5 ноября 2015Театр
113

Замковый камень

Чем опасна потеря «Золотой маски»

текст: Павел Руднев
Detailed_picture© Дмитрий Дубинский / «Золотая Маска»

Национальная театральная премия «Золотая маска» объявила шорт-лист фестиваля сезона 2014—2015 гг. В списке номинантов — рекордный по меркам двадцатилетней истории «Золотой маски» процент спектаклей из регионов: география фестиваля-2016 охватывает девятнадцать городов России от Петербурга до Минусинска, от Новокуйбышевска до Серова. Павел Руднев — о значении «Золотой маски» для отечественного театрального процесса.

Противоречия внутри театрального сообщества, эстетическая борьба — явление прекрасное и закономерное. Проблема состоит в том, что конфликты, выходящие наружу, бросают кость культурной власти, которая сегодня только и ищет лазеек, чтобы развернуть репрессивную, запретительную политику. Выходит, что члены комьюнити, сами того не замечая и руководствуясь часто благими намерениями, подают повод для радикализма власти, которая вредит не только свободе конкретных художников, но и театральному климату России в целом.

Надо понять и признать, что сегодня, в 2010-е, как никогда за последние 25—30 лет, мы можем говорить не только о расцвете российского театра и о бесконечном многообразии форм театрального высказывания, о плюрализме театрального метода, но и о единстве пространства театральной России, о том, что включились необходимые процессы консолидации, о которых в 90-е и начале нулевых мечталось как о чем-то несбыточном.

В России около тысячи театров, и многие из них зачастую находятся не в абстрактной, а во вполне конкретной культурной изоляции — в географической удаленности от центров культуры. До некоторых театров можно только долететь, а до иных — только доехать «зимниками», по руслам замерзших рек. Театральной системе в одиночку сложно преодолеть географические и транспортные проблемы страны; центростремительный характер социальных систем переломить театру также не под силу.

Важнейшим завоеванием последних лет стал феномен автономизации театральной провинции. Российские театры ощутили свою мощь, свои сильные стороны, свои возможности. В конце 2000-х — начале 2010-х многие региональные театры, фестивали и институты стали генерировать крупные инициативы «без руки» Москвы и Петербурга — так на театральной карте страны появились региональные форумы, вполне равнозначные, равновеликие столичным форумам: Платоновский фестиваль в Воронеже, фестиваль «Новосибирский транзит» или Фестиваль Мартина Макдонаха в пермском театре «У моста». В сущности, этими феноменами можно только гордиться: от выживания провинциальной культуры зависит выживание городской среды, театр — градообразующее предприятие. Мощнейшее развитие провинциального театра в 2010-х дает серьезные основания для подлинных патриотических чувств: театр, культура остаются одним из самых сильных мотиваторов для закрепления людей на земле, для чувства оседлости — в обстоятельствах современной России, где миграционные процессы достаточно велики, а культура в провинции чаще всего испытывает самые серьезные кадровые и финансовые перегрузки, это, конечно, невероятно важно.

Провинциальный театр сегодня стал большим полигоном для формирования новых режиссерских, сценографических, драматургических поколений. Сложилась очень дельная система: региональные театры предлагают выпускникам столичных режиссерских школ (а таких школ вне столицы очень мало или они отсутствуют вовсе) работу, компенсируя кадровый голод и давая дебютантам место для действий и вырабатывания опыта. Сегодня лучший вариант становления режиссерской или сценографической карьеры — ударный труд в провинции и медленное приобретение столичной славы и возможностей через «отраженный» успех на фестивалях. Именно в регионах сегодня апробируются все новейшие пьесы, постановочные техники, складываются первые шаги в карьере тех, кто будет делать российский театр через 20—30 лет, — и это самым серьезным образом обогащает кислородом дыхание театральной России, заставляет быстрее двигаться культурную кровь.

К этой плодотворной и действенной ситуации российский театр привела именно «Золотая маска», на протяжении последних двадцати с лишним лет пытавшаяся поставить на одну чашу весов провинциальную и столичную театральные культуры, представив мир российского театра единым. Фестиваль стал своеобразным замковым камнем для консолидации театральной России, сильно повысив престиж провинциальной сцены как для столичного зрителя, так и для местных чиновников, в иерархии интересов которых театр занимает зачастую последнее место. Сегодня проект «Золотой маски» — едва ли не единственная форма объединения театров России хоть в какую-то единую систему: иные организации, вроде бы обязанные заниматься схожими процессами по своему профилю, растеряли эти навыки и эту энергию еще со времен крушения Советского Союза.

Шорт-листы «Золотой маски» — это новейшая театральная история России.

Внешняя, «премиальная», «церемониальная» сторона фестиваля — не самая важная его часть. Сила «Золотой маски» — во всеохватности: в конкурсе участвуют все регионы и все типы театра, от мизерных куколок до монструозных оперных театров. Два экспертных совета (музыкальный и драматический) за год объезжают регионы и отбирают работы, которые показываются в Москве в марафоне, продолжающемся полтора месяца. Кроме того, есть длящиеся целый год региональные проекты «Золотой маски», когда лауреаты и номинанты фестиваля гастролируют по регионам.

Фестиваль возник на фоне трагического обнуления театральной системы, на руинах советской культуры. 90-е российский театр переживал очень сложно, а в нулевые возникло желание обновления и омоложения системы, цехов. Как детище тех тяжелых лет, «Золотая маска», пользуясь расположением и влиятельностью в театральной среде, стала не только отражать, но и прогнозировать будущее театра. При отборе номинантов всегда было важно не только поддерживать признанные авторитеты, но и — прежде всего — обнаруживать новые имена в режиссуре, сценографии; новые города, расцветавшие с появлением там активных художников; новые эстетические тренды. Шорт-листы «Золотой маски» — это новейшая театральная история, ее рейтинг, ее пульс и одновременно прогноз на будущее, по которому видно, как будет меняться доктрина театра в России.

