«В системе Госплана модернизм существовал в золотой клетке»
Марк Акопян и Павел Алешин — об архитектурных архивах 1960-х — 1980-х и их музейном будущем
26 марта 2021185Вчера на телеканале «Дождь» завершился экспериментальный проект «Большая перемена». В течение месяца тридцать участников-стажеров учились делать новости, посещали мастер-классы и слушали лекции мэтров журналистики, которыми также могли насладиться в эфире зрители «Дождя». Они же — зрители — голосовали за четверку лучших участников, которых в итоге канал берет на работу. COLTA.RU публикует впечатления студента Антона Боровикова, не ставшего победителем.
Зачем придумали этот проект? «Дождь» создавался на волне «новой искренности», добравшейся до медиа, — направления, которое в поэзии связывают с Дмитрием Воденниковым. Это концепция живой реакции, органичности, «нового акмеизма», стремление не забывать за мишурой слов главное и говорить по-настоящему. Для медиа эпохи web 2.0 это означает открытость и прямой диалог с читателем. «Русский репортер», созданный за три года до «Дождя», в 2007-м, проводит этот диалог в своем выездном формате — когда делает «Летнюю школу» с учебными мастерскими по разным направлениям, от физики до кино. А на «Дожде» решили по-своему.
Вторая причина — необходимость обновить эфир. После «общественной дискуссии» вокруг опроса на сайте канала его выбросили из своих пакетов основные кабельные операторы. Из-за этого ушли рекламодатели, канал работает по подписке; сейчас ее цена — 480 рублей в месяц. В новом законе о рекламе сказано, что платные каналы вообще не смогут ставить рекламу, и каналу нужно искать новый контент. Например, 25 августа программы проекта «Большая перемена» только днем занимали в эфире «Дождя» 6 часов. С «Большой перемены», если дело пойдет, может начаться не только переформатирование канала, но и карьеры влюбленных в «Дождь» людей — которым не надо много платить. Мне, например, не надо — я и так рад был там работать.
Мария Макеева, Павел Лобков и Ренат Давлетгильдеев вытягивали бумажки с нашими именами из фирменной лейки с логотипом «Дождя».
Чтобы попасть на проект, надо было снять короткое видео с новостью и немного написать о себе — или прислать резюме. Арутюн Тамамян, член команды Рената Давлетгильдеева, сделал музыкальный обзор. Наталья Арсеньева совместила рассказ о себе с новостями. Кто-то, как и я, просто смонтировал небольшое видео.
В первый день нас разбили на три команды — Мария Макеева, Павел Лобков и Ренат Давлетгильдеев вытягивали бумажки с нашими именами из фирменной лейки с логотипом «Дождя». По очереди каждая команда готовила получасовые новости. Команду Рената чаще критиковали — они экспериментировали с жанром, например, в своем первом выпуске обошлись без ведущих. Две другие команды придерживались более консервативных стандартов. Сразу после новостей и на следующий день утром мы в прямом эфире обсуждали ошибки. По скайпу с нами говорила Анна Николаевна Петрова — преподаватель техники речи.
Лекции были в меру полезными — общих мест типа «что такое новость» было, по-моему, много, но не всем так показалось. На лекции Владимира Познера ползала заняли приглашенные, а сам Владимир Владимирович пересказывал свои фирменные истории. Люди посмеивались, но слушали как в первый раз. На мой вопрос о самой вкусной доминиканской сигаре он ответил советом не курить вовсе. Искренностью и бойкостью в голосе он очень похож на мою коллегу по группе Женю Куклеву.
Главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов в самом начале лекции повесил портрет пропавшего на Украине журналиста «России сегодня». После рекламы он попросил нас подумать, как ему можно помочь. Что-то похожее сделал Максим Шевченко, когда начал разговор с минуты молчания в память об убитых журналистах. Илья Красильщик, бывший главный редактор «Афиши», пришел в сандалиях на босу ногу. Голландский журналист Олаф Кунс назвал главным в работе «движуху» — постоянные командировки, беготню. Это было очень необычно и ново — отодвинуть моральную подоплеку в сторону. Валерий Панюшкин говорил, что все статьи и видео надо пытаться строить на любви.
Четырем участникам проекта поменяли имидж. Мои волосы стилист Ашот сильно подстриг, теперь придется делать укладку каждое утро. Он сам выбрал нас — по его словам, чтобы прическа соответствовала образу, который мы создаем своим поведением и вопросами лекторам. На стрижку в прямом эфире выносили розовый чемодан с косметикой, визажист упрекал меня в том, что я не смотрел фильм «Мы из джаза», и напевал песню оттуда: «А я не уберу, а я не уберу, а я не уберу свой чемоданчик!» Когда меня подстригли, журналист «Дождя» Егор Максимов не давал мне выходить из гримерки до эфира. Визажист Денис Луппов, как и Ашот, гримировавший нас перед новостями, на канале очень важная фигура — от него зависит, будут ли у тебя в кадре видны прыщи или пигментные пятна.
Для эфира нам подбирали пиджаки — их было 20 или 30 (мой коллега называл их «гробовыми»). Однажды Павел Лобков за пять минут до эфира не мог найти свои ботинки — их на восьмичасовой выпуск надел, кажется, Кристиан Выбирал.
