Жуков против Бандеры, или Новые украинские игры в переименования

COLTA.RU открывает новую авторскую рубрику, в которой своими размышлениями о происходящем в российско-украинских отношениях и, шире, в современной исторической политике будет делиться известный историк, профессор Европейского университета Виадрина (Франкфурт-на-Одере) и директор сети исследователей Восточной Европы Prisma Ukraïna в Берлине Андрей Портнов. Портнов — автор многочисленных исследований по интеллектуальной истории и политикам памяти в Восточной Европе, в том числе изданной в 2010 году в Москве книги «Упражнения с историей по-украински».

20 мая 2019 года Владимир Зеленский вступил в должность президента Украины и объявил досрочные парламентские выборы. Менее чем через месяц он столкнулся с вызовами в символической политике, которые в зависимости от политических предпочтений можно назвать дедекоммунизацией, попыткой реванша, демонстрацией силы местных элит, судебным произволом или даже неожиданной европеизацией топонимического ландшафта.

Маршал Жуков вместо генерала Григоренко

В конце 1960-х годов в советском Харькове появилась улица Стадионная. В 1983-м она превратилась в улицу 60-летия СССР, а в 1990-м — в проспект Маршала Жукова. 17 мая 2016 года проспект получил новое имя — генерала Петра Григоренко, теоретика военного дела, участника Великой Отечественной войны, советского и украинского правозащитника, одного из основателей Украинской Хельсинкской группы, вынужденного в 1977 году покинуть Советский Союз.

Весной 2019 года, накануне 9 мая, в Харькове появилась петиция о возвращении проспекту имени Жукова. Случилось это накануне президентских выборов, на которых мэр Харькова Геннадий Кернес открыто поддержал Петра Порошенко. Поддержка со стороны, мягко говоря, неоднозначного политика вызвала недоумение у проукраинской интеллигенции, что прямо высказал известный украинский писатель и харьковчанин Сергей Жадан, назвавший Кернеса «деструктивным человеком, работающим далеко не в интересах Украины».

В любом случае заявленная Кернесом поддержка Порошенко никоим образом не помешала Владимиру Зеленскому одержать уверенную победу и в Харькове, и во всех остальных регионах (за исключением Львовской области). На досрочные парламентские выборы городской голова Харькова решил идти с новой партией «Доверяй делам», которую он возглавил вместе с не менее одиозным в глазах патриотической общественности (в частности, по причине выявления у него паспорта гражданина РФ) мэром Одессы Геннадием Трухановым. Съезд новой партии прошел 2 июня в Харькове. В тот же день в рамках акции протеста против появления нового политического проекта представители праворадикального «Национального корпуса» снесли в Харькове бюст маршала Жукова. Таким образом, «маршал Победы» окончательно превратился в один из декоративных элементов внутриукраинской политической борьбы. Дополнительную пикантность ситуации придала другая майская инициатива Кернеса, а именно — (неудавшаяся) попытка снести установленную волонтерами в 2014 году в самом центре Харькова воинскую палатку «Всё для победы».

Комментируя «казус Жукова», пресс-секретарь новоизбранного президента Зеленского заявила дословно следующее: «Президент считает, что решение подобных коллизий в рамках закона является делом исключительно территориальной общины города. Что предусматривает проведение общественных консультаций и слушаний и достижение оптимального решения, которое бы удовлетворило все заинтересованные стороны». Такой комментарий (как и упоминание о том, что закон о декоммунизации делает исключение для участников советского сопротивления и изгнания нацистских оккупантов) недвусмысленно дал понять, что новая киевская власть не против перепереименования.

19 июня 2019 года горсовет Харькова проголосовал за возвращение проспекту Григоренко имени маршала Жукова. Подписавший это решение Кернес объявил, что предыдущее переименование неправомерно произвела областная администрация, а за возвращение имени Жукова было собрано более 50 тысяч подписей. Иными словами, городской голова сослался на «мнение горожан», никоим образом не затрагивая вопроса об историческом значении двух советских военных. Мол, «люди захотели Жукова — и всё тут».

