Stereoscope Ukraine: чего ждать от Европы?

COLTA.RU продолжает совместный проект, который задуман и осуществлен коллегами из N-OST (Союз журналистов, освещающих события в Восточной Европе) при поддержке Frankfurter Allgemeine и польского еженедельника Tygodnik Powszechny. Английскую версию материалов можно прочитать на сайтах www.ostpol.de и Transitions Online. Мы рады быть русской площадкой для публикации этих текстов.

Что думают на Украине о том, что происходит со страной сегодня? Один раз в неделю пять украинских авторов отвечают на вопросы художника и журналиста Евгении Белорусец. 

Stereoscope Ukraine — Украина. Пять голосов

Евгения Белорусец

Деления мира на «Запад» и «Восток» для меня не существует. Неясно, где начинаются и заканчиваются эти воображаемые миры.

Тем не менее события в Украине создали волну публикаций, посвященных «Европе», «Западу» и отречению от «западных ценностей». Мы слышали противоречивые тезисы: «Украина — это Европа», «Украинцы на Майдане готовы были умереть за европейскую идею», «Европа не оценила героизм Майдана», наконец, «Россия — это Европа» и «Россия воюет с Европой на территории Украины».

Сейчас ежедневно продолжается война, пытающаяся заставить Украину и многие другие страны признать реальность, где мир может быть разделен на сферы влияния, как городской квартал, за который сражаются мелкие мафиозные группировки.

Украину заставляют взять все бремя ответственности за эту войну. Россия никакой ответственности перед жителями разрушенных российской армией городов не несет.

Какое место в этом противостоянии предназначается для большей частью процветающих стран Европы? Каких действий мы ждем от тех, кто невольно стал участником этой войны, кому Россия навязала конфликт, от которого не выигрывает ни одна участвующая в нем страна?

Вопрос четвертый. Чего ждать от Европы?

Борис Херсонский

Что до меня, то ни малейшего смущения слова «Запад» и «Европа» у меня не вызывали. С дискуссией между славянофилами и западниками я знаком со школьной скамьи: «Дневник писателя» Достоевского, его же «Идиот», где Мышкин доказывает, что католик хуже атеиста, пушкинское «Клеветникам России» и тютчевские «патриотические» стихи.

Не говорю уже о набившей оскомину советской пропаганде.

При всей разнице между Российской империей и СССР идея коренного отличия русской цивилизации от мертвых камней Европы оставалась величиной постоянной. И двести, и сто лет назад, и пятьдесят нам вдалбливали в голову: мы — дети российской цивилизации, советской ли, православно-византийской — все едино.

Вслед за лицом Чаадаева мое лицо антисоветчика было повернуто на Запад. При том что я в свое время принял православие, и русская культура была для меня ближе польской или немецкой.

Вскоре после обретения Украиной независимости стало понятно — Украина оказалась между двух силовых полей. Традиционного, связывающего ее с Россией, и «идеального» направления — на Запад, в Европу.

Для меня всегда было ясно, что Россия не будет в восторге от переориентации Украины. Но думал, конечно, что дело ограничится газовыми войнами, попытками вернуть Украину с использованием мощных экономических рычагов. Как и многие мои коллеги, я ошибся.

Сегодня Украина оказалась втянутой в реальную войну, к которой не была готова. Похоже на то, что мы должны воевать на два фронта — против так называемых ополченцев, решающихся в последнее время на взрывы и теракты в мирных украинских городах, и против собственных проблем вроде коррупции и неумелой внешней политики. Без помощи мы эту войну проигрываем — не нужно было бы и ввязываться. Шансов особых у нас нет.

Идеология слияния с Европой весьма и весьма заманчива. Но насколько готова Европа принять нас, согнувшихся под грузом тяжелейших проблем? Принять вместе с враждебностью России, которая размахивает ядерной дубинкой и посылает дальнюю стратегическую авиацию для «патрулирования» территорий своих европейских соседей?

Чего бы я хотел от наших европейских союзников? Поддержки нашей армии оборонительным оружием. Еще более жестких заявлений о недопустимости дальнейшей эскалации агрессии против Украины. Поддержки нашей разваливающейся экономики. Но мало ли чего я бы хотел!

Олена Степова

Для меня, как и для любого жителя Донбасса, «Европа» и «Запад» были чем-то пугающим и запретным. Мы, наверное, единственный регион Украины, который так и остался в постсоветском пространстве.

