Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245233Многие историки отказались писать эту книгу. Трудно представить, что в наши дни русские и украинцы могут участвовать в одном проекте.
Сколько русских историков всерьез утверждают, будто и украинский народ, и украинский язык придуманы то ли поляками, то ли австрийцами, чтобы навредить России. Сколько украинских готовы писать о нашем общем прошлом лишь в рамках «колониального дискурса». Историческая наука, распавшись на национальные школы, перерождается в сорт политической пропаганды.
И все-таки составителям книги Анатолию Голубовскому и Никите Соколову из Вольного исторического общества удалось найти 5 русских и 5 украинских историков, которые согласились работать вместе.
«Русско-украинский исторический разговорник» посвящен известным, знаковым, спорным историческим деятелям — от св. Владимира до Степана Бандеры.
Этот очерк должен был стать, наверное, самым спорным, а он оказался просто образцово объективным. Авторы — Георгий Касьянов (академический Институт истории Украины) и Алексей Баканов (РГАСПИ) — нашли верный тон.
Бандера — профессиональный революционер-подпольщик, «интегральный националист» — вписывается в историю своего времени. Восточная Европа между двумя мировыми войнами кишела разного рода националистическими движениями. Жесткая и недальновидная политика Польши озлобляла украинский народ, а приход советской власти с ее коллективизацией, с репрессиями против «буржуазных элементов» создал основу массового национального движения, знаменем которого и стал Бандера.
Сам Бандера с 1941-го по 1944-й был изолирован немцами, а после окончания Второй мировой остался в Германии. Пока «бандеровцы» вели безнадежную борьбу с Красной армией и войсками МГБ, Бандера «восстанавливал авторитет в структурах ОУН, действовавших в лагерях перемещенных лиц в английской и американской зонах оккупации». Бандера-миф намного больше реального человека Степана Бандеры, его популярность явно не соответствует вкладу в историю.
Игорь Данилевский (Высшая школа экономики) и Вадим Аристов (Киево-Могилянская академия) развенчали миф о «реформаторе» Владимире (термин «реформы» для той эпохи — «непростительный анахронизм») и «первом великороссе», князе Андрее Боголюбском.
«Первым великороссом» назвал князя еще В.О. Ключевский. Идея оказалась близка М.С. Грушевскому и другим украинским историкам. Андрей Боголюбский пытался править самовластно, будто предтеча великих князей Московских. В 1169-м князь вместе со своими суздальцами взял штурмом Киев и отдал его на разграбление. Превратил восточную окраину Руси в новый политический центр, а Киев унизил, отдал, по словам Грушевского, своим «подручным, второразрядным князьям».
Авторы последовательно доказывают, что все было иначе. И войско князя состояло не из одних суздальцев и владимирцев, были там и черниговцы, и полочане. И Киев своего значения после разгрома не утратил, да и разгрома не было.
Вот тут уж хочется авторов остановить и сказать: «Довольно!» Вспоминается адвокат из «Братьев Карамазовых»: «денег не было», «грабежа не было», «да и убийства не было».
Аристов и Данилевский изящно доказали, что многое в биографии Владимира Святого было всего лишь экстраполяцией библейских сюжетов на жизнь князя, о которой на самом деле известно очень мало достоверного. Но что же тогда осталось от истории этого князя? Не перестарались ли с демифологизацией?
Игорь Курукин (РГГУ) и Владислав Яценко (Харьковское историко-филологическое общество) написали о гетманах Иване Мазепе и Богдане Хмельницком. «Гетманские» главы построены по принципу мини-исследования, небольшой, но все же академической статьи.
В России до сих пор считают, будто Богдан Хмельницкий всю жизнь стремился «воссоединить» Украину с Россией, а Мазепа был всего лишь прирожденным предателем и с тем остался в истории. На самом же деле Хмельницкий — блистательный полководец, искусный дипломат — вел рискованную политическую игру с польским королем, крымским ханом, турецким султаном, с князем Трансильвании, с королем Швеции. К Москве он, когда надо, проявлял уважение и лояльность, а когда надо — откровенно угрожал: «…я-де и все городы московские, и Москву сломаю».
Облик Мазепы-государственника — строителя Гетманщины, мецената — знаком украинскому читателю, но для большинства россиян будет в новинку. Опираясь на исследования польских и украинских историков, Яценко и Курукин развенчали миф, который прочно держался не только в школьных учебниках, но в научных исследованиях: Мазепа, как оказалось, не заключал договора с польским королем Станиславом Лещинским. Ни оригинала, ни копии такого договора не было найдено. Власть Лещинского держалась только на шведских штыках. Договор с ним просто не имел для Мазепы смысла.
Игорь Курукин и Владислав Яценко считают мифом эпизод из жизни молодого Мазепы, ставший популярным сюжетом для европейских поэтов и художников. Мазепа соблазнил жену польского магната, за что тот велел привязать юношу к спине лошади и пустить в поле.
В то же время они не подвергают сомнению историю куда более сомнительную. Когда Мазепа попросил царя Петра дать ему корпус в 10 тысяч для защиты Гетманщины, тот будто бы ответил, что «не даст и 10 солдат». Этот эпизод (известный лишь из письма Пилипа Орлика Стефану Яворскому) противоречит реальному ходу событий. Царь Петр никогда не оставлял Украину без помощи: в украинских городах стояли русские гарнизоны, а как только шведская армия вторглась на Украину, за ней последовала и русская армия.