Что произошло с фестивалем сегодня? Чем чревата атака на него государственной машины?

Как и многие иные проекты 90-х и нулевых, «Золотая маска» выросла из частной инициативы. Она созревала в недрах общественной организации, Союза театральных деятелей РФ, и до сих пор оставалась флагманским проектом СТД. Смысл премии и фестиваля — в том, чтобы профессионалы оценивали профессионалов по гамбургскому счету. Чтобы обеспечить присутствие в фестивальной программе огромной театральной страны, нужны статус национальной премии и государственные бюджеты, поэтому стал возможен и необходим диалог с Министерством культуры РФ.

Он был плодотворным во все годы существования фестиваля — до тех пор, пока министерство не начало заниматься не культурой, а идеологией, оценкой культуры с точки зрения охранительных интересов.

Здесь мы видим все ту же тенденцию: разрушение частной инициативы путем накачивания государственного заказа. Театральный мир взорвался, раскололся в тот момент, когда под разговоры о том, что премия нуждается в реформах, Минкульт силой ввел в экспертный совет двух участников с нулевым театральным авторитетом и глубоко охранительными, агрессивно-консервативными взглядами.

Реакция консервативной фронды, экспертов-охранителей не дает усомниться в сути дела: кому-то во власти очень не нравится, что среди сотни номинантов и лауреатов встречаются всего лишь две фамилии — режиссеров Константина Богомолова и Кирилла Серебренникова. Лидерские позиции двух этих режиссеров наряду с остальными постоянными участниками конкурса «Маски» — вещь очевидная. Об этих режиссерах постоянно говорят, к ним притянуто общественное внимание, они влиятельны. Просто отмахнуться от них удалением их из списка номинантов тоже не получится.

Власть оправдывается необходимостью смены культурных парадигм — штуки, что и говорить, необходимой: одни идеи должны сменять другие, только не насильственно, а добровольно. Именно поэтому вторжение в театральный процесс властной воли выглядит очередным рейдерским захватом — произошло то, что происходит повсеместно.

Вот, к примеру, церковь, понимая влиятельность театра как социального института в сегодняшней России, активно высказывает свое недовольство теми или иными спектаклями. Это недовольство, казалось бы, должно было подвигнуть церковь к инвестициям в «правильную» театральную деятельность — к тому, чтобы заняться поиском режиссеров, драматургов, театров, с которыми можно было бы работать; финансировать создание постановок прорелигиозной тематики, помогать их становлению, создавая шедевры об утверждении веры, религиозного чувства, любви к Богу. Но церковь действует иначе — вместо того чтобы работать в поле естественной конкуренции, она выжигает, вырезает все то, что ей не нравится. Так и Минкульт сегодня не желает создавать действенную альтернативу в конкурентном поле, желая лишь подчинять, вмешиваться, «помогать работать».

Современных чиновников отличает, быть может, патриотизм, но не отличает интерес к предмету своего занятия и его детализированное, нюансированное знание. Чиновник почему-то знает, как «исправить», но не знает, как «сделать», «создать». Чтобы существовать внутри театральной системы и помогать ей, нужно знание технологии внутрикорпоративного общения. Уверен, что ни один чиновник или новоиспеченный эксперт не назовет, не пользуясь Яндексом, кто возглавляет, к примеру, все театры Ханты-Мансийского автономного округа или Пермского края, какие театры существуют в этих регионах, какая у них история и эволюция. Нежелание узнавать и знать детали, отсутствие страсти к предмету, беззаветной любви к искусству сцены — вот минимальные требования к сегодняшнему эксперту.

Полгода назад Минкульт поменял экспертов, отбирающих проекты на министерские гранты, заменив действующих театральных практиков на людей, по большей части не имеющих авторитета в театральной среде. Как следствие — печальная картина: одно из заседаний по грантам в области современной драматургии было отменено из-за отсутствия кворума. Эта история показательна. Чтобы заниматься театром, нужна страсть к предмету, нужны призвание, фанатизм, желание работать не только «за зарплату».

Потеряв свободу, фестиваль потеряет и значимость, дух театрального праздника, превратившись в «государственное мероприятие» типа Ленинской премии. «Золотая маска», если ее ждет участь дальнейшей бюрократизации, очень быстро потеряет авторитет не только у художников, но и у зрителя. И самое важное — превратившись в банальную министерскую акцию, она уже не станет тем социальным клеем для единства театральной России. Падение «Золотой маски» ударит, прежде всего, по силе провинциальной театральной культуры, по ее способности к самоорганизации. Бюрократизация фестиваля приведет к бюрократизации всей театральной России.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Чуть ниже радаровВокруг горизонтали
Чуть ниже радаров 

Введение в самоорганизацию. Полина Патимова говорит с социологом Эллой Панеях об истории идеи, о сложных отношениях горизонтали с вертикалью и о том, как самоорганизация работала в России — до войны

15 сентября 202244930
Родина как утратаОбщество
Родина как утрата 

Глеб Напреенко о том, на какой внутренней территории он может обнаружить себя в эти дни — по отношению к чувству Родины

1 марта 20224354
Виктор Вахштайн: «Кто не хотел быть клоуном у урбанистов, становился урбанистом при клоунах»Общество
Виктор Вахштайн: «Кто не хотел быть клоуном у урбанистов, становился урбанистом при клоунах» 

Разговор Дениса Куренова о новой книге «Воображая город», о блеске и нищете урбанистики, о том, что смогла (или не смогла) изменить в идеях о городе пандемия, — и о том, почему Юго-Запад Москвы выигрывает по очкам у Юго-Востока

22 февраля 20224245