«В России есть три Железногорска — это наше абсолютное преимущество!»

Ну да
Да ну
Ну художники
Да ну художники
Ну да художники
Москва не Москва
Да ну
Ну ну
Ну художники
Ну Москва
Не Москва
Не художники
Ну художники
Ну да
Ну да
Ну да художники
Художники художники художники художники художники
Ну да, художники!

Филипп Крикунов, сокуратор II Железногорской биеннале

«Институцией года» ярмарки Cosmoscow в 2020 году стал ЖЦСИ «Цикорий» (Железногорский центр современного искусства) — самопровозглашенная институция в Железногорске (Курская область), созданная в 2018 году арт-группой «Цикорий» и сообществом молодых энтузиастов и художников. Своей главной задачей ЦСИ видит инфраструктурное строительство и культурную эмансипацию в Железногорске и Курской области. За последние два года команда центра организовала около 12 выставочных проектов, образовательную программу, кураторскую лабораторию, реалити-шоу и провела I (2018) и II (2020) Железногорскую биеннале современного искусства. Главный куратор центра Александра Дорофеева ставит перед собой задачу не просто концептуального высказывания, а формирования сообщества, ставя во главу деятельности институции эксперименты с вовлечением аудитории и манифестацию искусства как «повода быть вместе».

II Железногорская биеннале современного искусства прошла с 21 по 30 августа и стала заметным событием юго-запада России, несмотря на непростые условия пандемийного года. Александр Буренков обсудил с главным куратором биеннале и ЖЦСИ ее результаты и перспективы и выяснил, как небольшая самоорганизованная инициатива придумывает культурный образ целого региона.

— Как закончилась II Железногорская биеннале? Вы довольны результатом? Во время нашей встречи на монтаже ты говорила о спонтанности проекта, когда ты сама уже не контролируешь результат и не понимаешь, каким он в итоге получится. Получился ли он?

— Да, конечно, но мы все очень сильно устали. Как эксперимент это, конечно же, успех, но как проект, я считаю, это провал. И я не чувствую удовлетворенности тем, что произошло.

Пришло понимание, что в будущем необходимо организовать более работающую схему биеннале, иначе все превращается в слишком нестабильную историю. Прошло всего несколько дней после окончания биеннале, но я воспринимаю весь проект отстраненно, по фотографиям, так как много чего не смогла запомнить. Вторая биеннале получилась гораздо более масштабной и прошла сложнее, чем первая, во время которой сплотились местные ребята, а во время второй — приезжие, у которых уже был свой выставочный опыт.

— Если сравнивать обе биеннале по тематике, тональности проектов, чем они различаются? В какую сторону биеннале эволюционирует?

— Техника и алгоритм проведения биеннале не поменялись. Важно то, что стало больше площадок и из-за этого различных тематических направлений было несколько, их можно было распределить по разным локациям.

— Какова была реакция местных жителей? Насколько я понимаю, организаторов первой биеннале было несколько — помимо тебя это были Настя Черкашина, Эдуард Душный, которые в предисловии к каталогу первой биеннале заявляли, что главным шоком от нее стало то, что не пришлось бороться с неприятием проекта местными жителями, потому что было ощущение, что главными ветряными мельницами станет отторжение биеннале местной средой. Но ироничное послание биеннале было считано, и это было главным таким удивлением: все поняли, что пропаганда — это не искусство, искусство — это не пропаганда, и трансформирующий потенциал искусства был считан всеми. Однако были какие-то конфликтные ситуации на тот момент, и все равно биеннале выглядела как самоорганизованный панк-захват. Сейчас вы, по сути дела, институционализировались.

— На второй биеннале у нас появились новые спонтанные соорганизаторы и сокураторы буквально за несколько дней до запуска проекта. Многие участники отметили, что в этот раз никого не увезли в полицию, а в прошлый раз такие прецеденты были. Сейчас все спокойно: мы научились выигрывать гранты, к нам хорошо относятся и «Гараж», и фонд «Искусство, наука и спорт» в рамках культурной платформы «Арт-окно». Нет никаких волнений со стороны горожан, случайно зашедших на выставку, то есть все гладко и здорово. Особенно я радовалась, когда к нам приходили важные люди вроде представителей институций-соседей — ВТБ и отдела гражданской обороны: они охотно смотрели экспозицию и вступали с нами в полемику.

