«Юбилейный год» Заки Абдрахмановой. Онлайн-премьера

Зака Абдрахманова — сравнительно недавняя выпускница Школы Марины Разбежкиной — сняла свой дипломный фильм «Юбилейный год» (2019) в Театре имени Маяковского. Его героиня — пожилая прима Галина Анисимова, обладающая внутри своего репертуарного дома непререкаемой властью, но малоизвестная за его пределами.

Это фильм об актерском деле, которое подвергает людей, отдающих ему жизнь, непоправимым деформациям. Но это еще и кино об одной судьбе, застрявшей между мечтой и результатом. Наконец, фильм сделан как напряженный поединок автора и героя, где жесткость режиссерского взгляда работает в конечном итоге на человечность.

Редакция Кольты — давняя поклонница этого фильма совсем еще молодого автора, у которого, как мы надеемся, большое будущее. Поэтому мы были рады, когда дружественная нам платформа русского независимого кино «Пилигрим» предложила сделать совместную онлайн-премьеру картины. С сегодняшнего дня вы можете смотреть «Юбилейный год» на Кольте или на «Пилигриме».

И обязательно почитайте разговор куратора «Пилигрима» Михаила Давыдова с Закой Абдрахмановой о том, как делался этот фильм. Но мы настоятельно рекомендуем сделать это УЖЕ ПОСЛЕ ПРОСМОТРА. В интервью есть спойлеры, которые могут существенно исказить ваше первое впечатление от кино.

— Зака, расскажи, пожалуйста, почему ты решила снимать про Галину Александровну Анисимову.

— В Театре им. Маяковского решили снять фильмы к 95-летнему юбилею театра. Они связались с Мариной Разбежкиной и предложили ей прислать своих студентов, чтобы они выбрали героев. Собралась группа где-то из восьми человек. Кто-то решил снимать рабочих по декорациям — они выглядели интересными, матерились; кто-то — буфетчиков. А я спросила, у кого в театре самый невыносимый характер, и мне сразу несколько людей сказало, что это Галина Александровна Анисимова, самая пожилая актриса театра. Когда я ее увидела и поговорила с ней 20 минут, я сразу поняла, что хочу ее снимать. За это время уже был виден характер, вся его «палитра», которую мы видим в фильме.

— А почему ты прицельно искала тяжелого героя? Для тебя это было вызовом?

— Нет, это, скорее, то, чему нас обучали в Школе Марины Разбежкиной. Марина Александровна советовала нам искать конфликтного героя, поскольку в конфликте всегда есть драматургия. Если герою непросто с окружающими, значит, в нем скрыто что-то драматическое, и из этой «непростоты», из отношений героя с автором может родиться документальное кино. Ну и вообще мне интересно со сложными героями. Здесь надо еще сказать, что у героя бывает агрессивная конфликтность, но у Галины Александровны ее не было, несмотря на всю ее внешнюю скандальность. В этом просто была ее сущность — жизнь как качели. И мне как с героем и как с человеком было с ней нормально.

— Практически с первой же сцены ты погружаешь зрителя в конфликтную ситуацию между тобой и Галиной Александровной. Расскажи, как ты вообще выстраивала дистанцию с героиней, вот эту игру сближения и отдаления. Особенно если учесть, что у Анисимовой в фильме двойная роль — актрисы и человека.

— Мне кажется, я не до конца смогла поймать ее по-человечески. Она уже на тот момент играла в театре больше 60 лет, и актерская маска стала ее второй кожей, мне кажется, она уже сама не понимала, как это — быть не актрисой. Я очень переживала, что не могу пробиться и ухватить что-то ее больное, но потом успокоилась. Просто решила, что буду снимать ее такой, какая она в кадре, то, как я ее интуитивно чувствую. Я ощущала, когда я могу подойти к ней с камерой очень близко, а когда лучше сохранять дистанцию. Все это во многом выстраивалось исходя из ее состояния и настроения. Допустим, в сцене в ее квартире, когда она меня зовет, а я подхожу не сразу. Мне визуально очень понравился кадр, где она в проеме двери обмахивается веером, и я хотела чуточку подождать, задержать этот момент, хотя зрителю, может быть, кажется, что я намеренно с ней играю и не хочу подходить, когда она меня так настойчиво призывает.

— В фильме мы не видим героиню на сцене. Это была твоя принципиальная позиция — снимать только «обратную» сторону ее актерской жизни?

— На момент съемок я об этом не думала. Я снимала ее много и на сцене. У меня была мысль, что, возможно, я буду монтировать эпизоды на сцене с эпизодами за кулисами. Но на монтаже это не работало. Мы сразу как бы теряли героиню, происходил ритмический провал. И когда уже фильм был готов, я поняла, что ни один кадр на сцене не вошел в сборку.

— А как вообще на монтаже складывалась структура фильма? Много ли материала ты не использовала?

