Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244919Эта история не похожа на преследование Авдея Тер-Оганьяна, из-за которого ему пришлось покинуть Россию в 1998-м, и разгром выставки «Осторожно, религия!» в 2003 году, хотя, казалось бы, именно эти события — из числа отечественных — приходят на ум, когда впервые узнаешь о происшедшем в «Манеже» 14 августа 2015 года.
Вообще-то Энтео (Дмитрий Цорионов) — вандал не просто потому, что вторгся на выставку и разрушил произведения, но потому, что напал на вещи, по сути религиозные. Уж для кого образ Христа не был шуткой, так это для Сидура и его товарищей по объединению «ЛеСС» (Николай Силис, Владимир Лемпорт). Сидур — это такой экзистенциальный неоавангард, внутри которого христианский дискурс жертвы связан с ситуацией оттепели. Тогда в той или иной степени все — и художники, и писатели — искали формулу «правдивости», в которой можно было бы уместить истину о только что пережитой войне, о только что признанных репрессиях — и которая не была бы при этом буквально протестной, обвиняющей или отрицающей советский строй, но скорее общегуманистической. Работа Сидура вписывается в универсалистский дискурс холодной войны, где память о прошедших катастрофах соединяется с мыслью о возможной будущей катастрофе ядерного взрыва, который может покончить с человечеством одним махом. Отсюда все эти крупные (и оттого стершиеся и плоские сегодня) экзистенциальные обобщения — жизнь, смерть, человек, пластически реализующиеся у Сидура на грани между узнаваемой человеческой фигурой и абстракцией. Хорошо это или плохо, но образ Христа (прежде всего, в человеческой ипостаси, разумеется) для Сидура наверняка значил куда больше, чем для профессионального провокатора Энтео. В общем, если бы Энтео пошел в Третьяковку громить «Голгофу» Николая Ге (что, кстати, вполне может произойти — все зависит от того, какое развитие получит нынешняя история) — смысл был бы примерно таким же.
Но проблема в том, что на уровне медиаскандала все эти тонкости про Сидура с его шестидесятнической религиозностью абсолютно никем не считываются. Ведь Энтео — медиаактивист и знает, что делает, — и делает он это при полной поддержке и сочувствии СМИ. Об акции написали все — от РБК с «Лентой» до «Коммерсанта» и LifeNews; новость несколько дней висит в Яндексе, и все перепечатали взятую из манежевского пресс-релиза фразу о том, что разрушены некие работы 1960-х годов «в стиле подвального нонконформизма». Вырванное из уютного искусствоведческого контекста, это определение вдруг зазвучало подозрительно и маргинально.
Однако абсурдность ситуации в том, что, накинувшись на работы Сидура, Энтео накинулся на советскую интеллигентскую религиозность, которая, естественно, с его версией религиозности не совпадает. В немалой степени именно благодаря этой интеллигентской религиозности (и православию в частности) Русская православная церковь так быстро восстановила себя как институт после падения СССР. И в определенном смысле Сидур связан с Энтео больше, чем последнему бы хотелось. Именно поэтому сегодня важно работы скульптора показывать и комментировать.
Но массовые медиа всего этого не считывают — а иногда намеренно вытесняют. Например, руководитель информационно-аналитического управления Синодального отдела РПЦ Вахтанг Кипшидзе в комментарии «Дождю» говорит, что «не видел выставки», но при этом догадывается вспомнить, что «начало 1960-х годов для верующих ассоциируется с обещанием советского лидера Никиты Хрущева “показать последнего попа по телевизору”» — значит, вполне возможно, что выставка антирелигиозная, а Энтео получает презумпцию невиновности. Уточнить, кто такой Сидур, чиновник РПЦ не потрудился, но цитата публикуется без редакционного комментария, и вся аудитория «Дождя», работники которого, наверное, искренне сочувствуют организаторам выставки, так и продолжит считать, что Сидур — антирелигиозный автор эпохи воинствующего хрущевского атеизма. Массовый дискурс сегодня такой толстый и такой эффективный, он так бешено и необратимо заводится от малейшей искры, что любые тонкости и детали тонут в лавине бредовых интерпретаций, что помогает и Энтео, и осторожным спикерам от РПЦ. И вот уже Энтео раздает интервью, культурно позируя на фоне разрушенных им же работ.
