26 сентября 2017Литература
278

Историк в подполье

Лев Лурье о книге, посвященной историческим сборникам «Память»

текст: Лев Лурье
Detailed_pictureРедакторы «Памяти» и их друзья. Арсений Рогинский, Эдда Райко, Юрий Шмидт, Александр Даниэль, Лариса Богораз, Валерий Сажин, Сергей Дедюлин, Борис Митяшин. Ленинград, май-июнь 1976© Архив Международного общества «Мемориал»

В издательстве «НЛО» вышла новая книга — «Исторический сборник “Память”. Исследования и материалы». В следующем году — юбилей. Первый выпуск «Памяти», подготовленный подпольно в Москве и Ленинграде в 1976 году, был напечатан в Нью-Йорке сорок лет назад.

В сборнике — две обширные статьи. Одна (Барбары Мартин) — об общем историческом и историографическом контекстах, другая (Антона Свешникова) — об истории издания; тут же — интервью с ныне здравствующими редакторами «Памяти» Арсением Рогинским, Сергеем Дедюлиным, Валерием Сажиным, Алексеем Коротаевым, Дмитрием Зубаревым, Александром Даниэлем и аннотированное содержание пяти вышедших в СССР в 1976—1981 годах (и перепечатанных на Западе в 1978—1982 годах) сборников.

В статье канадского историка Барбары Мартин «От ХХ съезда к “Архипелагу ГУЛАГ”. Появление альтернативного исторического дискурса в советском диссидентском движении (1956—1975)» сборники «Память» становятся частью процесса, начатого такими разными авторами, как Рой Медведев, Антон Антонов-Овсеенко, Александр Некрич и особенно Александр Солженицын, — попытки взглянуть на историю России XX века независимо от цензуры и официоза. Я бы добавил сюда и появившиеся тогда в тамиздате воспоминания Льва Троцкого, Бориса Николаевского, Юрия Анненкова, Н. Валентинова, книги Роберта Конквеста, Милована Джиласа, Ричарда Пайпса.

Интерес к потаенной отечественной истории соединился с некоторыми особенностями самосознания и эстетики редакторов «Памяти», прежде всего, ленинградской группы — бродильного начала затеи с альманахом тогда тридцатилетнего Рогинского и его чуть более молодых сверстников — Дедюлина и Добкина. Наступало «длинное время» застоя — профессиональная гуманитарная деятельность становилась практически невозможной. Двери окончательно закрылись после Праги.

© Новое литературное обозрение, 2017

Одним из ответов стала для начинающих ленинградских поэтов и прозаиков созданная кругом Виктора Кривулина «вторая литературная действительность» — система неподцензурных машинописных журналов, альманахов, сборников, семинаров. В катакомбы уходит и гуманитарное знание. Параллельно Рогинскому и его коллегам Виктор Антонов и Александр Кобак готовят подробно комментированный список снесенных храмов; Абрам Гинзбург и Борис Кириков — полный перечень всех дореволюционных построек Петербурга; Леонид Жмудь, Дмитрий Панченко, Сурен Тахтаджян издают машинописный журнал «Метродор», критикующий не только официальную, но и модную тогда структуралистскую филологию.

Для всех этих затей характерен неслыханный, кажущийся избыточным перфекционизм, восходящий в случае «Памяти» к блестящим советским историкам литературы и публикаторам: Юлиану Оксману, Борису Томашевскому, учителю Рогинского по Тартускому университету Юрию Лотману. Школа комментария, как и школа художественного перевода, и школа детской литературы, позволяла в советских условиях и «жить не по лжи», и официально заниматься гуманитарным знанием. У меня никогда не было редактора и соавтора въедливее Арсения Рогинского, он заставлял по многу раз переписывать текст в поисках неземного совершенства, требовал исчерпывающей глубины комментария — и библиотечной, и архивной.

В этой щегольской тщательности содержался непроизнесенный упрек брежневской действительности, где качество неизменно и все больше приносилось в жертву количеству и официозу.

