«Я все делаю долго»

23 ноября в кинотеатре «Пионер» состоялся специальный показ дебютной картины Семена Серзина «Человек из Подольска» по одноименной пьесе писателя Дмитрия Данилова. После показа куратор кинотеатра «Пионер» Сергей Сдобнов обсудил с Дмитрием Даниловым и зрителями появление в кино новой драмы и чудеса, которые могут произойти с любым жителем России.

Сергей Сдобнов: Почему именно этот твой текст экранизировали?

Дмитрий Данилов: Фильм появился во многом из стечения обстоятельств. Дело в том, что Семен Серзин, режиссер картины, поставил в 2018 году пьесу «Человек из Подольска» на сцене ярославского Волковского театра. Это знаменитый театр, который по одной из версий считается первым театром в России, хотя есть и другие версии. Семен делал постановку «Человек из Подольска» на большой сцене — там огромный зал на 900 зрителей, это было очень крутое мероприятие. И вот на этой постановке оказалась продюсер Наталья Мокрицкая. У нее возникла идея, что из постановки можно сделать кино. Наталье понравилась работа Семена, и она решила его привлечь в качестве кинодебютанта. Семен — достаточно известный театральный режиссер, но это его дебют в кино — и мой, получается, тоже.

Сдобнов: А ты присутствовал на съемках? Как вообще это происходит?.. Это, скорее, вопрос про кухню: как это было для тебя как для писателя? Расскажи!

Данилов: Мне тоже очень интересно было бы узнать про эту кухню, потому что я не имел к ней абсолютно никакого отношения (смеется). Я продал права на экранизацию и с этого момента отошел в сторону: мы так договорились. Наталья меня спросила в самом начале, есть ли у меня какие-то идеи, как можно преобразовать сценарий. Я честно признался: нет. Если бы сценарий должен был написать я, я бы, может, это сделал, но делал бы это очень долго. Я все делаю долго. А надо было сделать быстро. Поэтому мы с самого начала договорились, что я в процессе участвовать не буду. Тем более, насколько я знаю, что кино-, что театральные режиссеры очень не любят, когда [на съемочной площадке] присутствуют авторы. Я бы сам на месте режиссера постарался добиться того, чтобы автора не было на съемочной площадке. Автор не нужен, он будет только всех раздражать.

Сдобнов: Я бы хотел поставить текст «Человека из Подольска» в контекст современной русской прозы. Эта пьеса, прежде всего, для меня большая литература. Ты давно — по-моему, с романа «Горизонтальное положение» — работаешь над тем, как можно показать обычную жизнь без событий как жизнь, имеющую ценность. Мне кажется, этот фильм ставит очень важный вопрос: насколько ценна жизнь без событий, особенно в быстрой современности и в режиме эмоционального капитализма? Как ты отвечаешь на этот вопрос для себя?

Данилов: Я сам не особо этим вопросом задавался, и вообще, когда что-то сочиняю или пишу, я стараюсь свою голову освободить от каких-то идей.

Мне кажется, ничего хуже нет, чем когда автор с серьезным видом, наморщив лоб, пишет свой текст, чтобы сообщить человечеству какие-то очень важные идеи. Это, мне кажется, не нужно никому.

У меня не было такого, что любым текстом я ставлю вопрос, насколько ценна человеческая жизнь без событий. Но то, что такой вопрос возникает при просмотре и при чтении, меня радует. Для себя я, наверное, ответил бы очень банально: любая жизнь очень ценна, даже в отсутствие событий: в таком режиме событийного голода все равно можно найти что-то, за что можно зацепиться и найти содержание.

Сдобнов: Когда я смотрел фильм, мне показалось, что есть некоторое сходство с текстом «Петровы в гриппе» [Алексея Сальникова]. У героев романа простая социальная жизнь и одновременно воображаемая реальность, в которую они сбегают. Когда мы читаем, мы так погружаемся в их мир, что реальность становится для нас дикой и страшной. Насколько я понимаю, ты по своей журналистской деятельности раньше ездил в места, подобные Подольску. Насколько твой опыт путешественника повлиял на твою прозу?

