«Мы бы не сказали, что это гей-фильм»

В российский прокат фактически не выходит (несмотря на присутствие в расписании кинотеатров) гей-мелодрама «Зимний путь». Судьба этого немного странного фильма, рассказывающего о трудной любви между студентом консерватории (Алексей Франдетти) и бомжем в кроличьем тулупчике (лучшая на сегодня роль Евгения Ткачука, получившего за нее приз в Выборге), как говорится, непроста. После фестиваля Минкульт отозвал прокатное удостоверение с формулировкой «пропаганда гомосексуализма», но позже все-таки передумал. Сейчас «Зимний путь» попросту бойкотируется кинотеатрами.

— Расскажите, что за история вышла с кинотеатром «Родина»? Фильм действительно сняли с репертуара или это утка?

Сергей Тарамаев: Ситуация такая: мы приехали на премьеру 20 февраля, были на «Эхе Петербурга», давали интервью телевизионным компаниям, говорили со зрителем до и после показа, а на следующий день мы получили информацию от наших продюсеров, что фильм снят с проката, потому что был то ли звонок, то ли указание из городского департамента.

Любовь Львова: Мы сами позвонили на «Эхо Петербурга», а ребята с «Эха» выяснили этот вопрос, позвонив в гордепартамент.

Тарамаев: Там сказали, что ничего не запрещали, не просили о снятии. Потом позвонили в саму «Родину», и Анна Смирнова сказала, что есть какие-то финансовые недоговоренности с продюсером «Ленфильма» и договор не заключен. Мы опять же перезвонили продюсерам, они сказали, что договор заключен на две недели, его не расторгали. И через какое-то время администрация кинотеатра «Родина» звонила продюсерам и просила их, чтобы они сняли картину с проката, мотивируя это тем, что их кинотеатр детской, семейной направленности. Хотя уже долгое время в прокате у них идет кинофильм «Грязь», сейчас идет «Волк с Уолл-стрит», и «Далласский клуб покупателей» тоже будет крутиться в «Родине». Видимо, детей не смутит сцена, где ДиКаприо вдувает кокаин в попу партнерше.

— В общем, вы столкнулись с такой уже привычной для Петербурга историей борьбы за нравственность. Что у вас с прокатом в других петербургских кинотеатрах и как обстоят дела с прокатом в Москве?

Тарамаев: В Киноцентре на Красной Пресне, несмотря на изначальную договоренность, картину сняли с репертуара за один день до проката. Но договор, правда, еще не был заключен. Они сказали, что находятся слишком близко к Белому дому, Дому правительства. Ну да, правда недалеко. Видимо, боятся, что фильм будет плохо влиять на депутатов.

Львова: В Санкт-Петербурге фильм идет еще в кинотеатре «Художественный», поздним сеансом. Но был очень странный эпизод — мы зашли в этот кинотеатр в день, когда должен был быть показ фильма, в кассе не было билетов, и «Зимнего пути» не было в афише. Когда мы попросили администратора узнать, в чем дело, она удивилась, ушла что-то узнать, и через некоторое время фильм включили в список к показу.

Тарамаев: Если бы мы случайно не зашли туда, билеты, наверное, так и не продавались бы. Теперь в Петербурге можно увидеть фильм только в «Художественном», в крошечном зале на 20 человек, в 0:15.

— «Зимний путь» был снят на частные деньги, никакого государственного финансирования не было?

Тарамаев: Да, фильм снят на частные деньги. Генеральный продюсер — Дмитрий Глухов. Он занимается совершенно другим бизнесом, он энергетик. Для него, как и для нас, это дебют. Тем не менее он рискнул, дав денег дебютантам на достаточно спорный фильм. До этого мы прошли по всем крупным продюсерским компаниям, везде нам было отказано на уровне сценария. Потом мы даже сняли пилот за свои деньги, который тоже нам, в общем-то, не помог. И только Дмитрий Глухов решился связаться с такими ребятами, как мы, дал нам шанс.

Видимо, детей не смутит сцена, где ДиКаприо вдувает кокаин в попу партнерше.

