Все пахать, а мы руками махать

Анна Козонина о перспективах и конфликтах российского современного танца

текст: Анна Козонина
Detailed_picture«Лаборатория самозванства»© Екатерина Помелова

В Манеже 20 августа завершилась выставка «Здесь и сейчас», смотр российского современного искусства последних лет. Экспозиция вызвала противоречивые отклики арт-сообщества: от похвалы до негатива в неформальном поле телеграм-критики.

Одни говорили, что выставка показывает российское искусство «как оно есть сегодня», демонстрирует оригинальное решение пространства, открытость и дружелюбие по отношению к аудитории [1]. Атаковали же по нескольким линиям: отсутствие продуманного кураторского решения и спекулятивное использование перформативных элементов. Так, резонансный канал «Закулиска» напомнил читателям, что «Здесь и сейчас» создавалась наспех под сентябрьские выборы и спонсировалась мэрией Москвы. В итоге, сообщил канал, получилась сборная солянка из «совриска знакомых куратору художников — у кого что завалялось в гараже» [2].

Другая линия атаки прошла по событийным элементам экспозиции, в которую помимо объектов, инсталляций и видеоработ вошли перформансы. Выставку ругали за зомби-перформативность: спекулятивное использование живых тел, которые одним фактом своего присутствия должны легитимизировать спорные или банальные идеи [3].

Часто работы делаются как бы в вакууме и бесследно исчезают, а отсутствие их архива и осмысления не создает возможностей для преемственности и развития.

Хотя кейс с выставкой заслуживает отдельного разбора, в этом тексте мы используем его как повод поговорить о другом явлении московской художественной сцены. Параллельно экспозиционной программе на цокольном этаже Манежа собрали блэкбокс и показали там пять работ российского современного танца (куратор — Катя Ганюшина). Хотя программа осталась вне поля интереса апологетов и критиков выставки, ее можно считать первым большим смотром нового отечественного танца в музейной институции. А показанные работы, на наш взгляд, вполне логично подобранные, стали свидетельством существования актуальной танцевальной сцены в Москве [4].

Руководство к самозванству
«Лаборатория самозванства»«Лаборатория самозванства»© Екатерина Помелова

На «Лабораторию самозванства» могут записаться только тридцать человек. Приходить нужно в удобной одежде, а на входе вместо билета выдают бутылку с водой. Дальше в течение трех часов участники проходят тренинг эмпауэрмента под руководством трех художников: Вика Лащенова, Веры Щелкиной и Дмитрия Волкова.

Упражнения тренинга крутятся вокруг вопросов о профессиональной идентичности, сочетая энергичные воркауты (физическую нагрузку), задания на воображение, парные сессии и групповые обсуждения. Художники сразу заявляют, что сами они — самозванцы в танце и искусстве и вообще вечные профессиональные мигранты. Вик работал в консалтинге, потом занимался фотографией и видео, пока не осознал себя современным хореографом. Вера — переводчица и по совместительству танц-художница. Дима пришел из мира IT, но «не уверен в том, что самозванец в искусстве». Дальнейшие события в стиле духоподъемных и успокоительных коммерческих тренингов якобы помогают участникам «осознать и принять в себе самозванцев». Выглядит как настоящая терапевтическая группа — если бы не тревожащая абсурдность некоторых упражнений [5].

На первом воркауте Вик предлагает раскинуть руки в стороны и почувствовать в ладонях энергетические шары. Затем под аккомпанемент бодрого трека все учатся метать эти шары, попадая точно в цель-мечту или истребляя противника.

Пятьдесят лет запрета на современные формы движения, примат балета (наше все) и привычка гордиться спортивной выучкой добавляют очков в счет маргинализации и так никем не узнанного современного танца.

Дальше участники встают в две линии и делятся друг с другом опытом самозванства. В парном упражнении один пытается «занять свое место», а другой ищет стратегии его смещения. Потом все учатся взлетать, используя концентрацию, визуализацию мечты и верное распределение веса.

Другой воркаут: выбираешь себе «селебрити» (папу римского, Трампа, президентку Хорватии или, например, интернет-котика), отрабатываешь подражание его/ее жестам и выходишь с ними в центр зала, где встречаешь других персонажей. В этот момент лаборатория превращается в выставку отелесненных гифок, которые, встречаясь в пространстве, порождают кинестетические коммуникативные провалы. Трамп в триумфальном мачизме чуть не убивает королеву Елизавету, робот вступает в странный постантропоцентрический симбиоз с котиком.