В итоге сидуровская общегуманистическая модель мистической религиозности оказывается в одной мусорной корзине со слишком сложными для текущей ситуации «постмодернистскими» правыми идеологиями вроде Дугина с Прохановым. Они были успешно использованы в этом консервативном повороте и могут быть выброшены идеологами новой агрессивной модели религиозности на помойку. Тролли и боты все равно сделают свое дело — а вглядываться в детали конкретных произведений, чтобы хотя бы разобраться, о чем речь, никто не станет. И главный, самый болезненный, вопрос сейчас состоит в том, как должен быть устроен и из какого места должен быть произнесен культурный комментарий, который мог бы по слышимости и воздействию на ход общественной дискуссии конкурировать с «интерпретацией», что дал тому же Сидуру Энтео.
Другая ассоциация с нападением Энтео на работы Сидура — действия всем известных и, как теперь везде пишут, «запрещенных на территории России» экстремистов, которые помимо убийства людей уничтожают памятники культуры на Ближнем Востоке. Но тут есть одно «но»: там нет никакой силы поверх погромщиков, они и есть власть на контролируемой ими территории; здесь же Энтео и Ко — всего лишь мелкие исполнители, иногда позволяющие себе отсебятину. А тут власть, что бы это слово ни значило в данном случае, пока никак не заявила своего мнения — бездействие специальных сотрудников, как бы охраняющих «Манеж», во время нападения вандалов в этом смысле крайне символично. Они не понимают, как реагировать: вроде бы и Энтео «свой», но и пострадавшие экспонаты «свои», принадлежащие государству, а не условному Гельману. Тупик. Friendly fire. (Предложение называющего себя православным художника Гора Чахала разобраться со всеми разом — кураторами-«провокаторами» и погромщиками — работает по той же модели: пресс-службы Кремля и РПЦ пока не объяснили точно, кто враг, значит, чтобы не ошибиться, нужно обвинить всех.)
Склонить чашу весов в сторону разума может только суд, через который, по идее, несмотря на рассказы о мифическом «оскорблении чувств верующих», можно добиться признания случившегося вандализмом, а также нарушением конституционных норм — свободы слова и свободы совести. Музей — не храм, христианская мифология не приватизирована какой-либо одной социальной группой и может широко интерпретироваться, в том числе и визуально. Что же касается самой темы «религиозных чувств», которые якобы возможно оскорбить, то бороться с этим нужно не по отдельным случаям, а как с системой — то есть инициировать кампанию за изменение закона и удаление этой формулировки. Давно пора это сделать. Понятно, что она такая эластичная, точно так же как и пресловутые «иностранные агенты» и «пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних», чтобы было удобно использовать ее в репрессивных целях, но сами власти задействуют ее не всегда, а «энтузиазм» персонажей вроде Энтео способен в перспективе превратить репрессии в конвейер. Нужны ли чиновникам такие хунвейбины, которые уже начали разрушать государственную собственность? Ведь для властей одно дело — держать свечку на камеру и совсем другое — следовать православным традициям, особенно в радикальных версиях.
Чтобы положить конец подобным случаям, музейное и экспертное сообщество должно не просто высказаться — предложить тот самый культурный комментарий — и занять место в масс-медиа, как минимум сравнимое с пресс-службой РПЦ и вандалами, раздающими бесконечные интервью, но и активно заняться юридической борьбой. Потому что в данном случае это борьба за существование как музеев, так и экспонатов. А может, и жизней в дальней перспективе.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244919Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246475Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413063Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419551Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420219Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422868Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423628Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428797Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428930Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429583