— Вашего главного героя зовут так же, как главную героиню «Пианистки» Ханеке, в фильме так же звучит «Зимний путь» Шуберта. Это нарочная связь с фильмом Ханеке?

Львова: Мы смотрели фильм очень давно, и это уже основательно забылось, может быть, эти детали отложились в подсознании. Специальной параллели мы не задумывали. Просто «Зимний путь» Шуберта — мое любимое музыкальное произведение. И я сама аккомпанировала певцам. Когда одна журналистка сказала нам про эту параллель, мы очень удивились и пересмотрели фильм. Но это не больше чем совпадение.

Тарамаев: Если и говорить о параллелях в связи с именем Эрик — то это параллели не с «Пианисткой», а с Эриком Курмангалиевым, который имеет отношение к нашему Эрику. Он был оперным певцом — контратенором, в то время — в 80—90-е — контратеноровые партии исполняли женщины, и его амплуа было совершенно невостребованным. И вот он был сильно выпивающий человек, жизнь его закончилась трагически. Сюжетно с нашим героем он никак не связан, но тем не менее, когда мы услышали его интервью на «Эхе Москвы» незадолго до его смерти, оно нас сильно поразило и потрясло своим трагизмом, потому что он был совершенно пьяный и людям, которые вели интервью, было очень сложно с ним разговаривать. Он там в основном смеялся и шутил, но это было очень болезненно. На нас это сильно подействовало и послужило импульсом для того, чтобы мы взяли это имя для нашего героя.

— От чего вы отталкивались, когда работали над сценарием для фильма? Почему вы решили снять гей-фильм?

Львова: Мы бы не сказали, что это гей-фильм, это все-таки ярлык, который навесили на нас.

Тарамаев: Гей-фильмом «Зимний путь» нельзя назвать, эта тема существует там, но она настолько не главная, фильм совсем не об этом. Это элемент — для красоты сюжета.

— Оригинально. Из фильмов про однополые отношения в русском кино я могу вспомнить только «Гололед» Михаила Брашинского, больше ничего не приходит на ум.

Тарамаев: Не видел, к сожалению, «Гололед». Нам это было нужно для обострения конфликта главного героя с обществом.

— Расскажите про актеров. Вы изначально хотели пригласить Евгения Ткачука на эту роль?

Львова: Да, мы писали именно для Жени. Еще когда увидели его в фильме «Чужая», он нам понравился. Не представляли никого другого. И Леша Франдетти чуть позже пришел, но все равно возник у нас как единственный возможный исполнитель этой роли, и не только благодаря своей необыкновенной внешности, но еще и внутренней тонкости, интеллигентности и музыкальности.

Тарамаев: Леша из музыкальной семьи, сам недавно поставил мюзикл в «Гоголь-центре», пел в мюзиклах. Нам важно было, чтобы за главным героем, за Эриком, стояла музыкальная среда, потому что это сыграть очень непросто, если ты не имеешь никакого отношения к музыке. А Женя — да, мы просто увидели «Чужую» и решили: костюм по нему.

— Вы знаете, что после вашего фильма его уже называют нашим Дени Лаваном?

Тарамаев: Это приятно, мы очень любим Дени Лавана и Леоса Каракса.

Львова: Он вроде бы особенно ни на кого не похож, но отдаленно может напоминать многих. Хита Леджера, например, Макдауэлла.

Тарамаев: Если говорить о внешнем сходстве, последняя часть фильма проходит в клубе — и там Женя очень похож на молодого Макдауэлла, многие нас спрашивают: «Вы снимали под впечатлением от “Заводного апельсина”?» Мы говорим — да. Мы вообще очень любим Стэнли Кубрика и «Заводной апельсин» в частности. И последняя часть фильма очень такая кислотно-клубная, это, можно сказать, отсылка к этому «Апельсину».

— Кстати, если говорить о последней галлюцинаторной сцене — она также напоминает «Перформанс» Роуга.