Еще один воркаут — видимо, из тренингов лидерства, когда участники отрабатывают навык «ведения за собой». В групповом сете под ту же энергичную музыку все заучивают фитнес-танец, главная поза которого скопирована с памятника «Родина-мать зовет». Все завершается разучиванием связки а-ля тай-чи под руководством Веры Щелкиной, которая соединяет в единый «целебный» комплекс наработанные за тренинг упражнения.

«Лаборатория самозванства»«Лаборатория самозванства»© Екатерина Помелова

Номинально лаборатория имеет дело со всеобщим самозванством (когда мы вынуждены постоянно менять профессии, кочевать по креативным службам) и как будто помогает работать с психологическим дискомфортом, культивируя уверенность в себе, позитивность и самоусиление. Однако от реальных тренингов ее отличают остраняющие элементы, которые в совокупности навевают тревогу и непонимание цели и формата происходящего (то ли это действительно тренинг, то ли перформанс без зрителей, все же предполагающий взгляд со стороны). Одним из таких элементов является агрессия, зашитая в дружелюбные упражнения «веры в себя». Вы то сближаетесь, открывая друг другу опыт самозванства, то учитесь метать шары в противника или смещать партнера с места. Тема конкуренции всех со всеми не предъявляется открыто, но маячит как тревожный знак, спрятанный в безобидных заданиях.

Другой тревожный знак — формы телесных практик, слепленные из извращенных танцевальных и соматических упражнений. Художники берут практики телесно-духовных тренингов и вводят в них иконографические элементы из поп-культуры или советской визуальной истории. В процессе подготовки ребята собирали атлетические «образы силы», будь то позы героев комиксов или героев советских памятников, а потом внедряли их в свои упражнения. Если участник это замечает (видит себя со стороны), практика теряет видимую нейтральность и выдает идеологизированность. И хотя внешне сценарий выглядит как тренинг гибкости и приспособленчества («все — самозванцы, все получится, надо поверить в себя»), десятки еле заметных странностей оставляют пришедших в тревожном сомнении насчет отношения самих художников к профессионализму, прекарности и способам к ней приспособиться.

Пожалуйста, не танцуйте
«В принципе, все нормально» группы «Онэ Цукер». Показ в ЦИМе«В принципе, все нормально» группы «Онэ Цукер». Показ в ЦИМе© Екатерина Краева

«Лаборатория самозванства» — идеальный пролог для всей танцевальной программы. Она показывает, каким может быть актуальный танец сегодня: формально, содержательно и на уровне коммуникации со зрителем. Работа не имеет ничего общего с популярными представлениями о танце как «искусстве, которое выражает чувства и мысли с помощью движения» и расшатывает визуальный стереотип о contemporary dance: босые люди в свободной одежде выразительно танцуют. Остальные перформансы программы тоже не вписываются в расхожее школьное определение. Строго говоря, танца в них вообще не так уж много [6], зато почти все работы предполагают, что зритель не только смотрит, но и пропускает их через тело.

Например, работа «В принципе, все нормально» группы «Онэ Цукер» — не спектакль, а танцевальная инсталляция. В течение восьми часов посетители сосуществуют вместе с перформерами в блэкбоксе, лежа с ними в кровати, общаясь в чате, распивая чай или наблюдая за сольными выступлениями. Препарируя разные слои своего повседневного опыта — от автоматических паттернов движения до бытовой речи, — художники пытаются создать другую, остраненную, повседневность, некую «нормальную среду» художественного опыта, почти неотличимую от обычной жизни. Однако формальная рамка блэкбокса позволяет посетителю выработать особую зоркость в отношении этой повседневной нормальности.

«В принципе, все нормально» группы «Онэ Цукер». Показ в ЦИМе«В принципе, все нормально» группы «Онэ Цукер». Показ в ЦИМе© Юлия Захарова

Поскольку в России нет непрерывной традиции современного танца, можно предположить, что и «Лаборатория», и инсталляция «Онэ Цукер», и показанные там же перформансы «Градостроительство» Татьяны Чижиковой, «Мы здесь были» танцевальной компании «По В.С.Танцы» и «Профессионал» Татьяны Гордеевой и Екатерины Бондаренко наследуют линии американско-европейского танцевального авангарда, который всегда шел по пути художественной рефлексии и формального беспредела.