Данилов: Я поясню. Очень давно, когда я писал какую-то информацию о себе, я для большей важности указал: «прозаик, журналист». С тех пор я этого «журналиста» никак не могу вытравить. Люди для публикаций обо мне находят информацию где-то на сторонних ресурсах и постоянно тыкают мне этого «журналиста».

Я из Википедии даже это убрал, но периодически все равно кто-то находит. Я хочу сказать, что я совершенно не журналист. У меня очень большой опыт работы в корпоративной прессе, но это не журналистика, это такое письмо по заданию.

Нормальная журналистика — когда редактор говорит журналисту съездить туда и выяснить, что там произошло. А корпоративная журналистика — это когда тебе твой начальник говорит: напиши про наш замечательный продукт. Это немного разного вида работы.

Единственный близкий к настоящей журналистике опыт у меня был, когда я в 2007–2008 годах работал штатным очеркистом в журнале «Русская жизнь» — он, к сожалению, продержался только 2,5 года, потом наступил кризис, и деньги кончились у инвестора. В «Русской жизни» я для каждого номера ехал в какой-то город и что-то о нем писал: либо о городе вообще, либо о каком-то событии, которое там происходит, либо об объекте. Это была такая работа мечты: я каждые две недели куда-то ездил. Я старался выбирать города, про которые редко пишут: написать, например, про город Новомосковск — вот это интересно! Поэтому я путешествовал в города, которые находятся вдали от туристических маршрутов, куда никто не ездит просто так, а только по каким-то делам, и получилась серия вот таких очерков. Их нельзя назвать журналистским материалом, это эссе-очерки такие.

Действительно, это для меня был очень ценный опыт, я для себя много вынес и как человек, и как автор, и, конечно, потом это стало отражаться в том, что я пишу. Может быть, именно в ходе этой практики я выработал интерес к неинтересному. Я сам себе придумал лозунг: скучное — это самое интересное. Когда приезжаешь в какой-то город, который считается безликим, и тебе необходимо что-то о нем написать, ты пытаешься выработать какой-то другой взгляд.

Из зала: А вы смотрели фильм «Пыль» Сергея Лобана?

Данилов: Не смотрел.

Из зала: Просто очень мало знаю российских фильмов про таких незаметных людей. Вот это один из них, снят на любительском уровне, но очень глубокий. Мне он сразу вспомнился, и кажется, что вам будет интересно. Про человека-пыль, серого.

Данилов: Теперь очень интересно будет посмотреть. Спасибо! Я про этот фильм слышал, название знакомое, я посмотрю теперь.

Из зала: Благодарю за потрясающий фильм, мне очень понравились сюжет и смысл этого фильма, но я немножко не поняла. Вот хочу спросить: полиция здесь что-то олицетворяет? Какую-то ситуацию, в которой человек оказывается, и какой-то выигрыш после?

Данилов: У меня нет ответа на этот вопрос, потому что для меня самого это загадка. Что это за полицейские такие, вообще — что это все было? И я рад, что у вас возник такой вопрос, потому что мне так и хотелось, чтобы это было непонятно, а мы в итоге вышли из этой пьесы с таким вопросом. Меня спрашивать об этом бессмысленно, потому что я сам не знаю. Это хорошо, когда автор не все знает о своем тексте, для автора в тексте должна оставаться какая-то загадка. Можно это считать каким-то авторским приколом, но это действительно так.

Из зала: Я подумала, что это стрессовая ситуация, когда девушка его бросила, и именно это его разбудило. Но в каждой ситуации есть выигрыш…

Данилов: Это, кстати, очень хорошая идея, ее в пьесе не было. У нас вчера был самый первый показ в кинотеатре «Октябрь». Там кто-то из зрителей сказал, что это выглядит очень издевательски: в конце фильма подарить нойз-группе сертификат на запись альбома в какой-то помпезной студии, как какому-то эстрадному артисту...