В ответ на решение харьковских властей глава Украинского института национальной памяти Владимир Вятрович заявил, что его институт обратился в Генеральную прокуратуру с иском о привлечении Кернеса к уголовной ответственности. Показательно, что сам Вятрович баллотируется в парламент по списку (у него высокий 25-й номер) партии Порошенко «Европейская солидарность». Эта партия, как и сам экс-президент Украины, во время предвыборной кампании отводит весомое место «гуманитарным вопросам». Подобным образом поступают идеологические оппоненты Порошенко из «Оппозиционной платформы — За жизнь», постоянно акцентирующие внимание на том, что они «празднуют День Победы», а в Украине «по-прежнему есть разделение на Запад и Восток». Партия же Зеленского, надеясь повторить успех своего лидера, старается по возможности избегать однозначных заявлений по вопросам памяти, языка и церкви. Даже в ситуации, когда, казалось бы, не выступить «в поддержку» Петра Григоренко просто неприлично. Ведь в данном случае речь идет о защитнике прав человека, в частности, депортированных и лишенных в СССР права вернуться на историческую родину крымских татар.

Тем не менее именно генерал Григоренко пал первой жертвой дедекоммунизации. И он символически проиграл маршалу Жукову, о «беспримерной жестокости» и полководческой бездарности которого резко писал в своих мемуарах ^[1]. Зато Жуков (а точнее, мифология «маршала Победы») показался городским властям Харькова удобным именем для предвыборной игры в переименования. Какова ставка этой игры? И каково ее всеукраинское измерение?

Проспекты Бандеры и Шухевича под вопросом

Менее чем через неделю после решения Харьковского горсовета, 25 июня 2019 года, окружной административный суд Киева отменил переименования проспектов Московского — на Бандеры и Ватутина — на Шухевича. Таким образом, суд удовлетворил иск малоизвестных общественных организаций «Еврейская правозащитная группа» и «Антифашистская правозащитная лига» против Киевсовета и обосновал свое решение нарушениями процедуры переименований, отсутствием их надлежащего обоснования и достаточного общественного обсуждения.

Мэр Киева Виталий Кличко тут же пообещал не отступать и в случае необходимости повторно переименовать оба проспекта. Из окружения же Зеленского вновь прозвучал тезис «пусть решают местные жители». Глава офиса президента Андрей Богдан предложил вынести вопрос о названиях проспектов на референдум или консультативный соцопрос.

Напомню, что проспект Бандеры появился в Киеве 7 июля 2016 года, проспект Шухевича — 1 июня 2017 года. Оба переименования следует рассматривать в контексте легитимации националистической символики на Майдане и во время войны в Донбассе. Как отметил по этому поводу Сергей Екельчик, «можно сказать, что во время Евромайдана образ Бандеры приобрел новое значение как символ противостояния коррумпированному пророссийскому режиму, фактически утратив связь с исторической личностью Бандеры — убежденного сторонника эксклюзивного этнического национализма» ^[2].

Именно Майдан и война позволили топонимической коммеморации Бандеры переступить исторические границы Восточной Галиции (Львовская, Ивано-Франковская и Тернопольская области), и именно киевское переименование стало первым. В его смысловой нагрузке ключевой была идея «антимосковскости». Которая, по логике Киевсовета, в контексте военного противостояния с Россией отодвигала на третий план вопросы о природе национализма бандеровского крыла Организации украинских националистов (ОУН) и его исторической ответственности за антипольские, антиеврейские и антиукраинские (если речь шла о политических противниках националистов) акции.

Замена имени генерала армии Николая Ватутина (смертельно раненого в бою с отрядом Украинской повстанческой армии в феврале 1944 года) на имя главнокомандующего УПА Романа Шухевича (убитого 5 марта 1950 года в бою со спецподразделением МГБ) имела очевидную историческую подоплеку — на топонимическом уровне победа должна достаться националистическому подполью.