Его история начинается в США в 1960-х годах и связана со сближением с визуальным искусством, а также с кризисом танца модерн, который делал упор на движение как средство выразительности, авторство, зрелищность и эмоциональность. Период с 1960-х по 1980-е стал временем обновления, радикализации и глубокой авторефлексии танцевального искусства, оставив пласт теоретических и эстетических разработок, к которым танц-художники обращаются до сих пор [7]. Продолжение этой линии можно увидеть в европейском танце 1990-х — 2000-х и направлении «не-танец», в котором хореографы отказываются от традиционной работы с движением в пользу других театральных и художественных медиа. Эта же линия характеризуется критической позицией хореографов в отношении своего искусства и условий его существования. С тех пор все новое в танце было связано не столько с производством эффектной формы (в консервативном смысле), сколько с поиском границ танца и движения, исследованием способов телесной коммуникации, изучением потенциала танца для производства сообществ, акцентом на социальную информацию, которую несет тело, изучением танца как действия, способа мыслить и производить аффекты.

В этом смысле понятие «современный танец» сегодня не указывает на ту или иную форму произведения и даже на наличие в работе движущихся тел, но, скорее, сообщает о том, что для художника важна работа с телом, действием, движением, временем, а как он ее понимает и предъявляет — заранее неизвестно. Перформансы программы демонстрируют эту формальную несводимость и понимание танца как поля рефлексии и художественного эксперимента. А собранные в одной программе, они предъявляют себя как особое явление в мире российского танца — или, можно сказать, новую танцевальную сцену.

По ту сторону профессионализма
Перформанс «Профессионал». Показ в ЦИМеПерформанс «Профессионал». Показ в ЦИМе© Екатерина Краева

Возвращаясь к «Лаборатории», важно сказать, что тема (не)профессионализма — одна из центральных для актуального российского танца. В ней сходятся болезненные для танцоров отношения с классическим техничным танцем и их вечная прекарность, к тому же завязанная на физических возможностях тела. Хотя западный современный танец отвоевал себе право не обязательно быть техничным еще в середине прошлого века, в России это знание не кажется широко усвоенным, и этому есть историческое обоснование [8]. Пятьдесят лет запрета на современные формы движения, примат балета (наше все) и привычка гордиться спортивной и танцевальной выучкой, а также выставлять ее в качестве национального достояния добавляют очков в счет маргинализации и так никем не узнанного современного танца. Сюда часто приходят люди из смежных областей, без профподготовки, а саму сферу с натяжкой можно назвать профессиональной: нет четкого понимания, как строить образование, неясно, как делать карьеру и зарабатывать деньги. И хотя можно возводить упомянутые работы к западному танцевальному авангарду, важно учитывать специфический российский контекст, в котором они создаются.

Таня, бывшая артистка Кремлевского балета, после ухода в современный танец долго не могла объяснить близким, чем занимается.

Это контекст общей низкой осведомленности в отношении танцевальной истории, которому способствует недостаток образования в области теории современного танца. Хотя новый танец часто ближе к перформансу и даже инсталляции, нежели к классическому театру, обычно он не включен в образовательные программы арт-школ. Если же говорить о профессиональной подготовке танцоров, в ней физическое развитие редко сопровождается искусствоведческими и теоретическими штудиями. Поэтому российскому танцу свойственны пребывание вне времени и некая забывчивость. Часто работы делаются как бы в вакууме и бесследно исчезают, а отсутствие их архива и осмысления не создает возможностей для преемственности и развития.

В этом смысле хочется думать, что отобранные произведения пытаются обживаться в истории искусства, соотносить себя с современной философской мыслью, выстраивать художественные стратегии и ценностные позиции [9].

Перформанс «Профессионал». Показ в ЦИМеПерформанс «Профессионал». Показ в ЦИМе© Екатерина Краева

Возможно, поэтому новому танцу в России особенно свойственна авторефлексия. Исследование и проговаривание условий своего существования — психологическая необходимость. На этом во многом построен «Профессионал» — перформанс Татьяны Гордеевой и Екатерины Бондаренко, который завершил программу танца в Манеже. В нем беседа со зрителем о труде сочетается с размышлением о профессиональных качествах танц-перформера. Таня, бывшая артистка Кремлевского балета, после ухода в современный танец долго не могла объяснить близким, чем занимается: в ее нынешних работах от балета осталась только его критика. Катя — драматург без танцевального образования, которая недавно выступает в качестве перформера. В спектакле она полушутя разбирается с тем, как зритель должен воспринимать ее недотанец. В конце путем голосования они замеряют уровень скуки в аудитории, соединяя терапию и метакомментарий к работе в ироническом жесте [10].

К счастью, самокопанием все не ограничивается, а свое положение хореографы используют, чтобы думать и говорить об общих вещах — и давать зрителям переживать свои работы напрямую через тело.


[1] Концепция выставки, условия ее создания и список работ доступны по этой ссылке.

[2] Текст поста — по этой ссылке.

