20 сентября 2019Академическая музыка
175

Они нашли друг друга

Теодор Курентзис и Чечилия Бартоли завершили Люцернский фестиваль

текст: Гюляра Садых-заде
Detailed_picture© Peter Fischli / Lucerne Festival

Моцартиана Теодора Курентзиса, начавшись в Зальцбурге премьерой «Идоменея» с Фрайбургским барочным оркестром, продолжилась концертами MusicAeterna в Петербурге, Вене и Бремене. Конечным пунктом гастрольного маршрута стал Люцерн, где каждое лето проходит мощный музыкальный фестиваль — один из крупнейших в Европе.

Трилогией Моцарта / Да Понте, исполненной в три вечера и дополненной концертом с участием Чечилии Бартоли (она также спела Деспину в «Так поступают все»), фестиваль завершился на высокой, как говорится, ноте. Невообразимая сложность и хрупкость любовных взаимоотношений, бесконечное разнообразие нюансов нежной страсти — таково, если вкратце, содержание трех знаменитых моцартовских опер. Все они посвящены любви, но автор писал каждую из них, находясь на новом витке своего личностного и профессионального роста.

«Свадьба Фигаро», стремительная итальянская buffa, писалась в самый счастливый и благополучный период жизни: Моцарт уже два года был женат на возлюбленной Констанции, и положение женатого мужчины все еще радовало его. Лишь легкая тень мрачной бездны — ад ревности — на минуту появляется в финале четвертого акта, чтобы исчезнуть без следа. «Дон Жуан», dramma giocoso («веселая драма»), напротив, полон поистине шекспировских контрастов: мрак и смерть, воплощенные в образе мраморного истукана Командора, присутствуют фоном на всем протяжении оперы, оттеняя главную смысловую оппозицию «живое/неживое». Ровный солнечный свет заливает каждую сцену в «Так поступают все», но в сам этот свет проникает щемящая ностальгия по свежести и утраченной цельности первого чувства. Словно бы, запятнав себя грехом измены, влюбленные исторгнуты из рая неведения и познают всю иррациональность, таинственную темную сущность любви, которая веет где хочет и далеко не всегда согласуется с долгом и желаниями человека.

В трилогию органично вписалась моцартовская концертная программа, построенная на оппозиции вечного и преходящего, небесного и земного. Арии и увертюры из опер были обрамлены Kyrie из ре-минорной Мессы, предвещающей обороты позднейшего Реквиема, тремя номерами из кантаты «Кающийся Давид» и скорбным Адажио из «Масонской траурной музыки», полным ламентозных интонаций.

Именно в этот, второй, вечер выступлений хора и оркестра MusicAeterna к ним впервые присоединилась Чечилия Бартоли — primadonna assoluta: Секст из «Милосердия Тита», пылающая местью Донна Эльвира из «Дон Жуана», смущенная Фьордилиджи из «Так поступают все» в дуэте с китайским тенором Мингджи Леем — Феррандо. А напоследок — знаменитая концертная ария «Ch'io mi scordi di te («Забуду ли я тебя?»), написанная Моцартом для певицы Нэнси Сторас. Именно этой музыкой была заменена в зальцбургской постановке «Идоменея» одна из арий Идаманта: постановщики посчитали, что в той слишком ходульный текст. Ну и, конечно, не обошлось без бисов: Бартоли спела для услаждения публики свою «коронку» — моцартовскую «Аллилуйю».

