Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244859Приговор огласили. Цель: обездвижить. И она достигнута. Олег — в заложниках, cам Навальный — длинным условным сроком — ограничен в возможностях своей деятельности. Вся трехлетняя борьба Кремля с оппозиционным движением является полным аналогом работы КГБ СССР против диссидентов в конце 70-х — начале 80-х гг.: и шельмование в СМИ, и запугивание с целью вынудить к эмиграции, и посадки по неполитическим статьям. Нет «карательной психиатрии» и ссылок, подобной сахаровской, но в целом тактика та же самая: точечные удары по центрам активности. Цель — избегая обвинений в массовых репрессиях, точечными ударами в центры активности обездвижить общество. Добиться того, что сторонники альтернативы полностью затихли под давлением.
В 2014 году, в посткрымской России заработал полным ходом и ключевой инструмент обездвижения советского общества — создание из Запада образа «радикального Другого». Советскому человеку приходилось бывать за границей, и он там видел своими глазами иные — гораздо более комфортные и гуманные формы жизни — но при этом сам себе говорил: «там жить нельзя». А те, кто не был, и вовсе были убеждены в том, что хорошие дороги, политическое участие, книги, кино и изобилие товаров там есть, но там как бы нет кислорода. Запад — это своего рода планета Марс. Без атмосферы. Советский человек туда должен высаживаться только в скафандре. По многочисленным разговорам с русскими студентами за рубежом, которые перезваниваются со своими родственниками в России, я вижу, что радикальный othering ( «превращение в Другого», «одругивание» — нет хорошего глагола в русском языке для этого процесса) — успешно заработал.
Провальная попытка приладить специфический агрегат «советского политического контроля» к экономически совершенно другому обществу.
Родственники беспокоятся: как там их бедные внуки на Западе — где на улицах ежедневно беснуются неонацисты, гей-парады и где от людей скрывают правду. В 2014 году с началом российско-украинской войны заработала и машина производства патриотической идеологии снизу. До «украинизации» российской политики патриотизм производился «сверху», теперь же он превратился в «творчество масс», то есть образуется широкое пространство неполитического — бытового — патриотизма, по которому юные карьеристы получают возможность «вышивать крестиком», различные творческие узоры, как по канве.
Несмотря на полное сходство инструментария, это — не СССР. И быть им не может. Это — провальная попытка приладить специфический агрегат «советского политического контроля» к экономически совершенно другому обществу. Медленно, с многочисленными экспериментами, без видимых признаков военных переворотов постсоветская политическая система превратилась в узнаваемую латиноамериканскую хунту второй половины ХХ века. Экономика сохраняет рыночные черты, банковская и страховая системы работают, как и в остальном мире, торговля открыта для зарубежных ритейлеров, государство хочет быть полноправным участником международных коммуникаций — при этом небольшой круг военных и гражданских специалистов, удерживают власть за счет точечных инъекций яда, которые обездвиживают общество. Главное, чтобы никто никуда «не ходил сам».
Навальный оказался очень большим самодвижущимся явлением. Когда уже в 2012 году началась тотальная борьба с ним, мне приходилось слышать от «источников, близких к АП» скорбные и нервные высказывания о том, что Навальный как-то умудряется любую атаку против него выворачивать в свою пользу и ничто его «не берет». Не удается его обездвижить за счет привычных инструментов. Применяли весь набор: распространяли слухи, что он берет деньги и занимается «гринмейлом», и что он «проект Кремля», и что он — наоборот — проект не Кремля, а оппозиционных Кремлю банкиров, что он проект США (иначе зачем он учился в Йеле?), что он — наоборот — фашист и «русский марш» и что он «ворует лес». Его впустили на выборы московского мэра в расчете на то, что он подорвется на них и соберет 5% традиционных для любого стартующего в системной политике клоуна. Но он собрал 27%. Аппарат нашей хунты измучился искать ту «чакру Навального», в которую скорпион должен его укусить. чтобы Навальный заснул с открытыми глазами.
«Первое поколение постсоветских чекистов» стыдливо. У них в головах еще окончательно не произошел othering.
Вся проблема в том, что «первое поколение постсоветских чекистов», составляющих ядро нашей хунты, — стыдливо. У них в головах еще окончательно не произошел othering. Они не могут до конца сказать себе, что они «Другие» по отношению к остальному миру. Они никак не могут решить — надо ли настаивать на том, что они «тоже Европа и тоже универсальные ценности» или они «духовная скрепа». Это отчетливо видно во всей посткрымской риторике Путина. Он так и не может решить окончательно для себя — кто все эти люди в G7 — «наши уважаемые партнеры» или «смертельные враги России». Эта судорога не окончательного самоопределения, видимо, вызвана двойственностью их происхождения, которое это поколение уже и не преодолеет: с одной стороны, «советские чекисты», с другой — «питерская мэрия». Лишь из следующего — первого «посткрымского» поколения юных патриотов-прилепинцев может вырасти настоящий, полноценный социальный ад. Над чем эти юные карьеристы-романтики уже и начали активно трудиться. Это они громко кричат о победной войне до конца с Киевом, о том, что «либералы» — это другая «раса» и проч. и проч. Сейчас их звездный час. Питерские чекисты дают им исторический шанс сформировать свое длинное будущее.
Общественный спад, типологически подобный 1907 году, — одни посажены, другие уехали, кто в политическую эмиграцию, кто просто в европейские университеты, третьи посвящают себя с большой энергией журналам «Аполлон» и «Золотое руно», народному просвещению и философским собраниям. Но фактом является то, что режим не смог найти путей своего реформирования, не справился с расширением политического участия, не нашел способа взаимодействовать с институционалистами. Не удалось найти для таких реформистов, как Навальный, пространства для участия в модернизации. Режиму приходится путаться в сложной и бесполезной схеме использования искренних черносотенцев, зубатовцев, либералов-технократов, изощренных умом псов охранки, строящих сложные схемы инфильтрации общественности провокаторами. Вот на этом фоне общественного спада Навальный осужден, его брат — в заложниках.
Стилистически все очень похабно.
Не решились судить как «врага государства», судят за «Ив Роше». Хотят и больно сделать, и в то же время боятся новых санкций. Хотят удушить с помощью диффамаций, но не могут соблюсти тайну своих махинацией с прессой и блогерами. Они хотят, чтобы пресса сама переродилась, без прямого насилия. Хотят, чтобы как-то мы все окончательно смирились с тем фактом, что пресс-секретарь нашей хунты может подарить своей новой жене «Бентли», а Навальный получил бы не 25 лет в Шлиссельбурге, а три года под домашним арестом. Они хотят, чтобы из этого образовался такой единый мир стыдливой, добровольной ссученности. Собственно говоря, это и есть, видимо, «русский мир» в их понимании. Сверху прикрытый письмами в поддержку от потомков российских аристократических фамилий, отставных европейских политиков и стареющих звезд Голливуда. Стилистически все очень похабно. Жить в этом кривом итоге постсоветского 25-летия все равно будет никак невозможно.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244859Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246420Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413016Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419506Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420176Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422828Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423585Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428754Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428891Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429546