[3] Текст поста — по этой ссылке. Тут критике подверглись перформансы, которые периодически повторялись на протяжении работы экспозиции: например, перформанс Елены Ковылиной «Морковь культурная», изначально показанный на Даниловском рынке.

[4] В танцевальную программу вошли пять работ, созданных в 2017—2018 годах и до этого показанных на других площадках в Москве, Санкт-Петербурге, Минске и Киеве: «Лаборатория самозванства» Вика Лащенова, Веры Щелкиной и Дмитрия Волкова, «В принципе, все нормально» группы «Онэ Цукер», «Градостроительство» Татьяны Чижиковой, «Мы здесь были» компании «По В.С.Танцы» и «Профессионал» Татьяны Гордеевой и Екатерины Бондаренко. Авторы этих работ относятся к разным поколениям российского современного танца, но все являются скорее современными танц-художниками, нежели хореографами в классическом смысле слова (людьми, которые придумывают движения и собирают в связки). Собранную таким образом программу интересно противопоставить прошедшему в те же даты в Петербурге фестивалю современного танца Open Look, который сосредоточен на показе техничного зрелищного танца без особых претензий на критику или актуальность.

[5] «Лабораторию» также можно рассматривать в русле недавно возникшей тенденции подавать (псевдо)тренинги, занятия йогой, вечеринки, рейвы, соматические практики и терапевтические сессии в качестве новых форм репрезентации танца и перформанса.

[6] Хотя «Лаборатория» не тематизирует стереотипы вокруг танцевального искусства, само представление подобных «нетанцевальных» работ в программе современного танца настойчиво заявляет о том, что это поле намного шире конкретных техник или стилей. Поскольку российский зритель от современного танца часто ждет именно техничного, выразительного движения, подбор таких работ — сознательное кураторское решение. Отметим также, что отказ хореографов работать с танцем в привычном понимании восходит к французскому интеллектуальному танцу конца 1990-х — течению под названием «не-танец». Известен инцидент, когда зритель, пришедший на спектакль «не-танца» Жерома Беля, подал в суд на показавший его фестиваль за то, что в танцевальной работе не было выразительных движений и прыжков под музыку. «Не-танец» и другие ответвления «концептуального танца» активно развивались в Европе примерно до середины 2000-х и проанализированы в книгах Андре Лепеки, Рэмзи Берта, Бояны Цвеич. Впоследствии «концептуальный танец» подвергся критике, которая изложена, например, в эссе шведского хореографа Мартина Спонберга «Post-dance, an advocacy».

[7] Об этом подробно рассказывает культовая книга Салли Бейнс «Терпсихора в кроссовках: танец постмодерн», впервые вышедшая в Америке в 1979 году. В 2018-м издательство музея «Гараж» выпустило книгу на русском языке.

[8] На российской танцевальной сцене чувствуется противопоставление современного экспериментального танца балету, модерну или техничному contemporary, а иногда и враждебность представителей разных направлений по отношению друг к другу. Хотя новые формы танца активно развивались в СССР, в том числе благодаря популярности школы Дункан, с 1930-х годов их развитие было прекращено. В то время как западный танец проходил последовательное развитие от модерна к постмодерну, не-танцу и посттанцу, в России новый танец возрождается только в конце 1980-х на неблагодатной почве. В почете балет, спорт, гимнастика, а рефлексивный экспериментальный (не)танец либо совсем не воспринимается профессиональным сообществом, либо воспринимается в негативном ключе — как творчество недоучек. Возможно, из-за давления консервативных взглядов экспериментальный танец все больше стремится в галереи, музеи и на площадки ЦСИ.

[9] Помимо упомянутых произведений и коллективов сюда же можно отнести работы кооператива «Айседорино горе», Александра Андрияшкина, Ани Кравченко. Хотя это очень разные художники, их объединяет стремление видеть свою деятельность в широком контексте художественных и общественно-политических процессов.

[10] Подробно об этом перформансе написала Ольга Тараканова в статье на The Village.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Как оставаться социофобом там, где это не приветствуетсяМолодая Россия
Как оставаться социофобом там, где это не приветствуется 

«В новом обществе как таковых болезней нет, не считая расстройства настроения или так называемого мудодефицита. Страны Западного и Восточного конгломератов даже соревнуются за звание самой мудостабильной страны». Рассказ Анастасии Ериной

15 ноября 20211235
Всадники СвободыColta Specials
Всадники Свободы 

Фотограф Артем Пучков проехал от Брянска до Мурманска вместе с трейнсерферами — путешественниками на грузовых поездах

10 ноября 20214736