Сдобнов: Дима, я вклинюсь на секунду. Когда почти год назад мы смотрели фильм «Текст» по роману Дмитрия Глуховского, я спросил у Димы, останавливала ли его полиция, были ли у него ситуации, подобные тем, что происходят в книге и фильме. А ты попадал в полицейский участок? Был ли такой реальный опыт или ты все это надумал?

Данилов: Абсолютно все из головы. У меня опыт попадания в участок, к счастью, совсем небольшой, я бы даже сказал, единичный. Меня однажды задержали за фотографирование в метро, это было еще в нулевые годы.

Одно время я как-то много фотографировал. Как-то раз я не заметил полицейского — тогда они еще милиционеры были. Меня задержали и отвели в отделение при станции метро — это была «Автозаводская». Как раз незадолго до этого произошел теракт в перегоне между «Автозаводской» и «Павелецкой», погибли люди, и поэтому ввели усиленные меры безопасности. Милиционер, пока вел в отделение, начал меня запугивать. Вы, говорит, попали. У нас сейчас все стало очень строго, мы откроем уголовное дело на вас.

Меня отвели в крошечную каморку, посадили в обезьянник с каким-то пьяным чуваком. Я там просидел, наверное, час, пока они [милиционеры] разбирались с тем чуваком. Они меня обыскали очень тщательно, еще раз спросили, что это было. Я сказал, что для себя [фотографировал]. Объяснять милиционерам, что это у меня такой проект, достаточно сложно. Как-то мне все же удалось объяснить, да и они увидели, что я не очень похож на террориста. Это был канун Рождества, они и говорят: поздравляйте давайте нас с Рождеством и вперед, на выход. Я выгреб [деньги] — у меня там были какие-то копейки — и попросил оставить себе на дорогу.

Все, что было на экране и в пьесе, я просто придумывал из головы. У каждого советского человека знание, что такое полиция, впитано с молоком матери. Даже если ты сам особо не попадал никуда, ты понимаешь, как это происходит.

Из зала: У меня вопрос по поводу культурных оппозиций: как вы их выбирали? Ну там Кейдж, Сорокин?

Данилов: Я выбирал по принципу, что знакомство с этими культурными реалиями, с этими авторами определенным образом маркирует человека. Если мы про человека знаем, что он знает про Кейджа, знает Einstürzende Neubauten, читал Сорокина, мы начинаем более-менее понимать, к какой категории он относится, и эта категория максимально далека от категории «полицейский».

Мне было интересно перевернуть наш обыденный образ полицейского как тупой машины насилия и сделать этих полицейских носителями какой-то продвинутой культуры. Я выбирал исключительно по этому принципу, не вкладывал каких-то определенных знаков в это, просто имена, что пришли мне в голову. Einstürzende Neubauten просто такое сложное название, что оно, мне кажется, добавило абсурда.

Из зала: Вся эта идея с переворотом привычного образа (не только полицейского) — она, в общем-то, в культуре присутствует. Вспоминается роман Пелевина… я очень плохо помню название, но там сотрудник — вроде бы речь идет о ФСБ — с помощью наркотиков общается с иными мирами… Тут же вспоминается песня Селюнина и группы «Выход» очень далеких 90-х годов про инспектора ГАИ, который «машет дубинкой — таков его имидж. А то, что он дует в свисток, — это тонкий пристеб». Получается, вот эти штуки — Пелевин, Селюнин — они на тебя повлияли в перевертывании образа полицейского?

Данилов: Я не претендую на то, что это новый ход, конечно. В мировой литературе вообще такого много. Конкретно вот эти примеры… Пелевина я даже сейчас не вспомнил, но надо сказать, что есть разница — полицейский и сотрудник ФСБ. Если сотрудник ФСБ знает Einstürzende Neubauten — это не так удивительно, я думаю, таких довольно много. А вот то, что полицейский знает [Einstürzende Neubauten], — это странно. Про песню Селюнина — я ее просто не знал, я его как-то никогда и не слушал...

Но, повторюсь, я прекрасно понимаю, что не сделал никакого открытия, это очень напрашивающийся ход-перевертыш. Мне было интересно с этим поиграть. В погоне за новизной можно просто сломать голову — вот было это или нет. И ты все равно, сломав голову, поймешь, что было.

