Stereoscope Ukraine: самоцензура

COLTA.RU продолжает совместный проект, который задуман и осуществлен коллегами из N-OST (Союз журналистов, освещающих события в Восточной Европе) при поддержке Frankfurter Allgemeine и польского еженедельника Tygodnik Powszechny. Английскую версию материалов можно прочитать на сайтах www.ostpol.de и Transitions Online. Мы рады быть русской площадкой для публикации этих текстов.

Что думают на Украине о том, что происходит со страной сегодня? Один раз в неделю пять украинских авторов отвечают на вопросы художника и журналиста Евгении Белорусец. 

Stereoscope Ukraine — Украина. Пять голосов

Евгения Белорусец

Любой разговор об Украине сегодня начинается с войны, которая пронизывает все сферы жизни, почти все двери перед ней оказались открыты.

Несколько дней назад в России был убит оппозиционный политик Борис Немцов, и он тоже пал жертвой военной машины, уничтожающей ежедневно жизни в Украине. Его гибель стала беспрецедентной атакой на российское оппозиционное движение.

В то же время в Украине осталось мало совершенно безопасных больших городов. Не прошло и месяца, как неизвестные устроили взрыв в одесской квартире одного из авторов этой публикации, поэта Бориса Херсонского, мы слышим о взрывах в Харькове, в Киеве. Так безуспешно пытается работать российская политическая цензура в чужой стране.

А существует ли украинская цензура или самоцензура? Мы можем говорить и думать против течения или война стала нашим внутренним цензором и мы уже, сами это не всегда осознавая, работаем на нее?

Иными словами, может ли «патриотичная» самоцензура уничтожить то, что не смогли одолеть Янукович и его репрессивный аппарат?

Вопрос третий. Цензура и самоцензура: как это устроено на Украине?

Иван Яковина

Украинские журналисты все чаще констатируют, что в стране ощущается размывание свободы слова и информации. Дело не в наступлении властей на независимые СМИ, его нет. Скорее, проблема в мощнейшем общественном спросе на хорошие новости, а также бессознательной готовности многих СМИ этот спрос удовлетворять, порой в ущерб стандартам профессии.

В самом медиапространстве не прекращается мировоззренческий конфликт. С одной стороны противостояния — журналисты, отстаивающие необходимость сохранять полную объективность даже в условиях внешней агрессии. Им противостоят коллеги, считающие, что для скорейшей победы в Донбассе годятся все средства, даже нечестные приемы информационной войны.

По моим ощущениям, чем дольше продолжается война, тем больше появляется сторонников второй точки зрения. По их мнению, строго соблюдать журналистский баланс, сообщать о проблемах в экономике, коррупции и некомпетентности властей можно и нужно будет лишь после победы в войне. Сейчас же они допускают личные, эмоционально окрашенные оценки в новостях, беспрекословное доверие к официальной информации, а также умалчивание фактов, способных подорвать веру народа в военный успех.

Более того, журналисты, которые набираются смелости сообщить о коррупции или лжи в органах власти, а также о военных неудачах, зачастую обвиняются в отсутствии патриотизма, распространении паники и даже работе на врага.

Мотив сторонников информационной войны ясен: «Все для фронта, все для победы!» Однако сейчас они невольно закладывают очень нехорошую традицию «гибкости принципов журналиста». Уже в мирное время она может обернуться полной потерей доверия общества к прессе и разрушением самого института свободных и независимых СМИ.

Роман Дубасевич

Существуют вещи, о которых сейчас трудно говорить внутри страны, тем более за ее пределами. Есть ли смысл любой ценой удерживать территории и направлять последние деньги на вооружение? Какой должна быть память о погибших, чтобы помочь предотвратить следующие жертвы, а не нанести повторную травму? Что это за странное чувство, когда мы узнаем, что на каждого погибшего украинского солдата якобы приходится втрое больше сепаратистов? Что является большим ужасом для местного населения: попасть в зону сепаратистов или под обстрел?

Оказаться «полезным идиотом» в этой ситуации — наверное, самый тяжелый упрек.

В декабре я готовил доклад о культе «киборгов» — так называли украинских защитников Донецкого аэропорта за то, что они удерживали его даже тогда, когда он превратился в апокалиптическую руину. Они стали героями всей страны, воплощением настоящего мужчины. Дети слали им свои рисунки с пожеланиями вернуться живыми, композиторы писали песни, а по возвращении девушки приветствовали их цветами. Но когда появилось слово «киборг», у меня возникло ощущение, что жизни этих солдат угрожает еще большая опасность. Теперь она исходила не от решений малокомпетентных политиков или генералов, а от мнения целого общества.

Мы часто жалуемся на элиту, забывая, что мы нередко сами диктуем ей свою волю, создавая тот мощный спрос на «позитивные новости» и практику умалчивания, о которых говорит Иван Яковина. Представляя безгосударственную, социально маргинализированную культуру, украинская интеллигенция часто была вынуждена выступать в роли ее адвоката. Впрочем, как и литература, и искусство, приоритетом которых стали борьба за сохранение украинского языка и независимость.

Но кроме защиты Украина остро нуждается в хороших оппонентах, которые бы помогли нам увидеть самих себя и сложную реальность.