Тарамаев: Да, и это тоже есть. Я бы сказал, что эти фильмы входят в референс. Вообще для всего фильма важно влияние «Последних дней» Гаса Ван Сента о Курте Кобейне. Главное настроение фильма — оттуда.

— Как вам работалось с Михаилом Кричманом? Вот эти отсылки к «Заводному апельсину» и к «Перформансу» были задуманы — или это то, что пришло уже в работе с Кричманом? Что он внес в ваш фильм? И вообще: как вам удалось его заполучить — он ведь мало с кем сотрудничает?

Львова: Отсылки были в нашей изначальной идее.

Тарамаев: Заполучить Кричмана нам удалось довольно простым образом. Мы его выстрадали и своей тяжелой жизнью, как мы считаем, его заслужили. Мы не надеялись, что Миша придет, он очень занятой оператор, тем более к дебютантам, которые делают первую картину, не очень, мягко говоря, дорогую и при этом сложную по своей идее. Тем не менее Миша поверил нам моментально. Судьба распорядилась так, что у него остановилась другая картина, и он пришел к нам.

Боятся, что фильм будет плохо влиять на депутатов.

Он привнес в картину очень много. Во-первых, он очень литературно образованный человек. Мы два месяца провели, просто улучшая, уточняя сам сценарий. По ходу дела вместе с ним рождались фильм и визуальные референсы. И это сотрудничество родило в чем-то, может, разностилевой фильм: есть совершенно кислотные куски, как в «Апельсине» и «Перформансе», есть отстраненно-поэтические кадры, как в «Последних днях». Он в чем-то довольно эклектичен, но в то же время очень целостный.

— Выходит, у вас не было никаких проблем с коллективом: вас сразу же поддержали молодые актеры, один из самых известных наших операторов. А ощутили ли вы поддержку коллег, когда работа над фильмом уже была окончена?

Тарамаев: Больше всего нас поддержали, как ни странно, киноведы и критики. Они спасли картину в Выборге (на фестивале фильм получил приз Гильдии киноведов и кинокритиков, а после — «Белого слона» как лучший дебют года. — Ред.). Не могу не упомянуть Раису Фомину, которая нас отправила туда и очень помогла фильму в том, что мы вообще дошли до проката. В Выборге с головы фильма сняли целлофановый мешок, и нас увидели. Критики были первыми, кто сказал: ребята, вы молодцы, вы сделали кино. И Кирилл Разлогов дал нам приз там, Женя получил награду за главную мужскую роль.

Боря Хлебников был у истоков нашего зимнего пути. Он прочел сценарий и сказал: ребята, вам никто не поможет, и я вам ничем помочь не могу, но снимите пилот — это будет полезно для поисков денег. Его совет оказался очень ценным. Мы сняли пилот с 20-минутной центральной сценой, благодаря которому Дмитрий Глухов заинтересовался проектом.

Когда появляется независимая картина, снятая на частные деньги, она сразу же вступает в конфликт с большим бизнесом киноиндустрии.

Львова: А еще Владимир Хотиненко поддержал нас, он был на одном из показов нашего фильма и, говорят, уже рассказывает студентам на примере «Зимнего пути», как можно дешево снять фильм.

Тарамаев: Понимаете, поддержки по сути быть не может. Когда появляется независимая картина, снятая на частные деньги, она сразу же вступает в конфликт с большим бизнесом киноиндустрии, где существуют большие продюсеры, которые привыкли получать бюджетные деньги на определенные заказы. Если людям удается снять фильм с небольшим бюджетом (наш бюджет $450 тыс.), если приходят такие операторы, как Кричман, это не может не раздражать. Ждать помощи и солидарности от монстров киноиндустрии не приходится. Но здесь, мне кажется, «Зимний путь» победил.

— Это правда, что фильм не взяли на «Кинотавр», даже несмотря на то что Андрей Плахов написал письмо в вашу поддержку?

Тарамаев: Да, именно так. Теперь об этом уже можно говорить, все позади. Действительно, Андрей Плахов писал в жюри, предлагал им обратить внимание на наш фильм. Он один из первых отнесся к нему очень серьезно. Тем не менее картину не взяли.