— Ты говорила о том, что важнейшей особенностью биеннале является стремление обнять город и сплотить самые разные сообщества. Удалось ли сплотить новые сообщества в этот раз? Насколько проект перемешал разные социальные группы?

— Самым интересным шагом было включить открытие мастерской Дарьи Назаровой в программу биеннале, потому что она звезда Железногорска: занимается и громкими проектами в поле стрит-арта, и абстрактной живописью. Нам было интересно устроить событие, в котором смешались бы разные аудитории. Недавно, впрочем, меня посетила мысль о том, что сплотить разные сообщества нам помешала эпидемия: нам нельзя было быть гласными в полную мощь. Таким образом, коронавирус также обострил процессуальную часть: как говорит художник Эдуард Крылов, все самое интересное происходило до открытий.

— Помимо основной площадки биеннале — самого пространства «Цикория» проекты биеннале прошли в «Ашане» (выставка «Это было недосягаемо, но теперь мы в этой точке»), стекольной мастерской (выставка «Вторая волна»), за городом в формате dacha-hopping, на других площадках за пределами города. Оказалась ли восприимчивой аудитория к такому расширению географии?

— В «Ашане» к нам постоянно заходили родители с детьми с комментариями вроде «смотри-ка, дочь, это что-то твое, какое-то арт-пространство!» Проблема возникла с дачей, так как моей бабушке позвонил директор садового товарищества и пожаловался, что люди начали доносить на постройку странной конструкции на территории дачи: что за клуб знакомств, что за развращение нравов? Но бабушка ответила ему, что нужно увлекаться современным искусством и приходить на выставки, повышать уровень насмотренности. Многие участники биеннале спрашивали, что будет с просветительской частью биеннале, сами были готовы читать лекции, но мы решили намеренно отказаться от нее, решили, что просветительская функция должна быть скрытой. Пока мы все еще соблазняем аудиторию, не объясняя, что и как.

— Изначально вы с твоим сокуратором Эдуардом Душным сами же выставляли свои работы на биеннале, которая, по сути, тоже является художественным проектом и продолжением философии группировки «Цикорий». В первом каталоге биеннале вы открыто посвящали биеннале тем, кто «потерялся, сошел с ума, но остался в культурно засушливом регионе России, и эти неопознанные субъекты стекались к нам, просили еще. Мы сами и есть эти неопознанные субъекты, мы собрались, чтобы реализовать свое право». Биеннале задумывалась в продолжение логики центра, культурно-активистского проекта «Цикория». Насколько вам важна внешняя помощь фондов? Или есть опасения, что это убьет свободный дух проекта?

— Мы уже нашли решение: Железногорская биеннале может существовать отдельно от «Цикория», пока тот пытается стать серьезным. Мы хотели бы оставить биеннале на грани, в виде праздника спонтанности, но я не знаю, насколько следующую биеннале получится вывезти, если она будет так быстро расширяться, так как такую хаотичную структуру сложно контролировать.

— За месяц до биеннале вы ударным образом провели марафон «Эстафеты художественных исследований» вместо отдыха или концентрации всех сил на подготовке к биеннале. Каковы результаты этой программы?

