Сон глобуса

Завтра в Москве стартует пятидневная гастроль «Шекспировского Глобуса» — легендарный лондонский театр завершает свой масштабный российский тур показами «Сна в летнюю ночь» Доминика Дромгула на сцене Театра имени Моссовета. Лилия Шитенбург посмотрела этот спектакль в Петербурге, где на минувших выходных «Шекспировский Глобус» завершил программу VIII Международного театрального фестиваля «Александринский».

Гастроли лондонского «Глобуса» — это вообще-то оксюморон. Главная ценность этого театра — недвижимое имущество, открытое в 1997 году уникальное здание, в конструкции которого были старательно воспроизведены главные особенности знаменитого елизаветинского театра. Деревянное строение, стоячий партер, три яруса круговых лож, сцена, с трех сторон окруженная публикой, над головами зрителей — небо. Как все это вывезти на гастроли? Тем более что спектакли «Глобуса» самым тщательным образом вписаны в площадку, и архитектура диктует устройство мизансцен: частые выходы на авансцену, зеркальность диалогов, проходы сквозь толпу зрителей, непременные развороты актеров на каждый сегмент зала по очереди. Любой спектакль что-то теряет, покидая родные стены, но спектакли «Глобуса», пожалуй, больше всех. Как с этим быть? «Стену в комнату втащить никак невозможно!» — тревожился персонаж «Сна в летнюю ночь». «Тогда пусть кто-нибудь нам сыграет Стену!» — отвечал ему автор.

Визит «Глобуса» на Александринский фестиваль — прежде всего восхитительный анахронизм: елизаветинский театр в гостях у итальянского. Это два разных образа мира: отделять тех, кто играет, от тех, кто смотрит, линией рампы или нет — вопрос не только «дизайнерский», но и философский. Сусальная позолота и красный бархат против дерева и открытого неба. Неподвижная вечерняя публика в креслах против неустойчивого, переминающегося с ноги на ногу партера и зрителей на скамеечках. Превосходная проверка на прочность для театра, возглавляемого ныне Домиником Дромгулом.

«Сон в летнюю ночь» был поставлен в «Глобусе» в прошлом году, тогда спектакль шел в совершенно другом составе (его можно увидеть на киноэкранах в проекте Theatre HD). Надо отдать должное профессионализму дублеров — они мастерски вошли в уже готовый рисунок. Впрочем, удивляться не приходится: у английского театра, как говорят в спорте, «длинная скамейка».

Как и в подавляющем большинстве постановок «Глобуса», оригинальность режиссерской интерпретации в «Сне» неизбежно отходит на второй, если не на третий, план — слишком уж много «соавторов» у спектакля, концепция которого буквально «лежит в зрительном зале». Оставляя за собой исключительно функции добросовестного рассказчика, театр не без лукавства щеголяет собственной невинностью. Стилизация под елизаветинский театр становится лишь частью игры, содержанием которой неизменно оказывается коллективное переживание шекспировских текстов. У актеров «Глобуса» есть особая привилегия: они не обязаны делать риторику правдоподобной, непременно «психологически достоверной», оставляя место для чистой поэзии.

Как и предполагалось, стены на гастроли не ездят. Привезти можно только искусство сыграть Стену.

Но вместе с тем «Глобус» не перестает быть современным театром — просто на свой манер: старомодная декламация здесь неизменно оттеняется (переворачивается, уточняется, опровергается) мгновенным ироничным актерским комментарием. Вслед за каким-нибудь кодифицированным ораторским жестом идет коротенький насмешливый пластический кунштюк, за пламенным монологом, пузырящимся шекспировскими метафорами, — современное бормотание впроброс, за самым возвышенным выражением лица — мимолетная саркастичная гримаса. Чередование поэзии и прозы, высокого и низкого, трагического монолога и комической интермедии — шекспировский принцип, просто тут он стал основой актерского метода. И воспроизводится без конца, на большой скорости, с аккуратно стертыми границами переходов от высокого к низкому и обратно — за счет растягивания или уплотнения пауз, ритмических сбоев и чисто английской роскоши разнообразия мельчайших оценок. На фоне нарочито простодушного действия это актерское отстранение (не обязательно комическое) работает как посредник между автором и зрителем. В «Глобусе» умеют делать рефлексию по поводу классического текста сиюминутной и заразительной. Как и предполагалось, стены на гастроли не ездят. Привезти можно только искусство сыграть Стену.