Из зала: В пьесе заканчивается все позитивно, в фильме — альтернативный финал, как могло бы быть. Как вы думаете, такая воспитательная работа могла бы привести к этому выплеску гнева маленького человека, когда он говорит: «Родился мудаком и хочу умереть мудаком — имею право»?

Данилов: Конечно, могла бы. Вспомните: все мы оказывались в ситуации, когда нас воспитывали. Что мы при этом чувствовали? Мы чувствовали злость, ненависть, школу мы все ненавидим в основном, кроме тех, кому повезло учиться в суперпродвинутой, интересной школе.

Меня воспитывали в школе, потом в армии... Кроме ненависти и отвращения, конечно, это не вызывает ничего. От иронии никуда не денешься, то, что там [в пьесе] происходит, — это в каком-то смысле тоже воспитательная работа. Ее очень трудно представить, в жизни такого, к счастью, не случается.

Из зала: Как у вас родилась эта идея [пьесы], что было поводом и сколько вы над этим работали?

Данилов: Вы знаете, точно не помню как, но я где-то глазом зацепился за заголовок, бессмысленно бродя по интернету... Я вдруг наткнулся на заголовок, что какого-то человека, известного вроде бы, задержала полиция. Его стали допрашивать, и при допросе ему задали какие-то странные вопросы, он был изумлен. Я абсолютно, хоть убейте меня, не помню, о чем там речь.

У меня тогда в голове такая галочка появилась: мол, интересно про это подумать. А это совпало с тем, что я как-то захотел написать пьесу. Я стал обдумывать предполагаемый странный допрос, появилась идея «полицейских-интеллектуалов», которые задерживают ни в чем не повинного человека и начинают задавать ему странные вопросы. А поскольку мне были интересны краеведение и тема таких городов, как Подольск…

Писал я недолго, это было примерно месяц осенью 2016 года. Но придумывал я все это года три. Я это все в уме перекатывал как-то, и вот уже дошло до состояния, когда я все диалоги придумал, но записей я никаких не делал, они все у меня в голове были. Кстати, вот хороший повод поблагодарить одного человека. Во время уже письма я получил очень ценную подсказку. У меня в моем изначальном замысле — сейчас даже страшно про это думать — не было женщины-полицейского. Я уже начал писать и рассказал о своем замысле моей приятельнице Ольге Столповской. Она кинорежиссер, но при этом театральный человек, и вообще она опытный человек в сюжетостроении. Она мне сразу же говорит: «А почему бы тебе не ввести женский персонаж, там одни мужчины, а женщины вот не хватает...»

Из зала: Владимир Пряхин, редактор альманаха «Среда», рассказывал, что до недавнего времени жил в городе Тула и местные писатели, прочитав пьесу «Человек из Подольска», абсолютно солидаризировались с этими полицейскими. Все, что полицейские говорили, воспринималось без иронии: да, они молодцы. Из того, кто не хочет любить свой город, жизнь, женщин, они сделали человека.

Данилов: Да, я неоднократно сталкивался с такой точкой зрения: мол, молодцы эти полицейские, всех нужно воспитывать, учить людей наблюдательности, учить любить город свой, Родину... Дико смешная ситуация была несколько лет назад: пьесу читали на фестивале в Тольятти — там каждый год проходит подобный фестиваль театральных читок. И вот представляете — в зал на эту читку пришло целое полицейское подразделение. Причем их начальство направило повышать культурный уровень, просто типа «кто сегодня не при исполнении, у нас вот в городе идет фестиваль — идите». Идите и повышайте культурный уровень, потому что полицейский должен быть культурным. В общем, их просто заставили туда идти, и они совершенно случайно попали именно на «Человека из Подольска». Они даже не знали, что это про полицию. Полицейские остались в полном восторге: они поблагодарили организаторов, сказали, что очень хорошая пьеса и отличный образ современного российского полицейского.

Понравился материал? Помоги сайту!