Олександра Дворецкая

Мой муж работает журналистом. В нашей молодой семье не принято считать журналистские материалы самоцелью. Материалы, будь это фото, видео или текст, — всего лишь инструмент, используя который, мы можем сделать окружающую действительность лучше. И не стоит это путать с тем, что нам нужны только «позитивные новости»: нам прежде всего нужна правда.

Мой муж был недалеко от Дебальцево, когда оттуда выходили украинские военные. Он фиксировал на видео не только эмоции и комментарии тех, кто выходил, но и количество погибших — их было 44, которых вывезли сами военные.

И меня удивило не только то, что президент Украины ни слова не говорил о жертвах, существенно занижая количество пострадавших. Еще больше удивили комментарии в социальной сети, где говорилось о том, что нельзя сообщать о смерти вот так, в социальных сетях, что родственники могут узнать, что это подрывает боевой дух. Автор, говорящий правду, оказывается не до конца патриотичен, об этом пишет и Иван Яковина.

Можно попробовать пойти дальше и подумать: почему люди не хотят знать правду? Возможно, они устали от войны, как можно себе позволить устать от политики во время предвыборной гонки. Видимо, наша реальность стала такой, что порой ее вовсе не хочется знать. Но я думаю, что, узнав правду, нужно действовать. Идти на фронт, перечислять деньги волонтерам, помогать переселенцам, стать волонтером в госпитале. Делать что-то, что может поменять новости.

Мне, например, страшно, что в какой-то момент я не смогу доверять никому, даже своим глазам.

Борис Херсонский

Я не ощущаю внутренней цензуры — возможно, потому, что пишу аналитические материалы, а все искажения касаются материалов репортерских. Истеричность СМИ Украины, увы, существует, но это лишь слабая попытка отплатить российским коллегам той же монетой.

Может ли внутренняя цензура сделать то, что не смогла внешняя? При живом интернете — нет. Следует различать взвешенность суждений и страх перед искренним высказыванием. Этот страх мне незнаком.

В моем информационном пространстве нет недостатка в призывах расчленить и придушить Россию (и Украину — с другой стороны). Призывы жечь напалмом или вешать на площадях тоже не в новинку. На фоне продолжающихся вопреки минским соглашениям боевых действий, на фоне ужасных новостей — убит Борис Немцов — все это кажется естественным. Но должен же кто-то опираться на разум даже в эти тяжелые времена!

«Для того чтобы конфликт в Донбассе закончился и наступил мир, Россия должна прекратить свое существование. По крайней мере, в том виде, в котором она существует сегодня, — большая бедная империя».

Это высказывание Олександры Дворецкой из нашей прошлой публикации вызывает во мне протест и непреодолимое желание возразить. Прежде всего, Россия — не изолированная страна. Ее гипотетический распад (я в ближайшие десятилетия просто не вижу такой возможности) был бы крупнейшей геополитической катастрофой, образовавшиеся обломки могли бы породить гражданские войны такого масштаба, который бы не оставил миру шансов на благополучие, а может быть, и выживание. Никогда не следует забывать — распад ядерной державы таит в себе глобальную угрозу.

На протяжении своей истории Россия переживала периоды жестоких репрессий и демократических послаблений. Режим Путина отвратителен, но они (и сам Путин, и режим) — не вечны. Надежды следует возлагать на демократическое реформирование России и угасание милитаристского угара.

Сейчас мы приобрели инерцию войны. И, пока у нас в Украине не будет позади хотя бы трех лет мирного развития, поиск разумных решений будет затруднен. Терпение, увы, необходимый фактор. Больно так говорить. Но «другого нет у нас пути».

Oлена Степова

Есть ли у живущих в Украине, у формирующегося общества площадка, с которой можно говорить? На мой взгляд, нет!

Готовы ли политики слышать общество? Нет!

Однобокие политические шоу с участием одних и тех же героев, отсутствие площадок для общения политиков и граждан, освещение событий, которое все больше ведется по принципу «о врагах — плохо, о своих — хорошо», — все это может окончательно свести на нет возможность построения нового гражданского общества, более открытого, чем прежде.

Я сейчас выступаю с инициативой создания Совета общественного доверия при президенте Украины, в который бы входили не чиновники или политики, а представители общества, профессий, науки, — создания интернет-площадки для обсуждения правительственных и общественных инициатив.

Ситуация такова, что я задаю себе вопросы. Знает ли президент, что у нас умирают села и сельское хозяйство? Знает ли он, что Донбассу, переживающему войну, грозит не только гуманитарная катастрофа, но и экологическая? Осознает ли парламент, что люди, работающие в той или иной сфере, иногда лучше видят приоритетные точки ее реформирования, нежели чиновники, присваивающие бюджетные средства по старым схемам?

В Украине существуют сообщества, общественные инициативы, которые готовы участвовать в политической жизни, принятии всех решений. Но готова ли власть услышать эти голоса не с Майдана, а за рабочим столом, увидеть в критически настроенном обществе не бунтарей, а граждан? Готова ли власть безболезненно и уравновешенно слышать критику, а не патриотические лозунги? Нет, я пока, увы, не вижу этого. Сейчас процесс реформ и действия власти критикуют разве что парламентарии, являющиеся частью истеблишмента, конкурирующих властных групп. Мне не хватает конструктивной общественной критики, которой бы я могла доверять.

Неужели украинскому обществу даже ради малейших политических перемен необходимо устраивать Майдан?

Понравился материал? Помоги сайту!