Получается, что эпизод, который, на взгляд авторов, позорит Мазепу, считается мифом. Но если есть возможность Мазепу оправдать, историки не спешат с демифологизацией.
Если главы, посвященные Древней Руси и «казацкой эпохе», — это исторические портреты, то уже начиная с XVIII века жанр меняется. На место биографии приходит рассказ об эпохе.
Владимир Маслийчук (редактор украинского научного сайта) и Александр Каменский (Высшая школа экономики) написали очерк «Екатерина II: Украина в тисках просвещения».
Больше ста лет украинские земли, включенные в состав России, пользовались очень широкой автономией. Екатерина эту автономию ликвидировала, уничтожила Запорожскую Сечь, ввела на Украине крепостное право. Поэтому «матушка Екатерина» в глазах украинца — «лютый ворог», «голодная волчица» (Шевченко).
Маслийчук и Каменский стараются разрушить миф об украинофобии Екатерины. Они полагают, что императрица лишь стремилась наладить эффективную систему управления. Гетманщина находилась в упадке, ее порядки были для второй половины XVIII века уже архаичны. Запорожская Сечь после ликвидации Крымского ханства потеряла военное значение, но осталась источником смуты и «социального бандитизма». Императрица стремилась создать современное государство с едиными законами, едиными порядками, единой системой светского образования. И даже распространение крепостничества на малорусские и белорусские земли было частью программы унификации.
Вывод следует одновременно логичный и парадоксальный. Императрица уничтожала остатки украинской государственности и способствовала почти полной русификации малороссийской элиты, но «секуляризация образования, новое, основанное на выборном начале городское управление, зарождение рыночных отношений <…> в будущем составило основу буржуазного общества и создало почву для формирования украинского национального самосознания».
Это соответствует современным представлениям о природе национальных движений, но противоречит реальной истории Украины. Массовое национальное движение на Большой (российской) Украине в 1917—1921 гг. было преимущественно крестьянским, а не буржуазным.
Очерки о Ленине, Сталине и Петлюре написали самые авторитетные и титулованные из авторов «Исторического разговорника» — Валерий Солдатенко (член-корреспондент Национальной академии наук Украины) и Александр Шубин (Институт всеобщей истории РАН).
Они коснулись проблемы, которая сейчас занимает многих, — границы современного украинского государства. Границы эти «ленинско-сталинские», но сам Ленин взял за основу «географию Винниченко», то есть границы Украины согласно III универсалу Центральной рады (Владимир Винниченко тогда возглавлял созданное Радой правительство). А Рада, в свою очередь, претендовала на те земли, где этнические украинцы составляли большинство.
Сталин объединил украинские земли не из любви к украинскому народу. Он боялся оставить за пределами СССР страну, которая могла бы стать альтернативой Советской Украине. Поэтому польская Галиция и румынская Северная Буковина были включены Сталиным в состав УССР.
И все же эти очерки оказались, пожалуй, самыми слабыми в книге. Текст производит странное впечатление, некоторые фрагменты смотрятся просто архаично: «В Западной Украине было создано 174 МТС. Развернулась коллективизация сельского хозяйства <…> Была ускорена индустриализация. В Львовской области было построено 440 новых промышленных объектов».
Где и в каком году это написано? Я предположил бы, что в СССР, скажем, 1977 года.
Однако всего через один абзац мы попадаем в другую эпоху: «Оккупируя Украину, нацистская Германия отвергла Акт провозглашения Украинской державы <…> Даже на робкие протесты Бандеры, Стецька, Андрея Мельника относительно бесцеремонного раздирания Украины или не реагировали, или отвечали репрессиями». Как видим, это уже написано на современной Украине.
Солдатенко и Шубин более или менее убедительно обосновали причины Голодомора. Да, Сталин не собирался «успокоить украинцев голодом», а лишь стремился извлечь из деревни (не только украинской) как можно больше ресурсов, необходимых для индустриализации. Вопрос в другом: можно ли так писать о гибели миллионов людей?
«Сталин <…> был подобен капиталистическим менеджерам в США и Западной Европе, которые в это же время безжалостно увольняли миллионы людей, обрекая их на голод».
Это в какой же стране, пострадавшей от Великой депрессии, был массовый голод? Да такой голод, когда ели кошек, собак, воробьев, ежей, сдирали с деревьев кору, сушили, толкли и пекли из нее коржи? Неужели в Америке? Или, быть может, в окрестностях Лондона? А словечко «менеджер» применительно к Сталину звучит совершенно одиозно.
И здесь становится очевидной слабость научной методологии авторов. История — наука о частном и конкретном. Уход в социально-экономические процессы, в абстрактные схемы не только дегуманизирует ее, но и упрощает, искажает, делает плоской и скучной. Мы не видим здесь людей. Вместо них — история Гражданской войны, коллективизации, индустриализации… Словом, голимая политическая история.
Невозможно видеть в историческом прошлом только социально-экономические процессы, реформы, контрреформы, военные походы и переговоры дипломатов. Все это важно, но ведь в истории Украины Шевченко и Гоголь сыграли роль куда более важную, чем Петлюра и Бандера.
Впрочем, грешно завершать упреком рецензию на в общем-то очень хорошую книгу. «Исторический разговорник» при всех своих недостатках стал несомненной удачей. Оказалось, что и в наши дни историк может оставаться прежде всего ученым, а не идеологом и пропагандистом.
Русско-украинский исторический разговорник. Опыты общей истории. — М.: Новое издательство, 2017. 182 с.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245233Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246841Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413319Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419776Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420493Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202423096Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423848Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202429053Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202429147Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429816