«Сон в летнюю ночь», как известно, сам по себе дает канонический образец «проблемных гастролей» — по сравнению с представлением афинскими ремесленниками «прежалостной комедии» о Пираме и Фисбе любые закулисные истории о выезде академического театра в райцентр просто меркнут. В спектакле Дромгула на сцену водружается помост с опасно болтающимися на нем колоннами (уменьшенная модель декораций Джонатана Фенсома), актерам тесно, трупам падать некуда, Лев, заодно исполняющий обязанности монтировщика, то и дело вылезает из-под занавеса, с маниакальным упорством продолжая забивать гвозди. Голенастая Фисба каркасом вечно задранной юбки сметает партнеров со сцены, вся конструкция ходит ходуном, и «театр-студия» афинских ремесленников идет вразнос. «Приятель Лунный Свет» выходит с собакой на плече: песик, во-первых, бутафорский, во-вторых, какой-то вялый (согнуть чучелко под таким душераздирающим углом надо умудриться), и только в-третьих — дохлый. Раздавили в суете. «Ваша собака настоящая? — вежливо интересуется Ипполита на ломаном русском (буквально на мгновение становясь чеховской Шарлоттой). — Как ее зовут?» «Муму!» — отвечает Лунный Свет, явно не готовый к обвалу хохота в зале.

Впрочем, к этому моменту публика уже привыкла смеяться. Спектакль Дромгула — редкий случай, когда в этой шекспировской комедии влюбленные смешны не меньше ремесленников. Благопристойные юные елизаветинцы, носясь друг за дружкой по «афинскому» волшебному лесу, спотыкаются о живописно разбросанные коряги (две штуки), пробираются сквозь густые заросли (ветви в руках у здешних фей «сами» ходят за путниками), постепенно теряют части одежды и остатки воспитания. Но даже полуголые и довольно испачканные, они, разумеется, не прекращают «говорить стихами». И свежезаколдованный Лизандр (Джейми Чэндлер), еще не успев до конца продрать сонные глазки, спросонья громогласно взрывается очередным потоком метафор, восхваляющих красоту прекрасной… ну кто там у него в этот раз оказывается прекрасной. Когда дело доходит до драки, квартет замученных чумазеньких влюбленных сплетается в акробатически сложные мизансцены, где борьба уже неотличима от намечающейся оргии, и трепетная Елена (Беатрис Роммили), с двух сторон крепко притиснутая сражающимися соперниками, то орет в ужасе, то застенчиво хихикает. Трюк не новый, но тут все дело в безошибочной точности исполнения.

Волшебный лес в этом «Сне» оказывается языческими кельтскими дебрями: никаких мотыльковых эльфов и малюток-фей — только рогатые и пернатые существа в звериных масках, облаченные в кожу и мех. Король Оберон (Аден Джиллетт), конечно, неутомимый охотник, но и решительная Титания (Джейни Ди), знаете ли, далеко не бабочка. Немного дионисийства еще ни одному театру не повредило. Превратившийся в осла Основа (Тревор Фокс) идеально вписывается в эту дикарскую компанию. Став парнокопытным, он не утратил страсти к преувеличенной жестикуляции самодеятельного Актера Актерыча, но самым смешным его трюком, пожалуй, остался кроткий жест, когда Основа понимающе сдвинул длинные ослиные ушки, чтобы они как-то пролезли в венок, которым венчали его голову. Вот эти неожиданные тонкости в нарочито грубоватом спектакле, вероятно, смешат более всего.

В «Сне в летнюю ночь», щедром на разнообразные гэги, каждый зритель найдет подходящую шутку. «Глобус» — универсальный театр, таким уж он задуман. Кого-то рассмешат панталоны Фисбы, а кого-то — выражение восторга и отчаяния на физиономии играющего ее Дудки (Стефан Доннелли). Кто-то порадуется тому, как Пэк (Молли Логан) скажет пару слов по-русски, а иные — тому, как симпатичная травести проводит роль, не снижая градуса вдохновенного лукавства, и то и дело потешно жмурится от предвкушения неведомых Шекспиру проказ.

Шекспир сегодняшнего «Глобуса» — это «художественный общедоступный» Шекспир, Шекспир вечного утренника. Но иногда такое утро целебно — театральный зритель устает жить по ночам. «Нам пьеса сократила ночи ход», — сказано в «Сне в летнюю ночь». В конце концов Александринка для «Глобуса» стала выглядеть совсем по-домашнему. В финале актеры получили свой «стоячий партер». Потому что зал встал. Нет никакого другого глобуса.

Понравился материал? Помоги сайту!