— Я на сто процентов довольна этим проектом, хотя он пока реализован только наполовину и впереди нас ждет еще отчетная выставка, посвященная этим процессам. И мне кажется, что он получился гораздо продуманнее и инновационнее, чем биеннале, так как здесь мы выходим на конкретные действия и диалог с культурными институциями и много интересных вещей всплывало: у всех художников-резидентов был свой опыт взаимодействия с контекстом, работы с институциями своего города, и было очень интересно наблюдать, какие методы они выбирают для взаимодействия с Железногорском. И мне очень грустно как раз, что этот проект остался незамеченным на фоне биеннале, затерялся в тени. Проект получился очень изящным, я, как куратор, представляла правила игры, и, мне кажется, было бы здорово, если бы все проекты «Цикория» получались такими игровыми. Важно, что мы рассматриваем «бытие институции» как экспериментально-исследовательский проект. Как арт-группе, «Цикорию» интересны интервенции в СМИ, официальные структуры, публичное пространство и поле современного искусства (эстетически эта деятельность тяготеет к группе «Мухоморы»), а также эксперименты с внутренней организацией. Формат выставок используется как иллюстрация, подведение итогов деятельности институции. Например, во время регистрации юрлица «ЖЦСИ “Цикорий”» командой была проведена выставка «Человек-bug: исключение/вовлечение» (декабрь 2018 года), поднимающая проблему работников и работниц в сфере культуры и искусства в регионе. «Точка сборки» (март 2019 года) — манифестация искусства как повода быть вместе. «Выход из кольца через цирк» (май 2019 года) — предложение переосмыслить рабочее место, посмеявшись над ним. «Нежелезногорский русский космизм» (апрель 2019 года) — проблематизация недостатка коммуникаций с внешним миром, отсутствие работающей инфраструктуры, игра в «сломанный телефон». Финальная выставка «Сверхзадача: хрупкая, коллективная, невозможная» — это откровение институции, оплакивание самой себя.

— Программы центра объединяют художников из самых разных регионов. Вы выстраиваете дружеские и партнерские отношения с Орлом, Курском, Старым Осколом, дружите с краснодарской «Типографией». В биеннале участвуют художники из Новосибирска, Екатеринбурга, Москвы, Петербурга, Беларуси. Ориентируетесь ли вы на юг России и в чем заключаются ваши идеи партнерства и будущего сотрудничества?

— До того как я приехала на кураторскую школу Елены Ищенко в «Типографии» в Краснодаре, мы существовали в абсолютной изоляции. И мы ей исключительно благодарны за то, что нам удалось прервать этот порочный круг. До этого мы работали с Орлом и Курском, но здесь абсолютно засушливая территория. Кураторская школа стала моментом нетворкинга и возникновения любви с некоторыми участниками: так, к нам приехали Филипп Крикунов, Надя Стрига, Юля Шафаростова, другие участники «Эстафеты» и биеннале. Большинство участников биеннале, как я часто говорю, не считают себя художниками. Ты спрашиваешь: «Эдик, а ты художник?» — и в ответ слышишь: «Ну да…» — и это является ключевым, никто из них не претендует на звание профессионала, и нам, цикорианам, хотелось бы, чтобы искусство оставалось не целью, а инструментом. Круто, будучи художником, решать художественными методами бытовые проблемы или профессиональные в своей области. Это похоже на логику преобразования городской и социальной реальности с помощью стрит-арта, изменения могут касаться в том числе и личной сферы. Сверхзадача «Цикория» — создать приятные условия для продуктивного существования в конкретном российском моногороде. Под продуктивным существованием подразумевается использование арсенала «мира современного искусства» для обретения связей с действительностью. «Цикорий» и ЖЦСИ пропагандируют современное искусство как способ мышления (критическое), акцентируя его доступность (слоган «Подержись за искусство!»). Важно, что сообщество «ЖЦСИ “Цикорий”» (около 40 человек, регулярно участвующих в выставочной и художественной деятельности, так называемые цикориане) только на 8% состоит из людей, идентифицирующих себя как художники. Одновременно современное искусство используется как инструмент преобразования города, перестраивания его «под себя» в попытке вырасти первым ландышем креативной экономики. Это социальный проект: ЖЦСИ должен остановить отток молодежи из города, произвести демаргинализацию креативного класса.

