Что качать на этой неделе?

«В возрасте Эллен» («Im Alter von Ellen»)

Режиссер Пиа Маре

Несколько потерянная стюардесса «Люфтганзы» Эллен (прекрасная Жанна Балибар) переживает кризис среднего возраста — усталый бойфренд начал встречаться с другой и та уже ждет ребенка, медицинские анализы указывают на что-то ужасное, в самолете Эллен бросает в дрожь. Не выдержав стресса, бортпроводница выскакивает из самолета на посадочную полосу какого-то африканского аэродрома, туда, где только что лежал мистический, невесть как оказавшийся в этих местах гепард. Вскоре, уволенная, она прибивается к группе радикальных веганов и, не приходя в сознание, начинает ездить с ними на акции и нелепые операции по освобождению кур и лабораторных мышей. Белые беспомощные животные, нелепо разбегающиеся по ночному асфальту, кажутся лишь новой стадией дурного сна героини. Но, похоже, она успела привыкнуть к тому, что жизнь — это сон, и готова к самым неожиданным поворотам его сюжета.

Один из завершающих фильмов так называемой берлинской школы, которая за четыре последних года как будто бы растворилась в мейнстриме (поход Кристиана Петцольда («Барбара») и Томаса Арслана («Золото») на территорию относительно жанрового кино закончился чем-то маловразумительным), «В возрасте Эллен» кажется антологией приемов, наработанных новым аутичным кино Германии (впрочем, многие фильмы «берлинской школы» похожи друг на друга как братья). Сюрреалистический, отстраненный взгляд на мир — и в то же время фотографическая точность деталей: жестов, брошенных вскользь фраз. Атомизированные, взаимоотталкивающиеся герои. Одиночество, кризис, экзистенциальная пустота. Иллюзорный порядок институций и иллюзорная свобода анархии. При всем при этом Маре — очень остроумный режиссер, и «В возрасте Эллен» смотрится скорее как сатира, чем как еще один суровый приговор застывшей Европе (область настоящих переживаний и приключений вынесена в фильме в насквозь выдуманную Африку). Симпатии режиссера более чем явно находятся на стороне обезьянок и гепардов; надеемся, ни один актер во время съемок не пострадал.

«Волчья яма 2» («Wolf Creek 2»)

Режиссер Грег Маклин

«Добро пожаловать в Австралию, сосунок!» Чем же встречает Австралия зрителя «Волчьей ямы 2», этого сиквела подзабытого ернического хоррор-хита середины нулевых? Снесенным метким выстрелом уже на третьей минуте черепом. Расчленением трупа с остроумными комментариями. Кенгуру, которые превращаются в кровавые ошметки под колесами дальнобойной фуры. Насилие здесь натуралистично до бесчувствия, свойственного карикатуре, и сдобрено обаятельным шовинистским матерком (которого мы больше не услышим в официальных релизах фильмов). Режиссер Грег Маклин не ставит задачи кого-то напугать: от страшного до смешного здесь не то что шаг — пара миллиметров. Но и в обратном направлении — тоже: «Волчья яма 2» — из тех фильмов ужасов, что самую жуткую операцию проделывают не в кадре, но с сознанием зрителя. Разномастные туристы-бэкпекеры, надумавшие наведаться в сердце континента и попавшие в ареал обитания главного местного хищника, бушмена Мика Тейлора, теряют человеческий облик, превращаясь в хрюкающих «свиней», предназначенных на убой, и тем самым почти мгновенно лишая зрителя возможности испытать эмпатию. Это бесчувствие на долгой полуторачасовой дистанции обречено в какой-то момент смениться злорадством, когда очередная жертва попадет Тейлору в руки, — и будьте уверены, Маклин даст зрителю понять и прочувствовать весь ужасающий подтекст этого будто бы случайного, мимолетного чувства.

«Принятые за незнакомцев» («Mistaken for Strangers»)

Режиссер Том Бернингер

У Тома Бернингера, одутловатого тридцатилетнего лузера из Цинциннати, есть знаменитый брат — вокалист страдальцев от инди-рока The National Мэтт. Мэтт из жалости нанимает Тома техником в мировой тур — тот настраивается на год кутежа и рок-н-ролла и берет с собой камеру, сообщая каждому встречному о планах снять документалку о группе. The National окажутся застенчивыми и абсолютно некиногеничными тихонями-профи, фильм Тому не будет даваться никак — смешнее всего здесь его нелепые попытки взять у участников группы интервью, как во «взрослых» музыкальных документалках; тем более непосильными окажутся прямые рабочие обязанности — например, следить за наличием еды в гримерке и присутствием Вернера Херцога в списке гостей афтепати. Спустя несколько жалких месяцев горе-режиссера отправят домой в Цинциннати. Там он все-таки смонтирует свой фильм — и кино это окажется не унылой концертной хроникой, а эффектной, смешной и печальной историей зависти Иванушки-дурачка к более удачливому брату.

