Частное — право

«Любовные письма» «Pop-up театра» — аттракцион невиданной нежности и тихой политической силы. Его организаторы Семен Александровский и Анастасия Ким приглашают петербуржцев включить в него собственные художественные проекты.

В чем там дело?

Вера Полозкова, Ксения Раппопорт и Евгений Водолазкин читают чужие письма. Вместе с другими восемью десятками человек они озвучили любовные письма известных петербуржцев. Приложение для смартфонов «Love Letters Walk» автоматически подгружает их голоса, когда во время прогулки по Петербургу вы приближаетесь к дому, где это письмо было написано или его читали.

«Вспоминаю, дусик, как я тихо жила с тобой, тихо и хорошо. Как с тобой в кресле сиживала, как болтали. Вспоминаю твои милые любящие глаза и добрую улыбку», — с набережной реки Мойки Ольга Книппер писала в Ялту больному Чехову в 1902-м.

«Родной мой Володенька, прошу тебя, гони ты прочь темные мысли… Право, мы сейчас можем быть почти счастливы: дом хороший, никто не плачет, никому не должны», — в 1950-м на Потемкинскую улицу пишет мужу Владимиру Гардину его жена Татьяна.

Нежность изливается в город через эти голоса, растет, копится, к третьему километру прогулки Петербург кажется буквально залитым нежностью.

«Я верю: мы сделали хорошо. И ангел-хранитель — добрый знак. Теперь дело только в экономии, а суть — в руках. Скоро, скоро, скоро Варшавский вокзал…», — убеждает Вячеслава Иванова Лидия Зиновьева-Аннибал, отправляя письмо на Пушкинскую. Они давно в отношениях, но недавно решили обвенчаться вопреки церковному запрету.

Многие питерские дома говорят женскими голосами. Большинство голосов — мужские. Гендерные стереотипы приписывают мужчинам силу, рассудочность, независимость, стремление подчинять. Но в письмах своим возлюбленным — в прошлом веке, позапрошлом и раньше — мужчины звучат уязвимыми, мечтательными, эмоциональными, нежными.

«Я в какой-то хрустальной сказке», — пишет Бальмонт жене Екатерине.

«Я — не мальчик, я знаю эту адскую музыку влюбленности, от которой стон стоит во всем существе и которой нет никакого исхода», — признается Блок артистке Любови Андреевой-Дельмас.

Три часа прогулки с приложением «Love Letters Walk» — и частная жизнь видится огромной, вольной, неподконтрольной — считай, антигосударственной силой.

Они формулируют стереотипы, тут же крушат их — и весь этот хор мужчин вызывает удивительный эффект в духе новой маскулинности.

«Так хотел перенестись к вам, что едва мог сдержать слезы, — пишет Бакст Любови Гриценко. — Что это со мной делается — как ребенок или как женщина. Господи, еще все нет письма!..».

То, как со временем меняется любовная риторика, — особый сюжет проекта. В каждом письме можно различить канон и индивидуальный голос, то, что в нем принадлежит культуре и времени — и то, что — отдельному, частному человеку.

Эхо частной жизни из разных времен поначалу «утепляет» город, сообщает ему человечность. Накапливаясь, соединяясь в хор, голоса вступают с конфликт с Петербургом — воплощенной в камне идеей власти, в том числе власти разума над чувством. Три часа прогулки с приложением «Love Letters Walk» — и частная жизнь видится огромной, вольной, неподконтрольной — считай, антигосударственной силой.

Как иначе?

Семен Александровский совершает аудиоинтервенции в городские пространства с 2014 года, когда впервые вместе с Евгением Казачковым они создали документальный променад за кулисами Театра на Таганке. Это была, скажем так, экскурсия в восьмидесятые.

В 2018-м возникло «Время, которое» в библиотеке СТД на Страстном бульваре. Посетителю выдавали папку в документами и наушники. Сам спектакль располагался где-то между настоящим слушателя, 1940-м, когда погибал Мейерхольд, между настоящим библиотеки и бесчисленными слоями ее архивов, поколениями ее служителей. Сшивала между собой эти слои драматург Ася Волошина. Спектакль работал с категорией зазора (буквально — в щели между документами две служительницы с риском для жизни сохранили архив Мейерхольда). Но зазором был и сам спектакль — его произвольно и индивидуально, в силу своих знаний и опыта, заполнял содержанием каждый участник.

