Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244961С 4 по 8 декабря в московском киноцентре «Октябрь» пройдет ретроспектива польского режиссера Януша Маевского.
Маевский пришел в кино на рубеже 50-х — 60-х годов, во времена расцвета польской киношколы, и продолжает снимать по сей день (ретроспектива откроется его последним фильмом «Черный “Мерседес”», действие которого происходит в оккупированной нацистами Варшаве). При этом Маевский держался в стороне от модных трендов и злободневных тем. Возможно, поэтому за пределами Польши он не так известен, как Вайда, Занусси или Кесьлёвский. В первую очередь Маевский — блестящий стилизатор, влюбленный в довоенную Польшу, дух которой он бережно реконструировал в своих лучших фильмах.
— В большинстве ваших фильмов сюжет разворачивается в прошлом — 30-е, Вторая мировая, 60-е. Почему вы так любите ретро и избегаете современности?
— Мне никогда не было интересно снимать обычную реальность, воспроизводить мир вокруг себя. Настоящее доступно для всех, каждый может это увидеть, прокомментировать, оценить. Моей страстью было и есть создание некоего целостного мира. Поскольку я не люблю научную фантастику или фэнтези (это кажется слишком детским), единственная область, где я могу работать, — это прошлое.
Другая причина заключалась в том, что мир, в котором мы жили, был уродлив, ужасен эстетически. Я ненавидел его, зачем мне показывать это на экране?
Третья причина — моими великими учителями были Сергей Эйзенштейн и Орсон Уэллс, оба — творцы, оба любили снимать фильмы. Орсон однажды сказал: «Фильм — лучшая электрическая игрушка для взрослых, когда-либо изобретенная», — и он был прав. Я знал одного плотника, он был очень хорош как ремесленник, и он часто говорил: дерево — как женщина, я должен любить его, когда мы вместе работаем, ему нужна любовь. МЫ занимаемся любовью! Ну, я создавал или воссоздавал прошлое, старался быть точным в каждой детали: костюмы, униформа, интерьеры, свойства и самое главное — атмосфера времени, но какова была цель?
Целью был человек. На созданном фоне рассказывать историю человека, говорить о его проблемах, о его страданиях и радостях, о его рождении и смерти, которые сегодня такие же, как и сотни лет назад. Я пытаюсь вручить своим зрителям что-то вроде отравленной конфетки: какие-то важные сообщения, но спрятанные. Я не проповедник, не политик и не социальный работник, я хочу развлечься, но не глупо, с наличием «второго дна».
— Вы родились и провели детство во Львове, который тогда был польским, потом на пару лет стал советским, а после был оккупирован уже немцами. Что вы помните о тех временах?
— Что ж, есть три момента счастья, которые я храню в своей памяти. Мне семь лет, у меня тонзиллит, и лучшее лекарство после операции — есть мороженое. Я лежу в постели, как король, и ем мороженое из лучших кондитерских Львова, знаменитых «Залевских».
Мне восемь лет, сижу в кино и второй или третий раз смотрю диснеевский фильм «Белоснежка и семь гномов»; наверное, это корни моего более позднего решения снимать фильмы.
5 августа 1943 года, немецкая оккупация, подарок на мой 12-й день рождения от моей мамы: кусок хлеба с маргарином, который стоил целое состояние. Я ел черную икру на вечеринке Горбачева в Кремле, ужинал с испанским королем Хуаном Карлосом I, но ничто и никогда не пришлось мне так по вкусу, как этот бедный кусок хлеба.
— А сам город каким остался в ваших воспоминаниях?
— Львов был совершенно уникальным местом в истории Польши, особенно со второй половины XIX века до начала Второй мировой войны в 1939 году. Когда Польша была разделена в конце XVIII века Россией, Пруссией и Австрией, Львов, взятый Австрией, стал столицей Галиции, провинции Австро-Венгерской империи. В отличие от Центральной Польши, взятой Россией, и Западной Польши, взятой Пруссией, где русификация и германизация поляков были очень сильными, в Галиции поляки имели относительную автономию и свободу: польский язык был официальным, многие поляки были членами австрийского парламента, один из них занимал должность премьер-министра имперского правительства, еще один был министром финансов, практически все школы в Галиции были польскими, как и университет, политехнический институт, пресса, театры и музеи. Город расширился, стал похож на «маленькую Вену» и очень скоро стал очень сильным центром науки и искусства. Между двумя войнами, в двадцатые годы, здесь была создана всемирно известная Львовская математическая школа; Львов стал городом поэтов и художников, известным как «город счастливых, дружелюбных, умных и радостных людей». О фольклоре Львова, его специфическом сленге, мелодичном акценте (вероятно, с некоторым влиянием украинского) ходили легенды, а сейчас всего этого уже нет. Дома, улицы и места остались прежними, но дух испарился.
