Лученко
Detailed_picture© Художественный совет по строительству храма

Десять лет назад я работала главным редактором одного православного сайта. Однажды Владимир Якунин, тогдашний глава РЖД и председатель Фонда Андрея Первозванного, вместе с директором Музеев Кремля Еленой Гагариной давали пресс-конференцию по случаю обнаружения на Спасской и Никольской башнях Московского Кремля замурованных икон. Икона Христа Спасителя на Спасской башне и икона Николая Чудотворца на Никольской были расстреляны большевиками при штурме Кремля, в 30-е годы их закрасили, потом считали утерянными, а спустя почти 80 лет нашли под штукатуркой по инициативе Фонда Андрея Первозванного. Якунин торжественно объявил о начале реставрации.

Я отправила туда корреспондентку и попросила задать вопрос, как лики будут соседствовать на башнях с красными звездами — символом той власти, которая их расстреляла и замуровала. Через некоторое время корреспондентка позвонила и стала возмущаться, что я ее подставила. Якунин и Гагарина хором с насмешкой ответили: «А когда это вы последний раз видели звезды? На кремлевских башнях давно уже символ российской государственности — орлы!» Редакция была от Кремля в нескольких сотнях метров, и мы все побежали смотреть на башни: звезды были на месте. Этот казус попал в тот день в репортаж НТВ с комментарием, что вопрос-то политический, а между двумя башнями с иконами есть еще Мавзолей с непохороненным Лениным и колумбарий в стене.

Десять лет спустя в Подмосковье построен православный храм, где не только красные звезды, но и серп и молот, и красные флаги, и даже Сталин изображены на витражах и мозаиках рядом с ликами святых, Богородицы и Спасителя. Еще там есть мозаичные изображения Владимира Путина, Сергея Шойгу, Валентины Матвиенко и «вежливых людей», а также надпись «Крым наш». Это главный храм Вооруженных сил РФ в парке «Патриот» в Кубинке. Он должен был быть торжественно освящен к 75-летию Победы 9 мая 2020 года, но теперь открытие перенесено на когда-то после карантина. А фотографии мозаик утекли в интернет через кого-то, кто прислал их в редакцию «МБХ-медиа». Говорят, часть из них еще не смонтирована и находится в мастерской, а не в храме.

Настоятель строящегося храма епископ Клинский Стефан и председатель художественного совета по строительству протоиерей Леонид Калинин наперебой начали комментировать для СМИ, что изображение исторических персонажей на фресках и мозаиках — это традиция и раз Сталин был на Параде Победы, то почему бы нет? Судя по их рассказам и тем фотографиям, которые появились в открытом доступе, на стенах храма изображен комикс по мотивам военной истории России примерно в той ее версии, которой придерживается Российское военно-историческое общество, — от победы к победе: Куликовская битва, Смута, война 1812 года, Курская дуга, Сталинград и дальше «бескровное присоединение Крыма». Причем стилистически этот комикс находится где-то между поп-артом и соцреализмом. Очень новаторское решение для православного храма. Впрочем, в комментарии для газеты «Ведомости» историк Сергей Брюн сравнил это эстетическое решение всего лишь с магнитами на холодильник.

В истории действительно можно найти что угодно — и изображения правителей и жертвователей в храмовой росписи, и батальные сцены с оружием на иконах, и храмы — памятники сражениям. Но все же, во-первых, иконописная стилистика обладает условностью, это не фотографии, с которых в самой грубой форме эти мозаики сделаны. Во-вторых, правители обычно изображались в соотношении со святыми и Христом, как благочестивые богомольцы и помазанники. А храмы-памятники на то и памятники, что возводились, прежде всего, в память о погибших в войнах, для молитв об усопших, чтобы не забывать, какой ценой давались выигранные битвы. К тому же бесконечный поиск прецедентов и аналогий демагогически уводит от разговора о настоящем. А в настоящем не стоит относиться к этому храму цвета хаки как к православному, христианскому. Это монументальное эстетическое воплощение другой религии — гражданской религии Победы.

