Два текста об Эдуарде Штейнберге

Памяти Эдуарда Штейнберга

Эдуард Штейнберг (Эдик, как называли его друзья) ушел из жизни 28 марта 2012 года, ему было 75 лет. Последние двадцать лет он жил между Парижем и Тарусой, городом своего детства, куда приезжал преимущественно весной и летом.

Эдик — один из самых значительных художников-нонконформистов. Его часто называют последователем Малевича, но его творчество, в котором особенно сильны религиозные, духовные мотивы, на самом деле выходит далеко за рамки супрематизма. Сегодня, спустя два года после смерти Эдика, уже ясно: привычный эпитет «русский», определение «художник XXI века» слишком узки для Штейнберга. Это художник с мировым именем. И, как и положено художникам такого уровня, его творчество — вне времени.

В его примитивистских, позаимствовавших многое у супрематизма геометрических картинах раскрывается вся необъятность России. Он, подобно землемеру, расставляет вехи, смиренно намечает контуры того, что по существу безгранично. Его творчество эстетично, потому что — метафизично. Оно глубинно. Потому что выражает Красоту посредством символов. В нем сближаются дольний и горний миры.

В 1992 году Третьяковская галерея организовала масштабную выставку Эдуарда Штейнберга — она стала первой, посвященной художнику. С тех пор его произведения выставлялись во многих российских и европейских музеях.

В 2015 году, впервые после смерти мастера, серия его персональных выставок пройдет в музеях России, а также в Музее Висбадена в Германии.

В первый раз я оказался в ателье Эдика в 2006 году. Тогда я готовил монографию об одном французском художнике, прославившемся своим периодом «белое на белом». Я хорошо знал и любил лирическую абстракцию 1950-х годов, но, познакомившись с работами Штейнберга, навсегда влюбился в абстракцию геометрическую. Меня поразили его работы. Да и сам Эдик. Мне нравился его чудаковатый вид, его голос, мне нравились они с Галей, его женой, мне нравилось то, как и чем они живут. Они поженились в 1960-х и никогда не расставались. Довольно быстро мы стали друзьями. Во многом благодаря именно Гале Маневич. Как-то они пригласили меня в гости в Тарусу. Там я и начал снимать Эдика на видео. Я не говорил по-русски. Эдик едва знал пару слов по-французски. Мы понимали друг друга, но все-таки недостаточно, чтобы делать полноценные интервью. Из взаимной симпатии и какой-то заочной готовности открыться друг другу и родился формат этих видео: мы обменивались парой фраз, я настраивался на него и следовал туда, куда он, художник, меня вел. Получилась серия видеомонологов, в которых Эдик рассказывает о себе, своей жизни, своем творчестве. Мы часто снимали прямо в ателье. И я становился свидетелем процесса созидания, таинства творчества, наблюдал технику его работы, его мастерство. Все это — в этих видео. В этих безыскусных кадрах — весь Эдик, его настежь открытое сердце и чудаковатая манера двигаться, его взгляды на жизнь, то, как и в каком ритме он жил, как воспринимал этот мир.

Вот несколько отрывков этого видеомонолога.

Это богатейший и увлекательнейший автобиографический материл. Фрагменты этих видеосъемок войдут в программу будущих выставок Эдика Штейнберга. Они также войдут в документальный фильм и монографию (авторы — Галина Маневич, Жиль Бастианелли), готовящиеся к изданию в 2015 году. Вступление и основной текст монографии написал Жан-Клод Маркаде, известный французский искусствовед, специалист по русскому авангарду и исследователь творчества Эдуарда Штейнберга. А Галина Маневич готовит биографию художника на русском языке в издательстве «НЛО», в которую войдут работы искусствоведов, эссе и переписка Эдика, его интервью, записи его бесед и воспоминания друзей.

Во вторую годовщину смерти Эдика Штейнберга мне кажется важным отметить один примечательный факт: его язык, который нам, его почитателям, представляется прекрасным, но вполне абстрактным, стал вдруг очень конкретным для наших детей — подростков XXI века, не мыслящих жизни без интернета. Они не берут в голову, что такое символизм, примитивизм, супрематизм и прочие -измы. У них свежий, незамутненный взгляд, и они видят работы Эдика Штейнберга совершенно неожиданным образом: они видят в них элементы своих аватаров. Все эти треугольники, квадраты, кресты и круги для них уже что-то значат, они будто вписаны в контекст их жизни и наполнены этой жизнью. Добро пожаловать в виртуальный мир наших детей. Скоро они поведут нас с вами в музей смотреть на Штейнберга, изучать его и найти ключ к (его) духовному миру, чтобы в итоге лучше понять самих себя и стать взрослее.

Жиль Бастианелли
Париж, март 2014 г.

Эдуард Штейнберг — геометрическое великолепие в Париже

«Всякое дыхание да хвалит Господа»
(Пс. 150, 6)

В конце 1980-х, когда искусство сначала исподволь, а затем триумфально совершало циклический возврат к аттракционам, социально-политическому обличению, физиологии, появление на европейской, прежде всего парижской, сцене художника, занимавшегося исключительно живописью, писавшего только картины, могло считаться анахронизмом с точки зрения доминирующего художественно-эстетического мышления. Художник, провозглашавший себя последователем Малевича в Париже, выставлялся в галерее Клода Бернара, которая не специализировалась исключительно на защите и представлении Абстракции, этой радикальной революции ХХ века, порвавшей с вековой традицией фигуративного изображения осязаемого мира. Этот художник, который к тому же выбрал метафизическое направление, мог восприниматься только как некий пережиток прошлого. Более того, на секуляризованном Западе, массово не принимавшем какую бы то ни было Трансцендентность, русский художник Эдуард, Эдик Штейнберг не стремился нравиться всем игрокам художественной сцены, на которой он оказался в последние двадцать лет своей жизни. Эдик Штейнберг до конца оставался верен себе, своей православной христианской вере — на презентации посвященного ему фильма он обронил в качестве заключительного аккорда воздаваемым хвалам: «Важно не искусство, а вера».

Один из его друзей, писатель, режиссер, критик и православный русский философ Евгений Шифферс, абсолютно неизвестный на Западе и до сих пор недооцененный даже в России, еще в 1970 году лучше всех определил глубоко религиозный характер искусства Штейнберга — это не «иконопись», а живопись, близкая «катакомбным росписям первохристианских общин». Шифферс не случайно сравнил искусство Штейнберга с катакомбным, которое, как известно, использовало библейские символы (агнец, ковчег, виноградная лоза, рыбы и т.д.). Выдающийся иконовед, историк, богослов и иконописец Леонид Успенский писал:

«Нигде в катакомбах мы не находим следов образов документального, бытового или психологического содержания <...> Искусство это, однако, не было оторвано от жизни. Оно не только говорит на языке своей эпохи, но и тесно связано именно с этой эпохой».

То же самое можно сказать и о творчестве Штейнберга.

В своей статье Шифферс вдохновенно пишет об абстрактных полотнах русского художника как об «идеографическом пейзаже, оплотнении невидимых идей».

Жан-Клод Маркаде

Понравился материал? Помоги сайту!