На мой вопрос о самой вкусной доминиканской сигаре он ответил советом не курить вовсе.
Из команд Марии Макеевой и Павла Лобкова после первой недели перестали ходить несколько человек. Команда Рената Давлетгильдеева ходила в полном составе. Когда после новостей все разбегались, а я с Гузаль и Кириллом Белованом шел в бар, они все вместе куда-то направлялись праздновать. Несколько девушек из команды Лобкова плакали. Стажеры Макеевой и Давлетгильдеева сетовали на то, что наставники «не занимаются командой».
Большинство участников оказались сильнее меня как личности. В жизни им пришлось гораздо труднее. Стас Кривчиков в детстве мыл коней, а на проекте все время искрометно шутил. Максим Кочанов — под два метра ростом, сдержанный и серьезный — занимается бизнесом с четырнадцати, недавно продал компанию за большие деньги. Миллионер, а по улицам ходит, со мной на «Кропоткинской» в метро садился, «так же как все, как все, как все». Леша Коростелев вырос в военно-полевых условиях, потом кожаные куртки продавал полгода. Женя Куклева, выпускница волгоградского филфака, по дороге в редакцию падала в обморок из-за низкого давления. Гузаль знает татарский, узбекский, английский, немецкий и японский. Влад Пушкарев — очень закрытый, в жизни интереснее, чем в телевизоре. Лиля Яппарова, красивая и сильная, с металлом в голосе, плакала под песню «Мой рок-н-ролл» — из-за того, что эпоха ушла. Руслану Скрипке уже 25, работает в Екатеринбурге, проходил курсы в школе Владимира Познера, снова приехал в Москву, сразу вылетел из голосования — но продолжил ходить, поддерживать ребят.
За три недели «Дождь» очень сильно меня засосал. Выходил я оттуда, конечно, не «в такое время, когда на улице ни зги» — но самое ранее в 11 вечера. До 9 вечера был полностью занят, без времени на еду (только выйти покурить успевал). От дома до метро, от метро до редакции. Вел дневник, чтобы разобраться в происходящем. Составлял сравнительные таблицы роста-падения рейтингов, до трех-пяти утра пересматривал эфиры, чтобы понять, что надо поменять в кадре. Позорно голосовал сам за себя. Ел по ночам. Первые полторы недели не читал ни строчки.
Все это время я пытался как-то найти себя. Сначала был обычным. Потом взял пример с Влада Пушкарева. Его стиль — всегда обрывать говорящего и оставлять последнее слово за собой. Как-то раз команда сидит на кожаных диванчиках, все обсуждают выпуск. Наставник цитирует: «Чушка-Россия схряпала поэтов, собственных детей, — кто это сказал, кстати?» Я отвечаю: «Блок». Влад: «Поэт Александр Блок». Я перекрываю: «Поэт Александр Александрович Блок».
То же самое делал в эфире — и меня стало слишком много. Начал сбавлять обороты. Замолкать на рекламе (все равно в эфир не попадет) так и не научился. Понял, что важно говорить не вообще на публику, а с конкретным человеком. Причем этого человека сразу после разговора забывать — после прощания не оборачиваться, экономить.
В последний день я понял, что мне еще рано на телевидение. Что Влад Пушкарев — прекрасный парень. В понедельник у Марии Макеевой был день рождения — играли запись «Воплей Видоплясова». Нет зла и разочарования, по небрежности я не успел нафантазировать себе победных лучей славы. Начал было, но все кончилось раньше. Для участников проекта у меня есть только «люблю». Возможность постажироваться еще неделю отменили. Дома ел арбуз.
Что теперь? Прибавилось друзей на Фейсбуке. Российско-нидерландский кардиолог Dennis Gold называет меня «Антоша», «кукуруз души моей» и разбирает мои недостатки. Екатерина Яковлева, продавец-консультант из Липецка, пишет мне грустные сообщения в поддержку. Женщина у детской площадки узнала — смеялась.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМарк Акопян и Павел Алешин — об архитектурных архивах 1960-х — 1980-х и их музейном будущем
26 марта 2021185Петербургские постпанк-концептуалисты посвятили новый альбом поэтам-обэриутам: премьера песни на стихи Николая Олейникова
26 марта 2021220Классик американской литературы расспрашивает итальянского писателя об опыте Аушвица и о времени после войны, которое оказалось для Леви самым счастливым
26 марта 2021149Режиссер «Ампира V» и «Generation П» — о своем первом фильме, хронике пробуждения советского эроса «Нескучный сад». Его покажут на «Артдокфесте»
25 марта 2021320Новые альбомы «Кровостока», «Сольвычегодска», «ИЛЬЯМАЗО», Loqiemean, Mujuice и другие громкие отечественные релизы месяца
24 марта 202190Историк медиа Наталья Тихонова и мультипликатор Иван Максимов — о зарождении абстрактного фильма в СССР
24 марта 2021435Российско-американский художник Николай Кошелев интерпретирует дягилевские сезоны в живописи и керамике
23 марта 2021262