Внутреннее убранство главного храма Вооруженных сил РФ в конгрессно-выставочном центре «Патриот» в Московской областиВнутреннее убранство главного храма Вооруженных сил РФ в конгрессно-выставочном центре «Патриот» в Московской области© РИА Новости

В 1995 году к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне в Москве был открыт предыдущий мемориальный комплекс — на Поклонной горе. Это тоже, как и «Патриот», парк памяти. И он отражает дух своей эпохи — 1990-х, хотя был основан еще в годы застоя. С одной стороны, он фиксирует советскую традицию мемориализации войны: обелиск, Вечный огонь, большие холодные музейные залы, оружие. С другой — веселую, немного циничную перестроечную эклектику: богиня Ника рядом с Георгием Победоносцем. Есть и попытки переосмысления войны не в героическом, а в трагическом регистре — скульптурная композиция Церетели «Трагедия народов» и красная, кровавая подсветка фонтанов. Религия при этом отделена от гражданской памяти, мультикультурна и толерантна — есть маленький, современный, светлый храм Георгия Победоносца, похожий на свечу, и есть мемориальная мечеть и мемориальная синагога с музеем Холокоста. Они открыты к 850-летию Москвы в 1998-м в память о людях всех религий, которые погибли в войнах, — вполне в русле традиции и закона о свободе вероисповедания. Нигде нет изображений ни Ельцина, ни Лужкова, ни Сталина. Но в путинской России Поклонная гора осталась как-то невостребована, своими мультикультурностью и вариативностью она противоречит новой сакрализации Победы.

Понятие «гражданская религия» ввел Жан-Жак Руссо еще в XVIII веке. Ему нужно было обосновать, что будет держать нацию вместе, сплачивать ее в отсутствие Божьего помазанника — монарха и его сакральной власти. В концепции Руссо гражданская религия поддерживается государством, состоит из определенных ценностей и правил, которые предполагают верность своей стране, но при этом в частной жизни граждане могут придерживаться любых верований. Это определяющий тезис, который поддерживали все, кто изучал гражданскую религию в дальнейшем, — в частности, американский социолог Роберт Белла, который в середине XX века подробно описал феномен гражданской религии в США. Белла считал, что в становлении такой религии в Америке сыграла большую роль гражданская война, когда смерть на полях сражений за родину обрела священный смысл, стала восприниматься как жертвоприношение. Важно, что гражданская религия не противопоставляет себя «настоящим» религиям, а как бы надстраивается над ними, вбирая в себя их символику и образы.

Гражданская религия едина, равна и обязательна для всех, при этом в частной жизни можно верить во что угодно, но соблюдая при этом ритуал лояльности. Ритуал этот в нашем случае позаимствован у «настоящей» религии — православия. Через узнаваемую форму — образы, действия, слова — гражданский культ легитимирует, кодирует себя как религию. Но это не более чем форма.

С другой стороны, о похожих механизмах писал и философ Вальтер Беньямин. В своем неоконченном эссе «Капитализм как религия» он, будучи левым, пользовался марксистским понятийным аппаратом, но сформулировал то, что рифмуется с концепцией гражданской религии: «Капитализм есть религия чистого культа, без догматики. <…> На Западе капитализм <…> развивался по отношению к христианству паразитически — таким образом, что в конце концов по сути история христианства есть история его паразита — капитализма».

Культ без догматики отсылает к гораздо более древним сюжетам — религиозной системе Рима, которая предписывала обряды, но не регулировала, во что верить. При этом власти интерпретировали отношения с богами и следили, чтобы граждане их не оскорбляли (что-то напоминает?). Французский историк Джон Шайд в своей классической работе «Религии Рима» писал, что у римлян, в отличие от авраамических религий, не было религиозной догмы, но зато были мифы и «одной из излюбленных форм мифа была история».

