29 сентября 2014Театр
172

Марат Гацалов: «Сорокин — удивительный провидец»

Режиссер «Теллурии» в Александринском театре — в интервью COLTA.RU

текст: Андрей Пронин
Detailed_picture© Евгений Павленко/Коммерсантъ

На минувших выходных Новая сцена Александринского театра открыла сезон премьерой первой постановки руководителя площадки Марата Гацалова, дебютирующего в Петербурге спектаклем по мотивам романа Владимира Сорокина «Теллурия». Рецензию на спектакль читайте на COLTA.RU в ближайшие дни, а пока мы публикуем интервью с его автором — главный режиссер Новой сцены отказался от предпремьерного общения с прессой, сделав исключение для Андрея Пронина.

— Правда, что вы решили ставить «Теллурию», еще не читая роман, а только узнав о нем из аннотаций?

— Не совсем так. Меня действительно привлекла структура романа, то, как это устроено, — пятьдесят глав, не связанных друг с другом, про некое будущее Средневековье. Я в принципе-то неплохо знаком с творчеством Сорокина и предчувствовал, что это может быть за книга. Мысль действительно мелькнула в голове еще до прочтения — какая сложная, увлекательная задача для театра, вот бы попробовать. И когда прочитал книгу, мои предварительные представления о ней подтвердились. Я решил начать свою работу на Новой сцене Александринки с «Теллурии» потому, что для меня это идеальный экспериментальный формат, а эксперимент является неотъемлемым элементом концепции площадки. Я никогда не ставил роман, никогда не работал с таким объемом литературного текста, тем более с нелинейной структурой повествования, к которой нужно искать сложный театральный ключ.

— Во многих ваших спектаклях («Экспонаты», «Август: графство Осейдж», мхатовская «Сказка») подробно воспроизведена документальная вещественная среда. В «Теллурии» будут элементы документального театра?

— Я бы себя, честно говоря, к режиссерам документального театра не относил. Доктеатром в собственном смысле слова я занимался единожды: в Прокопьевске мы делали проект, который назывался «Горько». Если говорить о предметном мире в теле спектакля, то да, мы с моими постоянными соавторами — художниками Алексеем Лобановым и Ксенией Перетрухиной и музыкантом Дмитрием Власиком — любим реди-мейд. Настоящие вещи имеют свою магию — нет обманной оптики, когда вещь только кажется тебе подлинной издалека. Наоборот, чем ты к ней ближе, тем очевиднее для тебя ее живая реальность. А что касается «Теллурии», там никакого предметного мира не будет вовсе, сценография спектакля вообще не имеет ничего общего с бытовой средой. В той же «Сказке», по сути, нет никакого отделения милиции — это некая инфернальная ниша, ее шире нужно трактовать. Вот что оно казенное, это место, — точно: кстати, весь реквизит для «Сказки» мы собрали в технических помещениях МХТ, там нет ни одного покупного или специально заказанного предмета.

Кое-что из написанного в «Теллурии» еще год назад казалось гротеском, но вдруг сбылось, пока мы репетировали.

— А что за декорации в «Теллурии»?

— Коротко говоря, это такой зеркальный лабиринт, внутри которого находятся зрители. Мир, создаваемый Сорокиным, — он же постмодернистский, это мир бесконечного цитирования, бесконечного отражения. Важно было создать пространство, в котором каждый зритель, по сути дела, видит свой спектакль. Тут нет «правильной» точки просмотра: с разных зрительских мест все выглядит по-разному, и все эти зрелища совершенно равноправны. Это, кстати, вполне соответствует сегодняшнему человеческому сознанию, напрочь лишенному определенной векторальности. Измеряемое зависит от измеряющего.

— Вы ставите «Теллурию» с ее фантазмами кошмарного будущего человечества как антиутопию или про сегодняшние реалии?

