21 мая 2021Театр
158

Общество «Страха»

Как живет в изгнании главная театральная труппа Беларуси

текст: Алексей Стрельников
Detailed_picture© «Купаловцы»

COLTA.RU продолжает серию материалов, посвященных влиянию социально-политического кризиса в Беларуси на культуру. Сегодня мы публикуем текст театрального критика Алексея Стрельникова о последней премьере театральной группы «Купаловцы» — спектакле «Страх» по Бертольту Брехту.

«Привет! Если что, ребенок у бабушки, вот ее номер» — такое сообщение я на всякий случай отправил своему адвокату по дороге на спектакль, показ которого в итоге не состоялся. Для театроведа жизнь в Беларуси должна казаться счастьем: все, про что раньше приходилось читать, происходит прямо у тебя на глазах — только успевай впечатляться и реагировать, записывать. Проблема одна: это очень страшно. Поэтому я пишу про спектакль «Страх» независимой театральной группы «Купаловцы».

Можно сделать дерзкое заявление, что с Купаловским театром в августе 2020-го случилось самое важное событие его легендарной столетней биографии. Но правильнее сказать, что все развитие театра подводило к тому, чтобы артисты сделали себя настоящими хозяевами собственной судьбы. Главный национальный театр страны, Купаловский возник в 1920-м, в зыбком, тревожном послереволюционном тумане, когда будущее было непонятно. Но на протяжении этого столетия купаловцы всегда оставались вместе со своими зрителями. Стоит ли удивляться, что прошлым летом артисты-купаловцы отказались закрывать глаза на то, что происходило тогда в Беларуси, — и записали публичное обращение против насилия. Власти отреагировали очень жестко: был уволен директор театра Павел Латушко, а вслед за ним и все поддержавшие его сотрудники. В итоге в штате театра остались десять актеров, а его работа была парализована — пока в марте 2021-го с помощью заново набранных в труппу артистов (в основном студентов минского Университета культуры) не удалось восстановить целых два спектакля.

Театр, ставший символом протеста, остался в первую очередь театром.

Уволенные купаловцы принялись за работу сразу же после ухода. Удивительно и странно было в сентябре тайком смотреть спектакль «Тутэйшыя», премьера которого готовилась к началу юбилейного сезона. На следующий день на площадку, где проходил закрытый предпремьерный показ, пришел полицейский рейд, а артистам не дали разрешения на дальнейший прокат постановки. Стало ясно, что борьба продолжится подпольно: в новой реальности у независимой театральной группы «Купаловцы» не бывает предварительных пресс-конференций, релизов, показов для худсовета. Артисты затаились, редко появляются публично, мало дают интервью — при этом внезапные, «партизанские» онлайн-премьеры в YouTube собирают тысячи благодарных отзывов: многие из зрителей признаются, что до этого не были в театре ни разу. С осени прошлого года кроме «Тутэйшых» были выпущены документальный спектакль «Я» и «Войцек» в постановке Романа Подоляко, а 23 мая сезон закроется онлайн-премьерой новой версии «Павлинки», спектакля-визитки купаловцев. Театр, ставший символом протеста, остался в первую очередь театром.

© «Купаловцы»

О премьере спектакля «Страх» тоже стало известно чуть ли не в день его выхода в YouTube. На видео вы не найдете ни места съемки, ни технической команды. На офлайн-показ меня не позвали — вполне возможно, что его и не было: показывать антифашистский по форме и содержанию спектакль сейчас в Беларуси означает подписывать себе приговор — и это не фигура речи. Впрочем, Брехт вряд ли рассчитывал, что его пьесу «Страх и нищета Третьего рейха» будут показывать в самой нацистской Германии, — не случайно название отсылает к роману «Блеск и нищета куртизанок», чтобы, видимо, проще было продвинуть спектакль во Франции, где планировалась мировая премьера. Сцены, написанные по обрывкам новостей и рассказам очевидцев, изначально несли задачу донести, что стоит за блеском и задором официальной нацистской пропаганды — что же, собственно, является главной скрепой гитлеровского режима.

Лидер «Купаловцев» и экс-худрук Купаловского театра Николай Пинигин ставит спектакль, следуя букве и духу эпического театра, максимально редуцируя театральные эффекты, которые, надо признаться, любит использовать. В кадре — белый павильон, из реквизита только самое необходимое, костюмы подчеркнуто нейтральны. Даже черно-белая видеокартинка не выглядит стилизацией «под 30-е» — Пинигин отказывается от излишних деталей для того, чтобы зритель мог концентрироваться на актерской игре.

© «Купаловцы»

Брехт, зная, что от него ждут «большой политики», подчеркнуто мелодраматичен в своих отрывках: дети ходят в школу, молодые планируют свадьбу, а перед работой хорошо бы позавтракать. Бытовое существование в абстрактном пространстве само по себе приводит к эффекту остранения, но «Купаловцы» вдобавок играют людей, ведущих себя странно. Странно, потому что боятся, а боятся, потому что в стране царит нацистская диктатура. Хотя герои не интересуются политикой — просто смотрят они друг на друга как-то по-особенному. Правду ли им говорят, нет ли тут подвоха, можно ли тут доверять?

Всю противоречивость «страха в Третьем рейхе» спектакль показывает уже в первой новелле «Правосудие». В природе страх — это, по-простому, реакция на угрожающий тебе объект. Человеческое общество придает страху новое измерение, когда можно быть источником и объектом угрозы одновременно. Великий белорусский артист Виктор Манаев играет судью, который запутался, кого же именно ему нужно осудить. Сквозная эмоция — искреннее недоумение. С каждым диалогом закручивается новая спираль интриги, и вот мы уже видим судью, который в социальной иерархии по идее должен быть источником страха и угрозы, абсолютно безвольным и дезориентированным.

© «Купаловцы»

Я не могу тут не вспомнить, как я пытался оспорить в суде свое увольнение из Белорусской академии искусств. Признаюсь честно: я профессионально изучал всех участников того процесса — и точно так же не распознал ни у кого из них страха. Но многое мне показалось странным и нелогичным: признать мое увольнение законным должно было быть простой задачей, но руководство Академии искусств оформило его так топорно, что в какой-то момент от отчаяния судья просто начала кричать. Не столько на меня, конечно, сколько на тех, кто меня увольнял. Тогда у меня не получилось почувствовать в этом «правосудии» силу и уверенность правды.

Страх, который уберегает нас от несчастного случая или опасного хищника, который бережет нас в катастрофе или бою, невозможно испытывать постоянно. Он отравляет и убивает любую красоту и правду в простых бытовых отношениях. Неспроста Брехт называет общество в своих пьесах «асоциальным» — в этом оксюмороне передается суть ложной прочности тех связей, которые пронизывают тоталитарные общества.


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202352001
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202336517