История в качестве мифа и запечатлена в мозаичных комиксах на стенах храма Вооруженных сил РФ. Над ликующей толпой в Крыму 2014 года изображена Богородица, простирающая свой покров. Над парадом 1945 года со Сталиным реет лик Казанской иконы, при этом маршалы Победы в несметных орденах радуются о своем, они не предстоят перед Богоматерью, которую зачем-то подсвечивают лучи прожекторов, — на нее никто не смотрит.

В культе Великой Победы поражения приравниваются к греху. Жертвы приняты, только если военная кампания увенчалась успехом. То, за что в своей истории военные могли бы по-христиански покаяться или просто обдумать, вычеркнуто — нет ни Советско-финляндской войны, ни введения войск в Чехословакию, ни Афганистана, ни уж тем более Чечни. История сложна, миф строен.

Зато создатели храма, похоже, верят в нумерологию. По крайней мере, числа присутствуют во всех описаниях: в иконостасе 48 икон — по числу месяцев войны, считая японскую (так вычислять количество икон — вообще вне всякой традиции), площадь мозаики — 2644 квадратных метра — по числу полных кавалеров ордена Славы, высота храма — 96 метров, потому что 960 год считается годом рождения равноапостольного князя Владимира, святого покровителя президента Путина, и так далее. Это, конечно, чистая магия, даже не язычество.

Парадоксальным образом языческие религиозные формы, мутируя, дожили до наших дней и снова борются с христианством, используя его же как инструмент в этой борьбе. В Риме христиане были гонимы именно за то, что христианство не было религией в античном смысле. Древние мученики отказывались выражать лояльность культу, даже когда, присягнув ему публично, дома верить можно было во что угодно, и погибали за это. Теперь православие само превращается в такую форму выражения лояльности.

Но вот лояльности чему? Что стоит за культом Великой Победы, что она символизирует для современной российской власти? Именно то, почему сегодня никому бы в голову не пришло оправдываться за сосуществование звезд с иконами. Миссия Путина — воссоздание непрерывной, непротиворечивой и триумфальной российской истории.

Все смутные перестроечные и девяностые годы «Россия, которую мы потеряли» — святая Русь и православная империя — противостояла СССР. Ты должен был быть либо за то, либо за другое. За белых или за красных. Коммунисты — антагонисты православных. Жертвы репрессий канонизированы, поэтому невозможно почитать одновременно мучеников и их гонителей. Это был вопрос морали. Большевики разрушали храмы и убивали людей, энкавэдэшники изображены в качестве мучителей на иконах. Потомки эмигрантов первой волны приезжают как ангелы с небес. Но как же Гагарин, атомная бомба, Олимпиада, конструктивизм, равноправие женщин, в конце концов? Совсем нельзя?

Дальше приходит Путин, возвращает гимн Александрова. Все двадцать лет он сшивал эту расползающуюся ткань. И ему удалось. То, что искупило кровь, пролитую большевиками, — это Великая Победа.

В том историческом мифе, на который опирается гражданский культ Великой Победы, дореволюционная Россия — это тезис, Советский Союз — антитезис, а современная Россия — синтез. Скажем, Бессмертный полк — это палимпсест первомайской демонстрации и крестного хода с хоругвями. А «бескровное присоединение Крыма» — великий символ этого синтеза, обновленная Победа, знак того, что Бог принял жертву и благоволит.

Это больше не эклектика, но сформированная гражданская религия. В ней нет догмы, адепты не должны исповедовать свою веру, исполнять заповеди, вступать в личные отношения с Богом: миф коллективен, пластичен и апеллирует только к чувствам, власть может интерпретировать его как угодно. И храм здесь может быть только один, общий, а не как на Поклонной горе. Просто не надо считать его православным.


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20244852
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246414
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413009
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419500
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423578
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202428886
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429540