Барбара Мартин возводит корни «Памяти» к диссидентскому движению. Мне кажется, что это пересекающиеся, но все же совершенно разные явления. Конечно, в редколлегию сборника входили Лариса Богораз и Александр Даниэль, связи с правозащитниками были обширными и близкими. Но метод московских диссидентов — открытая апелляция к общественному мнению — для «Памяти» не годился.

Владимир Буковский пишет в своих мемуарах «И возвращается ветер»: «Отчего ленинградцы всегда заговорщики? Откуда у них эта подпольная психология? В Москве, как в большой гостиной, всегда найдешь, кого хочешь, всегда тут же познакомят — и просить не надо». Ответ прост — в Ленинграде, в отличие от Москвы с ее посольствами и иностранными корреспондентами, за прямую крамолу сразу сажали. «Память» была изданием подпольным. Рогинскому с товарищами удалось под носом у Большого дома собирать бьющие наповал советскую официальную историографию сборники документов и воспоминаний.

Что роднило основателей «Памяти» с московскими инакомыслящими, так это отсутствие идеологических догм. В сборниках печатались мемуары красных и белых, христиан и коммунистов, активных борцов с большевизмом и его случайных жертв. В 1970-е еще живы были люди, участвовавшие в меньшевистском подполье, в антисталинских коммунистических оппозициях, в религиозных кружках 1920-х годов. Их воспоминания ушли бы с ними, если бы составители сборника не таскали к ним тяжелые тогдашние катушечные магнитофоны и не расшифровывали потом эти записи. Опубликованы были и воспоминания тех, кто не боялся печататься под своим именем, — Револьта Пименова, Кирилла Косцинского, Юрия Гастева. Ну и, наконец, то, что и привело в 1981 году Арсения Рогинского в лагерь: публикации материалов из советских архивов.

Чтобы попасть в архив, требовалось официальное отношение — из НИИ, университета, редакции. Никакой печати: бланк, подпись научного руководителя или заказчика. Каждый из нас, так или иначе участвовавших в «Памяти», занимался разными сюжетами. Электронной почты и сканера не было. Поэтому поручитель, хорошо знавший исследователя, находясь в другом городе, давал ему «открытые листы» — чистые бланки с подписью, куда доверитель вписывал темы исследований — «Предки декабриста Каховского», «История ленинградского водопровода» и т.д. Арсению Рогинскому (как и мне) такие бланки давал заведующий кафедрой истории СССР досоветского периода Саратовского университета профессор Владимир Пугачев.

Авторы «Памяти» конспирировали свои занятия в архивах. Выбирались обычно дела, где кроме документа, упомянутого в названии, содержалось еще что-то потаенное и ценное. Скажем, в архиве Веры Фигнер помимо обычных писем приятельниц под теми же номерами, в тех же делах лежали письма из ГУЛАГа и ссылок. Идентифицировать опубликованные в «Памяти» дела как переписанные из известного архива было сложным делом. Но КГБ в конце концов с ним справился: уверен, не без оперативной помощи кого-то, близкого к редакции.

Арсений Рогинский получил четыре года лагерей за «подделку отношений в архив». Вышел, отсидев весь срок, возглавил «Мемориал». Его товарищи продолжили «Память» уже вполне легальными (после 1990 года) сборниками «Минувшее», «Звенья» и «Лица». Со времен «Полярной звезды» и «Былого» ничего подобного «Памяти» в России не было. Надеюсь, и не будет.

Исторический сборник «Память». Исследования и материалы. Сост. Б. Мартин, А. Свешников. — М.: Новое литературное обозрение, 2017. 400 с. 


30 сентября редактор раздела «Литература» Глеб Морев прочитает лекцию «Какая литература нам не нужна?» в рамках лекционного марафона COLTA.RU «Новая надежда. Культура после 17-го».


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20245184
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246728
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413281
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419742
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423811
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202429106
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429757