— Конечно, наш спектакль — не футурология. Хотя Сорокин — удивительный провидец, и кое-что из написанного им в «Теллурии» год назад еще казалось гротеском, но вдруг сбылось, пока мы репетировали. Но Владимир Георгиевич все же, я убежден в этом, писал не про завтрашний день, а про сегодняшний.

Сцена из спектакля «Теллурия»Сцена из спектакля «Теллурия»© Владимир Луповской

— Не опасаетесь негативной реакции автора на вашу сценическую версию?

— В любом случае книга и поставленное по ней театральное произведение существуют сами по себе. Чехова ли ты ставишь, Гоголя, Достоевского или Сорокина — рассчитывать, что ты сможешь угадать все интенции автора и создать что-то ему равное, самонадеянно и глупо. Прекрасная книга Сорокина для нас только импульс — мы же не занимаемся иллюстрацией текста, мы придумываем нечто свое. Иначе просто невозможно. Я бы даже смело сказал, что наш спектакль прямого отношения к роману иметь не будет. Хотя текст, который звучит со сцены, принадлежит Владимиру Георгиевичу — тут мы, конечно, ничего не переписывали.

— Актеры александринской труппы, в особенности немолодые и заслуженные, легко приняли этот литературный материал?

— Разумеется, актеры не одинаково сближались с текстом, у кого-то возникало определенное сопротивление. Но такие сюжеты в театрах, берущихся за постановку современных авторов, происходят повсеместно и неизбежно. А заслуженных вы мне не обижайте: вот Семен Семенович Сытник буквально на первой же репетиции сказал, что очень рад, потому что ему интересно играть именно про современного человека. У нас сложился на спектакле великолепный актерский коллектив: мы здорово общались, обсуждали разные вопросы, иногда это просто выглядело как философский семинар. В какие дебри мы только не уходили — от теории относительности до театроведения. Наша «Теллурия» — продукт совместного интеллектуального штурма. И каждый актер у нас играет сразу несколько ролей.

— А по какому принципу вы собрали постановочную бригаду?

— Вообще «Теллурия» — это наш общий проект, всей команды Новой сцены, не только мой. Скажем, инсценировку написала наш шеф-драматург Екатерина Бондаренко, она же ведет на Новой сцене драматургическую лабораторию. Антон Яхонтов и Юрий Дидевич, которые руководят медиацентром Новой сцены, занимались в «Теллурии» видео: у нас в спектакле работает панорамная круговая проекция, аналогов ей в российском театре я не знаю. Счастьем было впервые сотрудничать с композитором Владимиром Ранневым и с Жаклин Собишевски — выдающимся польским художником по свету, которая сочинила световой дизайн большинства спектаклей Гжегожа Яжины: она, конечно, потрясающая.

Сцена из спектакля «Теллурия»Сцена из спектакля «Теллурия»© Владимир Луповской

— Довольны ли вы достижениями Новой сцены в первом сезоне и куда будете продолжать двигаться во втором?

— У нас пока небольшой репертуар: мешали разогнаться бюрократические препоны — быстро много спектаклей не сделаешь, даже если найдутся творческие возможности. Очень мешает бумажная волокита, которая у нас, увы, закреплена на уровне правительственных актов. А с принятием Федерального закона 44-ФЗ «О контрактной системе», требующего от театров долгосрочного планирования, возможность творческой импровизации в части формирования репертуара вообще отошла в область нереального. Но мы, несмотря на все это, смогли выпустить в прошлом сезоне четыре премьеры. Кредо наше остается прежним: мы исследуем возможности междисциплинарных проектов, стремимся расширять жанровые границы, ищем молодых режиссеров с оригинальным, актуальным творческим почерком. У нас в грядущем сезоне будет представлено и документальное направление: в ноябре режиссер Михаил Патласов, чей спектакль в «Балтийском доме» «Антитела» был удостоен «Золотой маски», выпустит спектакль по пьесе «Шум» Екатерины Бондаренко. В апреле ученик Кристиана Люпы Кшиштоф Гарбачевский поставит шекспировского «Макбета». Ну и под занавес сезона выпустим премьеру одного из заметных молодых петербургских режиссеров Максима Диденко — он поставит спектакль по мотивам легендарного кинофильма Александра Довженко «Земля». Площадка для экспериментов, для поиска — это наша главная установка.