Ключевой для современного кино-нон-фикшна вопрос авторства в фильме Бернингера поставлен ребром и разве что не произнесен вслух: кто этот смешной толстяк на самом деле? Манипулятор, в поисках хоть какого-то конфликта в жизни The National направивший камеру на себя? Или инструмент в руках кого-то половчее, реалистический ответ Мистеру Мозгоправу из «Выхода через сувенирную лавку» Бэнкси? Ни тот, ни другой — как намекает название, будет ошибкой принимать братьев Бернингер за незнакомцев: Мэтт значится продюсером фильма, его жена Карин помогала Тому монтировать, без их же пинков он бы вряд ли закончил кино, а без одобрения группы — не смог бы выпустить. Никакого разоблачения в духе фильма «Меня здесь нет» тут не предполагается — как, видимо, и продолжения бернингеровской кинокарьеры. Зато ему здесь удается сообщить то, чего из песен The National не узнать. Оказывается, утешительный характер музыки группы — прямая производная от их ангельского терпения, позволяющего годами выносить ребят вроде Тома.

«Пианино на фабрике» («Gang de qin»)

Режиссер Чжан Мэнь

Неожиданно русский по духу китайский фильм — русский начиная с депрессивно грязных индустриальных пейзажей и интерьеров (в таких декорациях вполне мог бы быть разыгран «Груз 200») и кончая вполне «ленинградскими» духовыми и просто группой «Любэ» на саундтреке. История тоже вполне конгениальна российскому контексту — упадочный, некогда промышленный Север, все фабрики закрыты (производство ушло на Юг), бывшие рабочие заняты кто чем. Главный герой, названный в честь города Гуйлинь, например, руководит похоронно-свадебным оркестром и сам играет в нем на аккордеоне. Его дочь учится играть на фортепиано, но денег на то, чтобы поставить дома инструмент, нет, и Гуйлинь решается на немыслимую авантюру — отлить цельнометаллический рояль на законсервированном заводе. Бывшие рабочие бросают свои гражданские дела и вновь мобилизуются для коллективного рывка к светлому будущему маленькой девочки. Ставка на новый коллективизм, сентиментальная меланхолия, не переходящая в тоску, склонность к эстетизации упадка и не основанная ни на чем вера в то, что все будет хорошо, роднят Чжан Мэня с российскими режиссерами зрительского кино вроде Анны Меликян, Веры Сторожевой или Таисии Игуменцевой. Оставшиеся сомнения относительно родственных связей «Пианино» снимают матрешки в кадре.

«Новый мир» («Sin-se-gae»)

Режиссер Пак Хун Чжон

Обман, манипуляции, ложные идентичности — не только основные мотивы «Нового мира», но и главные, причем беспроигрышные, приемы, которыми пользуется его режиссер Пак Хун Чжон. Начиная свой корпоративно-гангстерский эпос с бетона, залитого в глотку, и подозрительной автокатастрофы, в которой умирает местный крестный отец, Пак тем самым отвлекает внимание зрителя от массива важной для развития сюжета информации, которую вываливает на него в первые же пять минут, — так потом проще водить публику за нос. Ультранасилие здесь быстро заменяется мороком кабинетных интриг (современные гангстеры малоотличимы от клерков и воюют по большей части на собраниях акционеров), а отчетливо напоминающая «Двойную рокировку» структура (главный герой здесь тоже полицейский крот, слуга двух господ, из которых непонятно, какой хуже) вдруг оказывается хаосом, в котором несчастный зритель рискует и захлебнуться. Вот он, новый мир — в котором в равно безвыигрышном положении находятся и полицейские, и бандиты, и публика, ждущая саспенса, а получающая экзистенциальный кошмар.

«Йозгат-блюз» («Yozgat Blues»)

Режиссер Махмут Фазыл Джошкун

Турецкий реализм — но не такой заунывный, как у Али Айдына, и не такой надрывный, как у Джейлана. Грустная драма из жизни усатой провинциальной интеллигенции и работников сферы обслуживания (фактически в этой глуши социальный статус лабуха из ресторана примерно равен статусу парикмахера). Под тихой поверхностью неторопливого рассказа скрывается нешуточный мелодраматический надрыв: вошедший в финальное пике своей ресторанной карьеры певец Явуз (Эрджан Кесал, сценарист джейлановских «Трех обезьян» и «Однажды в Анатолии») отправляется отрабатывать сезон в анатолийский Йозгат; главный хит его программы — перепевка Джо Дассена. В напарницы он берет себе толстуху Неше, страшенную продавщицу из мясного отдела, до этого никогда не выступавшую на публике. В глухой, не избалованной эстрадой провинции дама немедленно расцветает: дает интервью единственному на весь город журналисту, подпевает единственному поэту, знакомится с одиноким, ищущим парикмахером и делает себе красивую укладку. Явуз со все большей нежностью смотрит на хорошеющую Неше, но виду не подает. Не подает виду и сам режиссер, явно относящийся к своим героям со смесью нежности и иронии. Бедные маленькие люди на экране делают свои смешные маленькие дела с обреченным достоинством персонажей фильмов Аки Каурисмяки, так, как будто все вокруг — и пахнущие одеколоном парикмахерские, и скромные рестораны, и декламация стихов давно умерших поэтов перед тремя слушателями — и есть самая настоящая жизнь. Правда, к финалу «Йозгат-блюза» ты и сам совершенно забываешь об этом снобском «как будто».

Понравился материал? Помоги сайту!