Важно отметить, что киевские переименования стали предметом для подражания в регионах. В частности, проспект Шухевича появился в Днепре (бывшем Днепропетровске). Такое имя получила улица Бабушкина в старом рабочем квартале. Соратника Ленина от «декоммунизации» не спасло даже то обстоятельство, что он был убит в 1906 году, более чем за десять лет до установления власти большевиков. Кстати, на днепровском проспекте Шухевича до сих пор нет ни одного указателя с новым названием.

У стороннего наблюдателя, знакомого со стереотипным образом Бандеры в польском, чешском или немецком обществе, может возникнуть понятное искушение интерпретировать решение киевского суда как шаг к «настоящей европеизации» и отказу от этнического национализма. Однако такое объяснение будет, скорее, проявлением наивности или цинизма. Представляется, что решение киевского суда не менее контекстуально-политично и вписывается, скорее, в серию пред- и поствыборных судебных решений о незаконности национализации Приватбанка или регистрации кандидатами в депутаты бывших видных чиновников режима Януковича. Иными словами, и здесь исторические персонажи оказываются лишь яркой наклейкой современных конфликтов интересов, по природе своей очень далеких от любого ответственного разговора о прошлом.

Почему Бандера?

Здесь уместно вернуться к вопросу, почему именно Бандера стал едва ли не главным именем нарицательным украинских политик памяти и стереотипного восприятия украинской истории ХХ века. И насколько мифологии вокруг этого имени соответствуют деяниям исторического персонажа по имени Степан Бандера — лидера радикального крыла ОУН, приговоренного в межвоенной Польше к смерти за организацию нескольких террористических актов (в частности, убийств советского консула во Львове и министра внутренних дел Польши), который провел почти всю Вторую мировую войну в немецком концлагере Заксенхаузен за попытку провозгласить в оккупированном немецкими войсками Львове «Акт восстановления украинского государства» (30 июня 1941 года).

15 октября 1959 года в Мюнхене Бандера был убит советским агентом — и именно это событие сыграло едва ли не ключевую роль в мифологизации лидера ОУН. Точнее, даже не само убийство, а дальнейшее поведение убийцы, который в ночь с 12 на 13 августа 1961 года (в ту самую ночь, когда в Берлине была возведена стена, отделившая восточную часть города от западной) со своей женой — восточной немкой — бежал в Западный Берлин и сдался властям. Судебный процесс над убийцей Бандеры, который состоялся осенью 1962 года в Карлсруэ, привлек к себе огромное внимание, оказал влияние на международную политику и вынудил СССР отказаться от убийств политических противников за границей. Кроме того, шум вокруг процесса очень посодействовал превращению Бандеры в символ «непримиримой борьбы за Украину».

По наблюдению Сергея Плохия, «вместо того чтобы внести разброд в ряды эмигрантов и спровоцировать внутреннюю борьбу между лидерами наиболее воинственной украинской организации, убийство Бандеры привело к ликвидации лидера, который на тот момент отнюдь не пользовался безусловной популярностью и не представлял реальной угрозы. Убийство Бандеры превратило его в мученика и дало его сторонникам инструмент для мобилизации, которого им до этого не хватало» ^[3].

Более того, усиленная советская «антибандеровская» пропаганда немало поспособствовала тому, чтобы главный советский антигерой стал центральной фигурой не только националистического, но и значительной части национального нарратива. Имя Бандеры стало нарицательным, а словом «бандеровцы» начали называть всех украинских националистов, а в определенных контекстах — всех жителей Западной Украины или тех, кто разговаривает на украинском языке. Причем наименование «бандеровец» не могло и не может быть нейтральным — оно неизбежно максимально идеологически насыщенно: подчеркнуто позитивно или крайне негативно.

Ситуация с отталкиванием от советского, которое одновременно только сильнее привязывает к нему, повторилась в новом контексте на Майдане. Наряду с представителями праворадикальных партий, которые сознательно пропагандировали позитивный образ Бандеры, значительная часть сторонников «революции достоинства» начала называть себя бандеровцами. Часто таким образом они хотели подчеркнуть неприятие официальной российской пропаганды и ее попыток представить Майдан как «фашистский путч». Принимая пропагандистский штамп как позитивное самоописание, эти люди попадали в идеологическую ловушку, очень мало или ничего не зная об авторитарных политических взглядах и террористических методах Бандеры, которые были очень далеки от основных требований и ожиданий Майдана.