— Испугались?

Тарамаев: Я не хочу комментировать, что их смутило. Картину не взяли. Но самое интересное, что мы с нашим фильмом оказались в Лондоне на фестивале «Лондонский лев», где нам дали Гран-при. Вот такие узоры судьбы.

— Уже известна дальнейшая судьба фильма на Западе? Вам поступали какие-то предложения?

Тарамаев: 4 марта мы едем на фестиваль в Сан-Хосе, где наш фильм покажут три раза. Потом в конце апреля будет фестиваль в городе Лечче в Италии. В январе мы показывали фильм в Гётеборге.

— В одном из интервью вы говорили, что у вас было два готовых сценария: один — «Зимнего пути», а второй назывался «Край». Что это за история, планируете ли вы снимать «Край» и почему для дебюта вы выбрали именно «Зимний путь»?

Львова: У нас сценариев гораздо больше, чем два, просто «Край» — это первый сценарий, а «Зимний путь» — последний. «Край» был первым сценарием, который как-то отметили, и его купил продюсер Сергей Ливнев. Так вот, наш сценарий у него лежит, и мы понимаем, что фильм не будет снят — по крайней мере, нами точно.

— Расскажите о своих вкусах. Вы люди новые в мире кино, и никто не знает о ваших предпочтениях. К уже упомянутым Кубрику, Роугу и Ван Сенту кого вы можете добавить из классики, а лучше даже из современного кино?

Львова: С современным кино мне сложно, но из классики я бы выделила всего Фассбиндера, всего Висконти, ранние фильмы Годара, Антониони. А ближе к современности — это фильмы Джармуша, «Мертвец» в особенности, ранние фильмы Вонга Карвая, такие, как «Дикие дни», «Счастливы вместе». Я люблю и просто голливудское коммерческое кино. Один из любимых фильмов — это «Темный рыцарь» с Хитом Леджером.

— То есть вас подкупило внешнее сходство вашего главного актера с Леджером? Или вы заметили это уже после съемок?

Львова: Нет, конечно, сразу заметили!

Тарамаев: А я не вижу внешнего сходства Евгения Ткачука с Хитом Леджером, я вижу внутреннее сходство. В Жене есть соединение поэта-идеалиста и хулигана, анархиста. В Леджере, наверное, это тоже было. Мне кажется, внешне он больше похож на Макдауэлла, местами даже на Жана Маре, или вдруг видишь в определенном ракурсе — ДиКаприо.

— А его героя можно назвать романтиком?

Тарамаев: Героя Леху — нет, романтик — Эрик. А Леха если романтик, то блатной, потому что он там ходит с таким амулетом-ящером, который ему подарил парень по кличке Укроп.

— В уходящем киносезоне было два фильма, которые вызвали резонанс схожего свойства, — «Жизнь Адели» и «Незнакомец у озера»...

Тарамаев: Мы видели только «Жизнь Адели». Нам понравился фильм по киноязыку, особенно игра девушек — потрясающая искренность, чувственность. Нам это показалось удивительно здорово и живо. Но ставить наш фильм в этот ряд странно. В «Зимнем пути» отсутствует всякий эротизм, есть чувство. Мы очень боимся физиологичности в кино. В «Жизни Адели» много очень телесных сцен, снятых весьма подробно, я не понимаю — зачем. Для меня эта история проваливается в некую однобокость с такой подачей: это история сексуальных отношений. Акцент на сексуальности ограничивает территорию фильма.

Львова: В нем есть свобода, кинематографическая тонкость, восхищаешься такой режиссерской легкостью. Но для нас эти порнографические сцены — они уводят от искусства в другое русло. Это не совсем мотивировано, можно было обойтись и без них, без них было бы то же самое.

Тарамаев: Для меня по-настоящему эротическим, чувственным моментом было их прощание в кафе, где одна из девушек целовала руку другой. А в тех сценах, где девушки делают то, чего я даже не знал в жизни… мне это не прибавляет ничего.

Понравился материал? Помоги сайту!