Расскажу вам историю: где-то в середине 80-х годов в Москве на какой-то фестивальной вечеринке один из моих русских друзей познакомил меня с молодой парой украинцев, сказав: «Слушайте, это ваши соотечественники, оба уроженцы Львова, как вы». Мне было очень неуютно, я ответил: «Ну, это то же самое место, но там было два разных города».
С другой стороны, Львов всегда был многонациональным, мультикультурным и мультиязычным городом: в 1939 году здесь были поляки (63,5%), евреи (24,1%), русины (украинцы) (7,8%) и много армян. Венгры, румыны, немцы, австрийцы... Недавно просто ради забавы американцы сделали мне ДНК-тест, и что оказалось? Я на 58,6% выходец из Средней Европы, на 26,2% с Балкан, на 8,7% из Ирландии, Шотландии и Уэльса и на 6,5% еврей. 6,5% — слишком мало, чтобы быть голливудским режиссером! (Смеется.)
— Что, на наш взгляд, было хуже для поляков — немецкая оккупация или послевоенный советский режим?
— Ну, немцы были чистыми врагами: жестокими, сущностью зла, мы пытались бороться с ними с самого начала и боролись до самого конца. А советский период был тяжел для души: мы чувствовали себя униженными, запуганными коммунистической системой.
— В фильме «Черный “Мерседес”» действие происходит в военное время, но это чисто криминальный фильм, лишенный намека на патриотический пафос…
— Ой, были сотни патриотических фильмов о войне и оккупации. Да, большинство поляков страдали от притеснений и голода, но была и обратная сторона, которую нечасто показывали на экране. Как я уже сказал, криминальная история — это способ заинтересовать моих зрителей, «конфета с ядом внутри».
— Как вы относитесь к молодому поколению польских режиссеров — Павликовскому, Шумовской? Вам нравятся их работы?
— Они очень талантливые режиссеры, но их фильмы не для меня. Сожалею.
— Ну да, ваши фильмы менее артовые и более зрительские… но как вы находите баланс, чтобы не ударяться в рафинированное арт-кино и одновременно не снимать китч?
— Ну это же очень просто: фильм — это искусство рассказывать истории, история должна быть интересной, полной сюрпризов, удивлений и секретов, должна иметь интригу, быть необычной, странной, рассказ должен быть личным, индивидуальным, стилизованным, должен гениально использовать язык кино, но все это должно быть правдой. Правда — это единственная проблема…
— А как вы относитесь к таким польским режиссерам, как Анджей Вайда, Агнешка Холланд, Анджей Жулавский?
— Вы говорите о трех разных поколениях: Вайда был учителем Жулавского и героем Холланд, но каждый из них отличается индивидуальностью. Работы Анджея Вайды необъятны, фильмы Жулавского вызывали споры, Холланд все еще работает. Некоторые фильмы Вайды я люблю, один фильм Жулавского мне нравится, некоторые фильмы Холланд я уважаю.
— Вы не хотели бы снять фильм на какую-то актуальную для Польши тему — запрет абортов, усиление ультраправых, преследование ЛГБТ?
— Никогда. Как я уже говорил, это не темы моих фильмов.
— Вы делаете разные фильмы, даже сняли хоррор, который сейчас становится практически мейнстримным жанром. Как вы думаете, почему жанр ужасов снова становится популярным во всем мире?
— Потому что зрители любят оставаться в безопасности. Я их понимаю, иногда мне тоже нравится быть таким зрителем, но не тех глупых детских фильмов: идиоты с монстрами, призраками и бензопилами. Это должны быть рассказы о человеке. В душе человека порой бывает настоящий ужас, ад внутри нас.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244961Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246516Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413097Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419580Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420242Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422892Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423651Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428827Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428954Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429610