— Как Железногорск определяет свою культурную идентичность? Я правильно понимаю, что у города нет общей культурной политики, которая определяла бы образ Железногорска на культурной карте страны? В работах художников, представленных на биеннале, я встретил повторяющийся мотив ироничной интерпретации Курской магнитной аномалии, в которой сама здешняя художественная сцена осознает себя с похожих позиций — как необъяснимую аномалию, появившуюся здесь вопреки всему. Как художники определяют самих себя и регион, в котором работают?

— Мы очень много времени проводим в размышлениях. Прежде всего, большинство местных авторов пытается осмыслить пространственное измерение Железногорска. У меня у самой урбанистический бэкграунд: я училась в Эстонии и проходила практику в Австралии, и я вижу, как художникам этот ракурс тоже становится интересным. Мы находим сейчас свою идентичность Железногорска как места без достопримечательностей, и в этой пустотности мы находим свою чувственность. Метафизическое исследование пространства воплощается и в живописи Ярослава Кудряшова, особенно в его серии «Семиотика сквера», представленной на стенде центра на ярмарке Cosmoscow, где он исследует зависимым взглядом сущность «намоленного» места. Гомогенное, на первый взгляд, пространство становится значимым для коллективного бессознательного, полным внутренними «достопримечательностями», по которым художник с инвалидностью воображаемо фланирует как «очарованный странник». Пространство сознания, просвечивание его разных слоев друг сквозь друга, их прорывы занимают проживающего в Петербурге художника Splash — хедлайнера I Железногорской биеннале. Его проект «Что-то большое и веселое в лесу» — о предвкушении, свойственном детям, которые способны ощутить жажду открытий и жить в мощном, пронизывающем потоке жизни. Другой сюжет интересов — универсальность города: в России существует три Железногорска в разных областях, и нам кажется, что это круто, я хотела бы это подавать как абсолютное преимущество, так как биеннале можно было бы масштабировать на другие моногорода.

— Ты говоришь о франшизе биеннале в других городах России, отдавая ее энтузиастам по всей стране?

— Посмотрим. Пока нам удается инфицировать искусством соседние регионы. В Старом Осколе в следующем году планируется уже своя биеннале: в городе собралось сообщество активистов, спросивших даже у меня, нормально ли, что они тоже сделают собственную биеннале.

— Расскажи, как ты пришла к кураторству культурных проектов из урбанистики, — через тот же интерес к городскому преобразованию?

— Я училась в МГУ на историка искусства, где прошла через четыре года страданий и поиска какой-то свежести, и как раз ее я нашла в урбанистике. Во время магистратуры я исследовала, как художественные сообщества пользуются пространством, преследуя свои цели, «концептуальную триаду» Лефевра, метафизические пространства. Я исследовала, прежде всего, московских концептуалистов и акционистов, перекладывая их идеи на европейские теории, так что, получается, все, что я сейчас делаю, — это моя постдипломная практика.

— По твоей идее, на ярмарке Cosmoscow мерцающая и переменчивая деятельность ЦСИ «Цикорий» будет строиться по принципам «гонзо-кураторства»: честно, без правил, с подмигиваниями и обещаниями здорового провинциального счастья. Участие в ярмарке для сообщества мыслится как стратегия «проникновения»: «Цикорий» будет стараться походить на настоящую галерею, несмотря на то что большинство участников проекта «Цикорий» мыслят себя ситуативными художниками. Расскажи, как и по каким принципам ты формировала стенд для Cosmoscow. Почему тобой был выбран именно такой состав художников?