Донбасс был очень далек от Европы и так близок к России, что жители, никогда не покидающие области, могли судить о «Западе» и «Европе» лишь косвенно.

Я не хочу говорить о том, чем для меня является Европа, которую я знаю лишь благодаря интернету, художникам, музеям, писателям, изобретениям и фильмам. Я расскажу, что такое Донбасс: предприятия, работающие на устаревшем оборудовании; коррупция во всех органах власти; образование, построенное на унижении ученика и «покупке» оценок; рост туберкулеза и наркомании; высокий уровень алкоголизма; катастрофическое состояние экологии, черная пыль, горящие свалки, низкое качество воды и уровня жизни.

Чтобы люди не сравнивали свою жизнь с европейской, «Запад» и «Европа» представлялись как нечто значительно более страшное, чем жизнь в России. Да-да, история о «загнивающем капитализме» до сих пор жива в постсоветском пространстве. «Хотите жить еще хуже? Будете, если победит Запад» — вот что слышали жители Донбасса последние 10 лет.

Страхом перед голодом, разрухой, митингами и войной контролируют политтехнологи России поколения, выросшие в СССР. В 2009 году в нашем приграничном городе Свердловске мы решили провести рэп-фестиваль. Рэп?! Что в этом страшного? Но нам запретили! Управление культуры города выдало вердикт, что это «западная, чуждая нам культура».

Мы провели этот фестиваль, несмотря на запрет. Тогда я поняла, что Донбасс очень далек от Европы. Тогда же я поняла, почему значительная часть Донбасса была против «оранжевого Майдана» и европейского курса Украины. Донбасс хотел жить как Россия, так как это был единственный доступный для него пример жизни.

Феодальная Россия не хочет отпускать феодальный Донбасс, так как после модернизации и европеизации Донбасса россияне смогут увидеть нежелательный для них пример развития. И многолетняя, создаваемая российскими СМИ картинка «загнивающей Европы» окажется кривым зеркалом.

Поэтому сейчас, используя выработанную годами закрепощенность Донбасса, Россия ведет войну — прежде всего за сохранение своего мнимого могущества.

Должна ли Европа нам помочь? Думаю, да. Хотя бы потому, что рискует быть отравленной ядом русского шовинизма. Как? Способствовать скорейшему проведению реформ в Украине и жесткой международной изоляции оккупанта. Светом маяка для уничтоженного русским миром Донбасса должна стать благополучная, процветающая, развитая, модернизированная Украина.

Олександра Дворецкая

Если бы мы решили дискутировать о постсоветском прошлом, то я с уверенностью бы сказала, что для моего региона — Крыма — оно всегда было настоящим. И в связи с оккупацией, кажется, останется еще долгим будущим.

Олена Степова рассказывает о Донбассе как о единственном украинском регионе, оставшемся в постсоветском пространстве, — я скажу, что нет, он далеко не единственный. Крым был в этом смысле заповедником с самыми многочисленными первомайскими демонстрациями в Украине, которые, как и в советское время, проходили без каких-либо эмансипативных или социальных требований.

Все считали его «своим» — белорусы, россияне, украинцы, — и считалось, что Крым принадлежит всем, как во времена СССР: «международная здравница», или, словами Пабло Неруды, «орден на планете Земля».

Для меня Крым всегда был своего рода советским домом, а «Запад» не был пугающим и чужим. В Москве я побывала позже, чем в Вильнюсе и Варшаве, а самое долгое путешествие в жизни у меня было в Соединенных Штатах, где я увидела и расслабленный Сан-Франциско, и полуразрушенный Детройт. В моей любимой книге Василия Аксенова «Остров Крым» описываются возможности моего «европейского Крыма»: именно так я хотела бы, чтобы выглядели ялтинская набережная и дорога на Коктебель. Хотелось заниматься общественной деятельностью ради этого.

Самое ужасное, что, лишь когда началась оккупация, я поняла, что Крыму есть что терять. Европа для меня всегда ассоциировалась с определенными правилами игры, основой для которых стали права человека. В Крыму все же действовали эти международные правила, и внезапно, во время оккупации, их полностью отменили.

Сегодня ровно год, как я уехала из Крыма. В этот день российские оккупанты взяли в плен двух моих друзей. Они провели в плену две недели. Искали и меня, совершая обход квартир университетских друзей.