— В прошлом сезоне актеры Александринки были слабо задействованы в премьерах Новой сцены. Это элемент концепции или требование обстоятельств?

— Разумеется, мы прежде всего нацелены на работу с труппой Александринки — мы все-таки один театр. Просто планы Основной сцены были расписаны до того, как окончательно оформились наши проекты. Минимальное участие александринцев оказалось печальным, но вынужденным обстоятельством нашей работы в первом сезоне. Теперь эта ситуация изменится в корне. Конечно, это не значит, что мы исключаем в принципе участие приглашенных артистов.

Сцена из спектакля «Теллурия»Сцена из спектакля «Теллурия»© Владимир Луповской

— С худруком Александринки Валерием Фокиным вы сотрудничаете еще и в Гильдии режиссеров России, которую он возглавляет. Вы считаете эту организацию значимой?

— Я считаю эту организацию важной. Она работает в разных направлениях. Одно из ключевых — борьба с режиссерским бесправием и в целом, и в каждом конкретном случае. Особенно в провинции, где директор театра — царь и бог и никто ему не указ. Гильдия работает над созданием адекватного времени и обстоятельствам режиссерского договора, который юридически закрепил бы права создателя в отношении своего произведения и его полномочия в процессе постановки. Наконец, может быть, удастся отстоять понятие «режиссерская партитура спектакля» как объект авторского права. Гильдия показала себя еще и как перспективная биржа труда, помогающая молодым режиссерам найти театры, открытые для реализации их замыслов. Это, кстати, был совместный проект Гильдии директоров и Гильдии режиссеров — пример возможного сотрудничества и диалога.

— Вы в этом году вместе с Валерием Фокиным набрали режиссерский курс в магистратуре. Чему будете учить?

— К преподаванию приглашены высококлассные мастера по разным дисциплинам — они и будут учить. А магистранты набраны уже со своими готовыми заявками спектаклей. Мы в диалоге будем решать, как их проекты оптимально осуществить. Десять наших магистрантов к тому же взрослые, сложившиеся люди. Та же Вера Попова, магистрантка, уже выпустила на нашей сцене спектакль «Камера обскура». Так что в моем случае, конечно, речь идет скорее о сотрудничестве.

— То есть не собираетесь «прогибать под себя» людей с другим творческим видением?

— Нет, чужой поиск я уважаю и считаю, что подводить чужую работу под собственное понимание театра — глубоко ошибочная позиция. Тиражировать ухудшенные копии себя? Они сами должны развиваться. Моя задача — создать наилучшие для этого условия, создать комфортную среду, где каждый смог бы раскрыться.

— А есть какой-то тип театра, который для вас неприемлем?

— Мне неинтересна только халтура. Бывает видно по спектаклю, что режиссер просто хотел заработать денег. Это не спрячешь. Кто-то воспринимает театр как место, где получают гонорар. Его право, но мне такая позиция не близка.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разрядка 2.0Общество
Разрядка 2.0 

Как понимать обострение военной ситуации вокруг Украины? Владимир Фролов об этом и о новом внешнеполитическом курсе Кремля со стартовой посылкой: «Россия всегда права»

6 декабря 20211843
Против «мы»Общество
Против «мы» 

От частных «мы» (про себя и ребенка, себя и партнера) до «мы» в публицистических колонках, отвечающих за целый класс. Что не так с этим местоимением? И куда и зачем в нем прячется «я»? Текст Анастасии Семенович

2 декабря 20211704
РесурсОбщество
Ресурс 

Психолог Елизавета Великодворская объясняет, какие опасности подстерегают человека за формулой «быть в ресурсе». Глава из книги под редакцией Полины Аронсон «Сложные чувства. Разговорник новой реальности: от абьюза до токсичности»

2 декабря 20211690