— Я очень много выкинула. Но структура, в принципе, сложилась сразу. Я выбрала самые удачные эпизоды, показывающие «качели» героини. Но у меня не было финала. Я в итоге защищалась в школе черновой версией. Потом отложила фильм вообще практически на год. У меня был внутренний план, что я приеду на ее 90-летний юбилей, а она за этот год изменится: станет более тихой, спокойной, усталой. Это и будет финалом. Но до своего юбилея она не дожила. Когда мне сообщили, что она умерла, я поняла, что нужно, конечно, доделать фильм. Встал вопрос, как показать случившееся визуально. Я чувствовала, что не имею права снимать похороны, что в этом появится какая-то пошлость. Я нашла в отснятом материале круговую панораму в темном зале, которая в итоге вошла в фильм в финальном эпизоде, но понимала, что чего-то еще не хватает. А потом как-то стало ясно, что нужно показать пустую гримерку, поскольку большую часть кино мы проводим с героиней именно там. Она всегда была наполнена Галиной Александровной. Когда я пришла снимать, я прямо сразу почувствовала в воздухе другое, более враждебное ко мне, настроение в театре: ведь до этого Галина Александровна меня всегда защищала, никто не смел ничего сказать. Вот эти мои дискомфорт и покинутость, наверное, как-то передались в финале, хотя, мне кажется, я сняла его очень коряво, но, наверное, в этом тоже что-то есть.

— В кино, с одной стороны, чувствуется зрелый режиссер со своей оптикой, а с другой, ты выступаешь и как герой, что, конечно, отсылает к твоей предыдущей работе «Жаным», где ты была полноправной участницей фильма. Как ты вообще ощущала свою роль на съемках?

— В отличие от многих моих одногруппников, мне с самого начала учебы трудно было быть тенью — растворяться в пространстве перед героем. Всегда хочется проявить какую-то позицию, хотя Михаил Угаров нас учил занимать «ноль-позицию», из которой ты видишь героя, фиксируешь его, принимаешь со всеми достоинствами и недостатками. Но мне часто трудно справляться со своими эмоциями по отношению к героям, особенно к негативным, с этой амплитудой от любви до раздражения. С Галиной Александровной было что-то похожее. Сначала я была полностью влюблена в нее, хотела снимать постоянно, но потом начала уставать и немного раздражаться на ее крики, перепады. Для меня это стало как-то однообразно. Я часто, когда снимаю, вообще ловлю себя на мысли, что герой поступает не так, как я хочу, но он же мне ничего не должен, то есть, по сути, я злюсь на док, что это док. Но с этим нужно уметь справляться и просто продолжать снимать.

— Несмотря на вашу «дуэль», в фильме чувствуется обоюдная любовь, создающая какое-то очень интимное, вибрирующее пространство. Особенно это видно в сравнении с жизнью закулисья, которая становится фоном для героини, иллюзией и где она остается глубоко одинокой. Как ты чувствовала себя в этой ситуации, где ты, далекий ей человек, становишься близким?

— Здесь надо понимать, что она была известна в своем театре, но ее кинокарьера не сложилась, люди мало ее знали, в отличие от той же Светланы Немоляевой, которая тоже есть в фильме. Ее, наверное, это очень задевало. И в этой ситуации появляется девчонка с камерой, которая снимает только тебя. И, может, это был бальзам для ее актерского тщеславия. Ей нужно было, особенно в тот тяжелый для нее период жизни, чтобы появился внешний человек, готовый ее слушать. И в этом смысле, наверное, мне повезло — я нашла свое кино.

— Как приняли в театре твой фильм?

— На удивление хорошо. Я очень волновалась перед показом. Мне кажется, это во многом заслуга сына и внука Галины Александровны. После просмотра они меня очень сильно поддержали, предложили любую помощь. Это было неожиданно, я была готова уже к тому, что мне запретят показывать фильм. После такой поддержки никто из театра не решился говорить что-то против картины, хотя подозреваю, что, может, и были желающие.

— Как ты думаешь, Галине Александровне понравился бы фильм? Чувствуешь ли ты, что сделала все возможное с материалом и в чем-то перед ней чиста, доделав кино?

— Вообще я заметила, что, когда зрители смотрят фильм, они любят Галину Александровну и сопереживают ей. Это главное, и в этом смысле я перед ней чиста. Но все равно мне кажется, что ей самой фильм не понравился бы. Почему-то такое ощущение.

— А у тебя самой изменилось отношение к фильму спустя несколько лет? Что вообще значит для тебя это кино?

— Знаешь, как раз недавно об этом думала. Когда я фильм только сняла, мне он совсем не нравился, особенно с технической точки зрения — в смысле камеры, звука. Но сейчас я к этому фильму чувствую какую-то нежность. Для меня он теплый. В отличие от моего предыдущего фильма «Жаным», в котором много обиды и обозленности, «Юбилейный год» сделан с любовью и состраданием к другому. В этом плане мне он сейчас близок. Мне хочется так снимать дальше.

Понравился материал? Помоги сайту!