На фестивале в Люцерне произошел качественный скачок, переход оркестра в некое новое качество музицирования — гораздо более изощренное и зрелое, если сравнивать с моцартовской трилогией, записанной между 2011 и 2014 годами на Sony Classical. Возможно, триггером этого скачка стало участие Чечилии Бартоли. Черноглазая, бойкая, брызжущая весельем и неуемной энергией, она наповал сражала зал каскадами непринужденных фиоритур, выступив в партии горничной Деспины. Идеально владеющая ресурсами подвижного, почти инструментального голоса, умно и рачительно распоряжающаяся своим богатством — уникальным легким меццо, Бартоли умеет в мгновение ока менять амплуа. Бесспорно, она — выдающаяся драматическая и трагическая актриса: стоит вспомнить ее Ифигению, Ариоданта, Альцину. Но ее природной стихией, в которой она чувствует себя как рыба в воде, несомненно, является стихия комического. Бартоли наследует традиции комедии дель арте: ее перевоплощения по ходу роли из бойкой субретки в занудного медикуса, блистающего очками-фонариками, или противно гундосящего нотариуса каждый раз провоцировали взрывы хохота в зале. Выразительность интонирования, изящная лепка музыкальных фраз и беспрерывная «стрельба глазами» не терялись даже при самых бешеных темпах. Казалось, Бартоли вообще не думает над звукоизвлечением и сценическим поведением: поет как дышит, играет как живет.

Оркестр, хор и дирижер с радостью поддержали игру, предложенную Бартоли. Взаимодействие и взаимопонимание были полными и гармоничными: все участники получали наслаждение от процесса, радовались незамысловатым гэгам. В общем, чувствовалось, что оркестр и певица нашли друг друга.

© Priska Ketterer / Lucerne Festival

Даже странно, что Курентзис и Бартоли не встретились раньше: это родственные натуры, и химия между ними определенно возникает. Эти двое говорят на одном языке, находятся в одном смысловом и эстетическом поле. Оба одержимы идеями миссионерства: просвещать, приобщать, изучать, внедрять — вот их цели в творчестве. Сходство художественных интересов (барокко и ранний классицизм), особый интерес к раритетам, забытым и малоизвестным сочинениям, убежденность в ценностях исторически информированного исполнительства — все говорило о том, что эта встреча предопределена. Так что первые же выступления Бартоли с MusicAeterna превратились во взаимный триумф узнавания.

Что еще осталось в памяти от этих четырех вечеров? Нежный, переливающийся перламутром, соловьиный тембр Надежды Павловой в партиях Донны Анны и Фьордилиджи, ставшей главным открытием фестиваля и любимицей публики; благородный тенор истинного оперного любовника — Мингджи Лея; звучный и блестящий баритон Алекса Эспозито — Фигаро; тембристый, темный и глубокий бас-баритон Кайла Кетельсена — Лепорелло; милая непосредственность и живая теплота Полы Муррихи — Керубино и Дорабеллы; очарование звонкого и гибкого сопрано Кристины Ганш — Церлины.

В целом певческий ансамбль можно назвать моцартовским ансамблем мечты. Лишь голос Димитриса Тилякоса в партии Дон Жуана звучал немного стерто. На партии Дон Жуана держится вся опера, это как-никак главный персонаж, и он должен звучать ярче и рельефнее остальных. А в данном случае на первый план выходил Лепорелло Кетельсена.

Концертное исполнение «Дон Жуана» завершилось на самой эффектной сцене: главный герой проваливается в тартарары под громы и молнии в оркестре. Публика после недоуменной паузы принялась хлопать: аплодисменты становились все горячее и шумнее, переходя в овации. И тогда, как бы на бис, Курентзис со товарищи исполнил-таки нравоучительный эпилог-финал с моралите, где каждый из участников действия высказывает свое отношение к произошедшему, с фугированным ансамблем, идущим в бешеном темпе. Публика повеселела: теперь все положенное было сыграно и доложено.

Обратно в Петербург я летела вместе с оркестром: для музыкантов MusicAeterna начинается новый этап жизни. Первый петербургский сезон, который они открыли 1 сентября исполнением «Così fan tutte» в зале Академической капеллы, будет продолжен Реквиемом Моцарта в октябре и Реквиемом Верди в ноябре.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России» Журналистика: ревизия
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России»  

Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо

12 июля 202370036
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал»Журналистика: ревизия
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал» 

Главный редактор телеканала «Дождь» о том, как делать репортажи из России, не находясь в России, о редакции как общине и о неподчинении императивам

7 июня 202341593