И завтра то же, что вчера?

В постсоветской Украине внимание к памятникам, названиям улиц и тому подобным проявлениям политик памяти традиционно возрастает накануне выборов и идет на спад после их завершения. Отношение к символам прошлого уже не раз оказывалось удобным маркером идеологических отличий в политической системе координат, к которой неприложимо классическое деление на «правых» и «левых».

В современной Украине декоммунизация для многих отождествляется с президентством Порошенко, главные претензии к которому тем не менее обычно формулируются не в сфере символической политики, но в вопросах экономического развития, коррупции и войны. При этом отрицание новых названий оказывается наиболее простым способом идеологического разграничения с наследием Порошенко, а их защита — одним из инструментов мобилизации против «реванша».

В то же время говорить об общественно заметной мобилизации в связи с возвращением харьковскому проспекту имени маршала Жукова не приходится. Другое дело — уже упомянутая выше попытка убрать из центра города палатку волонтеров «Всё для победы». В данном случае после акций протеста, в которых участвовало более пятисот человек, Харьковский окружной административный суд отклонил иск местных властей, пытавшихся доказать, что палатка «может угрожать безопасности жителей».

Эта история подсказывает, что пост- и предвыборные символические инициативы преимущественно носят пробный характер — и даже достаточно сильной местной власти приходится отступать в случае ощутимого общественного протеста.

Тем не менее говорить о систематической и продуманной позиции и местных, и центральных властей в сфере памяти, скорее, не приходится. Хорошей тому иллюстрацией может служить комментарий главы Харьковской областной госадминистрации Юлии Светличной (назначенной еще Порошенко) по поводу ее личного отношения к переименованию проспекта Григоренко: «Я незнакома с Жуковым, поэтому я не могу быть ни за, ни против него». Эта не чиновничья ирония, это незнание. А еще это подсказка о том, что практически любые исторические фигуры в современной Украине выступают в сфере памяти не более чем пустыми обозначениями современных политических ориентаций.

В этом контексте важно понимать, что ни сторонники, ни противники героизации Бандеры (или Жукова) не составляют в Украине гомогенной группы. Более того, героизация обоих может подвергаться в Украине критике с разных позиций: от пропутинской или радикально ксенофобской до демократической. Иными словами, критика Бандеры (или Жукова) не делает человека автоматически сторонником ни демократических ценностей, ни советского нарратива. Любое высказывание по этому вопросу нуждается в ответственной контекстуализации, которая будет принимать во внимание как пресыщенность общества тематикой памяти, так и слабость собственно исторических знаний и представлений.

Политическая целесообразность, безразличная к человеческой судьбе прошлых эпох, делает практически невозможным серьезное, не митинговое обсуждение трудных исторических вопросов в публичном пространстве, а неуверенность в настоящем проецируется на неуверенность в истории. И вот тогда в неустойчивое время коммеморативная победа маршала Жукова над генералом Григоренко превращается в по-настоящему плохой знак.

P.S. Утром 11 июля 2019 года мэр Харькова Геннадий Кернес сообщил в Фейсбуке, что он, «как и обещал», вернул бюст маршала Жукова на место, и опубликовал фотографию восстановленного памятника.

Автор — профессор истории Украины в Европейском университете Виадрина (Франкфурт-на-Одере)

---

^[1] См.: Петро Григоренко, «В подполье можно встретить только крыс…» (Нью-Йорк, 1981 год).

^[2] Serhy Yekelchyk. The Conflict in Ukraine. What Everyone Needs to Know. — Oxford — New York, 2015. P. 107.

^[3] Serhii Plokhy. The Man with the Poison Gun. A Cold War Spy Story. — New York, 2016. P. 317.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!