— Это суперболезненная история для нас всех, потому что это первый внешний проект, и, конечно же, мы не представляем себе, как представлять себя остальному миру. Мы даже не думали, что такое могло произойти. Изначально точкой отсчета была как раз эта коллективность, потому что мне не хотелось своей строгой рукой указать: мы берем тебя, тебя и тебя — и я рассказала всем, что мы можем коллективно решать, что будем делать, чтобы звучало вместе, собирать общий концепт. Но оказалось, что эта схема не работает и коллективного разума не существует. И в итоге это непонятное мерцание между строгой мной и коллективными решениями — то, что получилось. Я думала, что художники смогут смотреть по сторонам, идти на диалог друг с другом, самоорганизовываться, но оказалось, что пока они существуют в рамках своей автономности. Мне хотелось бы направлять участников на разговор о заботе друг о друге, наставлять на дорогу сотрудничества и заботы, но пока это невозможно. Я фиксировала эти болезненные моменты. Например, многие художники решили сразу перейти на большие форматы для стенда на Cosmoscow, хотя раньше они этим никогда не занимались. В итоге я выбрала путь согласия и смотрю, что будет, как в случае с биеннале. Пока у меня есть шанс отпускать или впускать в себя, я буду действовать именно так. А когда появятся уже внешние сковывающие факторы, придется сменить тактику.

— Ты говоришь о какофонии юности и разноголосии как верной стратегии внешнего самоопределения. Кроме живописи, коллективных работ и найденных объектов на стенде ЖЦСИ будет также представлен VR-проект «Home videos.pleinairextension» — сборник коллективных перформансов на свежем воздухе: художественные практики предлагаются «Цикорием» в качестве досуга, доступного для всех. Почему вы решили сделать часть проектов в VR для документации перформансов?

— Мы подумали, что будет забавно поиграть на разрыве между сырой спонтанностью и высокими технологиями — в Железногорске их нет, сколько бы мы ни стремились и ни говорили о высокотехнологичных инновациях. Разумеется, это самоироничный жест.

— Самоиронии вам не занимать. Сообщники «Цикория» сравнивают себя с фермерским продуктом, организатором сафари на локальные смыслы и карьером, где добывается коллективное бессознательное. Экзотизация глубинки — ваше осознанное решение по саморепрезентации на ярмарке?

— В любви как на войне — все средства хороши. У нас есть сверхзадача, и ради нее можно поиграть.

— Залежи железных руд Курской магнитной аномалии охватывают территорию свыше 160 тысяч кв.км. На ней могут свободно разместиться Австрия, Дания и Голландия вместе взятые, эти масштабы поражают воображение. Главной достопримечательностью Железногорска является Михайловский рудник, который сюжетно проявляется в работах самых разных железногорских и курских художников и как будто становится местом «добычи коллективного бессознательного», источником вдохновения для создания новых проектов.

— Один из художников ЦСИ — Николай Сальков, окончивший в 2020 году Железногорский художественный колледж, развивает «медиум чуда» и обращается к теме аномалии. В своем проекте «Цветнина» он празднует процесс добычи полезных ископаемых (конкретно — железной руды в Железногорске) и возводит градообразующий процесс в ранг художественного метода. Карьер становится точкой энергетического заряда, не только физической, но и духовной ценностью. Конечно, мы не можем игнорировать какие-то общие экономические и социальные реалии города, и мы понимаем, что карьер — это то, что кормит весь город. И мы относимся к нему как к папе, которого не любить нельзя, каким бы строгим он ни был и как много конфет бы у тебя ни отбирал. Кроме того, сложно не замечать огромную дыру в земле, которая находится прямо рядом с тобой, — огромную, как сам город. III Железногорскую биеннале мы хотели бы сделать с городом-побратимом, в котором есть большая гора, и тогда, возможно, гештальт закрылся бы, когда наша яма закроется горой. Возможно, наше желание заниматься искусством обусловлено как раз тем, что карьер стоит незаполненным. Сексуальный мотив во всем этом тоже есть. В какой-то момент усталости я сказала, что следующая биеннале должна быть порнобиеннале, и главным станет такой проект. Я планирую стать депутатом в городе, и, мне кажется, круто, когда ты двигаешься на таких волнах рок-звезды, когда тебе не страшно называть биеннале в открытую «порнобиеннале». Я вижу это как художественный проект. Попробую заняться этим в ближайшие два года. Помимо «медиума чуда» у нас еще есть и «медиум-угарчик», и стенд Cosmoscow как раз будет отражать сплав этих двух медиумов.

— Удачи тебе на депутатском поприще!

Понравился материал? Помоги сайту!