Мне скажут, что так же работает и драматический спектакль. Да, но аудиотеатр оставляет для участника гораздо больший зазор (раз уж мы о них заговорили). Я потому и называю его не зрителем, не слушателем, но участником. Скажем так: аудиотеатр — род театра соучастия.

Этой осенью я вместе с Александровским пережила его недавнюю работу «Вечное возвращение» — аудиоспектакль в Екатерининском парке Царского Села. Александровский и Ася Волошина увлекают слушателя в дорогу триллером, который сконструирован как диалог двух интеллектуалов вокруг «греческого проекта» — геополитической и просветительской утопии Екатерины Великой. Если бы Россия пошла тем путем, мы жили бы в другой стране: эта возможная «другая страна» становится оптикой для знакомства с Царским Селом, настоящего России, пересмотра собственной гражданской позиции.

Интрига — между местом и текстом, загадка в сюжете — лежат в основе и «Профсоюза работников ада» (сделано с Евгением Казачковым). В этом алкотрипе по питерским барам участника ведет тайна алкоголя как источника благ, которую элиты якобы скрывают от народа. Тайна открывается шаг за шагом, рюмка за рюмкой, по нарастающей от пива к дистиллятам. «Весь опыт займет примерно два часа», — написано в приложении. Признаюсь, пила я дистилляты и прежде, но это опыт был новым.

И где здесь искусство?

«Я громко признаюсь в своих чувствах не только перед всей вселенной, но и перед Вашим мужем. Это письмо привезет Вам Ваш супруг, и я не боюсь, что он может его прочесть. Простите мне этот невольный порыв. Мне необходимо было показать Вам, как я чувствую…»

Письмо императора Александра I к фрейлине Зинаиде Волконской в 1813 году зазвучало в моих наушниках при подходе к «Эрмитажу».

Александровский взмахнул руками в сторону Дворцовой площади: «Смотри, какие у меня декорации! Где ты в театре такое увидишь?».

Сто лет назад в Петрограде на Дворцовой площади был организован спектакль «Взятие Зимнего» — три с половиной тысячи участников, десять тысяч соучастников. Он должен был заменить собой сумбурное и не задокументированное историческое событие. Так и случилось: фотографии спектакля Николая Евреинова и сегодня зачастую используют в качестве исторической хроники.

Евреинов и другие художники театрального авангарда разделяли идею театра как автономного искусства. Согласно этой идее театр может не только подражать реальности, отражать ее подобно зеркалу или быть для нее увеличительным стеклом. Театр может творить реальность, преображать ее. Эта идея так и эдак развивалась сто лет, граница между жизнью и искусством отодвигалась столько раз, что стала неразличимой. Как итог — через сто лет театр всё и ничто, повсюду и нигде. Стоит пройтись с «Love Letters Walk», чтобы убедиться.

В чем новость?

Отличие «Любовных писем» от спектаклей, аттрактивных и законченных — они бесплатные для пользователя, то есть доступны каждому, и дают большую свободу в использовании.

Можно слушать письма Хармса и Маяковского, Дантеса и Чехова и не утруждая себя поездкой в Питер.

Можно пройти свой маршрут по Питеру и на этом закончить.

Можно сделать приложение частью своей повседневной жизни.

«Любовные письма» активируют нашу собственную память — в том числе чувственную память. Кому я писал о своих чувствах? Как давно это было, и как это было — испытывать любовь?

Но и это не главное.

Главное в том, что в проекте есть место не только для известных людей прошлого, но и для неизвестных и живых. Каждый может загрузить в приложение свой голос, письмо из семейного архива, фотографию героев этого письма, их петербургского дома. В конце концов, каждый может написать любовное письмо.

Параллельно с питерским развивается проект в Красноярске. Александровский собирает команду ресерчеров для московской версии. В планах Париж — и далее везде.

В моем воображении «Love Letters Walk» становятся глобальным гуманитарным проектом с user-generated content, вроде YouTube или Википедии.

Мой оптимизм немного приглушает реальность. Через месяц после премьеры я звоню Александровскому с вопросом о пользовательском контенте. Петербуржец и красноярец прислали материал на модерацию. Медицинский музей собирает материалы из архивов известных врачей. Петербургский критик Елена Вольгуст оцифровывает архив отца. Мило, но не густо.

Пользуясь случаем, Александровский призывает горожан обратиться к домашним архивам, «перечитать историю своей семьи и сделать свой маленький художественный проект, вписав его в культурный контекст города»: «взаимодействие с собственной историей может изменить наш взгляд на современность». Горячо присоединяюсь.

Понравился материал? Помоги сайту!