Тогда, в марте 2014 года, я очень ждала от «Европы» реакции. Ее не последовало. Нам казалось, она должна быть кричащей. Сейчас ради сохранения жизней людей и страны мы ждем от Европы финансовой поддержки и вооружения.

Иван Яковина

Европа, о которой мечтают и которой побаиваются многие украинцы, — это, конечно, понятие не географическое, а цивилизационное. Амбивалентность отношения к ней постсоветских людей объяснить нетрудно. С одной стороны, многих привлекают европейские свободы и качество жизни. С другой — те же люди опасаются гражданской ответственности, без чего хорошей медицины и качественных дорог быть не может.

Как подросток, ищущий свободы, но не готовый перейти на полное самообеспечение, общество мечется между западным либерализмом и советским патернализмом. В украинском случае ситуация осложняется еще и неравномерностью социально-политического взросления граждан. Если образ мысли жителей западных регионов страны сложно отличить от среднеевропейского, то в Центральной и особенно Восточной Украине государство все еще воспринимается в качестве «родителя», чья прямая обязанность — кормить и одевать своих «детей».

Более того, в условиях очевидной слабости и бедности собственного государства украинцы подыскивают на роль «родителя» другие. В центре страны люди почти требуют участия Запада в своей судьбе. Они твердо убеждены, что Европа и США просто обязаны им помогать, заставлять «ходить в школу» и «делать уроки», намекая, что в противном случае они могут «связаться с плохой компанией». Многие восточные украинцы уже давно надеются на Россию, ожидая, что она позволит им оставаться в политическом «детстве» вечно.

Возможно, лучшей стратегией Запада в этой ситуации была бы помощь украинцам, готовым взять на себя ответственность за собственную жизнь. Намного больше, чем оружие и кредиты, Украине нужны программы студенческого обмена, стажировки для молодых специалистов и европейский опыт развития местного самоуправления. Масштабная помощь Запада Украине не понадобится, если она сама станет его частью, а европейские ценности прочно укоренятся в головах ее граждан.

Роман Дубасевич

В качестве ответной реплики я расскажу об одном эпизоде, который мне показался важным для нашей дискуссии.

Пару дней назад после завтрака мы с моей знакомой решили выйти на небольшую прогулку. Стояла прекрасная погода: второй день настоящей весны, солнца, полный щебета птиц и первых, немного опьяневших от зимней спячки, шмелей. В небольшом лесочке в гамбургском районе Фольксдорф стоял дурманящий запах новой жизнерождающей влаги вперемешку с костром из прошлогодних веток — точно такой же, как и на наших дачах и огородах. Но чем прекраснее становились весна и пробуждение зимнего мира, тем труднее было поверить в то, что произошло в Украине, где еще неделю назад массово гибли и продолжают гибнуть люди.

Из своих раздумий я вышел, когда через несколько минут мы с Мари-Луизой наткнулись на перегороженную дорогу — с высоким пластиковым забором, оборудованным сигнальными фонарями, точно таким же, как во время ремонтных работ. «Смотри, ты видел когда-нибудь “заслон для лягушек”?» — спросила она меня, улыбаясь. Я уставился на знак с нарисованной лягушкой. «Его делают раз в году для того, чтобы они могли спокойно перебраться на нерест из одного озера в другое. И хотя их совсем немного, за целую неделю проползет три-четыре, гражданский комитет решил, что их следует защитить от вездесущих велосипедистов. Хотя глава комитета, наверное, против исчезновения машин со своей улицы не возражает», — улыбалась моя проводница.

Продолжая слушать о том, как сложно получить разрешение на снос даже больных деревьев в этом лесочке, который был объявлен «природоохранной зоной», я невольно почувствовал зависть и боль оттого, что, как мне показалось, жизнь лягушек и деревьев в Германии стоит больше человеческой жизни сейчас в Украине и России. Вместе с тем я почувствовал огромную благодарность за эту прогулку, которая отвлекала меня от тяжелых мыслей об Украине, и за эту историю.

Нам очень важна финансовая и экономическая помощь Европы. Но для меня не менее важным оказался сюжет с лягушками. Нам нужны такие сюжеты. Как можно больше таких сюжетов. Ведь они показывают, как из жестокой и истощенной войной страны Германия, а вместе с ней Европа превращались в цивилизованный мир, где даже жизнь лягушки оказалась предметом общественной заботы.

Понравился материал? Помоги сайту!