COLTA.RU продолжает знакомить вас с событиями фестиваля SXSW в Остине. В заключительной части своего «бурбонного дневника» Егор Антощенко слушает рассказ о новой жизни басиста Nirvana Криса Новоселича, узнает секрет идеального хита у диско-легенды Найла Роджерса и уезжает из города с разбитым сердцем после выступления Молли Берч.
Узнать, что по-настоящему волнует человека, просто: посмотрите на наклейки на его автомобиле. Рядом с огромным билбордом с портретами Вилли Нельсона и Дженис Джоплин (оба — уроженцы и гордость штата) я вижу джип со стикером «Техасский демократ». Остин считается самым либеральным городом в консервативном Техасе, «ягодой черники в томатном супе», как говорят здесь (синий — цвет Демократической партии, красный — Республиканской). На другой машине, которая встречается мне на пути, — наклейка «Ridin' with Biden» («Еду с Байденом»). Бывший вице-президент Джо Байден только что выступил на фестивале с трогательной речью, посвященной собственной кампании по борьбе с раком (в позапрошлом году от рака мозга умер его сын Бо Байден).
Политика на SXSW сопровождает музыку повсеместно: только что стало известно о еще трех музыкантах, которых не пустили в Штаты пограничники, — это барабанщик Юсеф Камаал, известный по собственному неосоул-проекту Youssef Kamaal, и его братья Ахмед и Карим, играющие в группе United Vibrations. А также металлическая группа Massive Scar Era: музыканты из нее проживают в Египте и Канаде, проблемы возникли при пересечении канадско-американской границы. Огромный лысый человек, в котором с трудом узнаешь басиста группы Nirvana Криса Новоселича, тоже рассказывает на своей встрече преимущественно о политике: с 2008 года он возглавляет общественную организацию FairVote, которая ставит целью поменять выборное законодательство штатов, чтобы их представляли в конгрессе депутаты из большего количества партий. Новоселич считает себя либертарианцем и говорит, что голосовал на президентских выборах за Гари Джонсона, — он очень недоволен тем, что большинству американцев навязали выбор из двух плохих кандидатов. «Мне говорили, что я просто выбрасываю свой голос, а я отвечал: “Нет, это вы его выбрасываете!”» — говорит он. Спустя 20 лет после окончания школы Новоселич получил высшее образование в сфере социальных наук. «Однажды я выполнял домашнее задание прямо во время студийной сессии с Полом Маккартни, — вспоминает Новоселич, — а Буч Виг (продюсер альбома «Nevermind» и лидер группы Garbage. — Ред.) проверял то, что я написал». Помимо общественной деятельности он играет в двух малоизвестных группах и даже иногда берет в руки аккордеон, с которым мы помним его в песне «Jesus Doesn't Want Me for a Sunbeam». И кто бы сказал ему в 1993-м после концерта Unplugged in New York, что его жизнь сложится именно таким образом.
Nirvana — «Jesus Doesn't Want Me for a Sunbeam»
Основатель группы Chic и диско-легенда Найл Роджерс, выступающий на следующий день, начинает свой рассказ с того, как в 15-летнем возрасте встретился с доктором Тимоти Лири и попробовал ЛСД, а потом два дня подряд слушал первый альбом The Doors, вышедший за день-два до того. Человек, написавший такие песни, как «Good Times» и «Le Freak», не может не быть энтертейнером от Бога — и следующий час проходит на одном дыхании. Роджерс вспоминает, как перешел от джаза к поп-музыке. «Как-то раз я пришел к своему учителю очень недовольный: мне и моей группе опять нужно было играть песни из хит-парада Top-40, — говорит Найл Роджерс. — И он сказал мне то, что редко услышишь от джазового музыканта. Он сказал: любая песня, которая попадает в хит-парад, — это замечательное музыкальное произведение. Потому что оно трогает души миллионов незнакомых друг другу людей». Через две недели Роджерс написал суперхит «Everybody Dance» и вот уже сорок лет выпускает песни, будто покрытые золотой пылью. Последний глобальный хит Найла Роджерса, Фаррелла Уильямса и Daft Punk «Get Lucky» возглавил хит-парады более ста стран, хотя французы изначально делали ставку на другую песню с пластинки «Random Access Memories» — «Lose Yourself to Dance». «Когда состоялась премьера “Get Lucky”, я был на Ибице, и меня попросили подыграть во время композиции, — вспоминает Роджерс. — Я стоял, слушал и пытался разобраться, что играть. Меня спросили: “Чего тут сложного? Это же всего лишь четыре аккорда”. Я сказал: “Вы правда считаете, что я играю там всего лишь четыре гребаных аккорда?!”» На самом деле в «Get Lucky» звучат три разные гитарные партии Роджерса, соединенные в один ритмический рисунок.
Daft Punk feat. Pharrell Williams & Nile Rodgers — «Get Lucky»
Найл Роджерс честно говорит, что никакой формулы идеального хита не существует — все определяет какая-то магическая сила во Вселенной, из-за нее успешной может стать та песня, о которой ты и не подумал бы. «В случае с “Get Lucky” все дело было в послании, которое было таким настоящим и честным, что заставило откликнуться на него миллионы людей по всей планете, — говорит Роджерс, — и дело тут не в гениальном маркетинге, хотя он у Daft Punk всегда был действительно гениальным». Он вспоминает, как был устроен музыкальный маркетинг до появления интернета. Чтобы раскрутить свою песню «Dance, Dance, Dance», Роджерс нанял человека с мегафоном и девушку, одетую в стиле 1920-х, — они стояли у офисов радиостанций в Питтсбурге, Филадельфии и Нью-Йорке и делали перформанс под музыку, привлекая внимание спешащих на работу диджеев. «Постепенно, в несколько шагов, нам удалось попасть в эфир WBLS, главной музыкальной радиостанции в Штатах на тот момент, — вспоминает Роджерс, — потому что все вокруг говорили про нас и нашу придумку». Свой ключ к успеху он определяет как открытость ко всему новому и отсутствие снобизма. «Я написал не меньше музыки для рекламы, чем хитов, забравшихся на вершины хит-парадов, — говорит Роджерс. — Не загоняйте себя в рамки: сейчас, с новыми техническими возможностями, нужно стремиться, чтобы ваша музыка звучала везде, где это только возможно».
Kristen Gibbs — «Whisky in the Jar»
Перед вечерними концертами я захожу в ирландский паб B.D. Riley's, чтобы послушать местную достопримечательность — арфистку Кристен Гиббс. Обычно, когда я слышу где-нибудь арфу, моя физиономия начинает напоминать лицо Сергея Шнурова в фильме «Пока ночь не разлучит» — но здесь другая история. Гиббс вместе с контрабасистом и барабанщиком исполняет блюзовую классику вперемешку с современными хитами вроде «Uptown Funk» Марка Ронсона — ее звонкий техасский голос, кажется, может оторвать от своих тарелок даже самых унылых людей. Она рвет струны своей арфы на свадьбах и танцах, наверняка может сыграть и на похоронах — и хотя у нее вряд ли когда-нибудь будет с кем-нибудь крупный контракт, музыкальный Остин теперь будет ассоциироваться у меня не в последнюю очередь с ней.
GoGo Penguin — «All Res»
После пары пинт темного техасского эля я направляюсь на шоукейс андеграундного джаза в заведение под названием Maine II — именно на нем и должен был выступить не получивший визы Юсеф Камаал. Здесь играет трио GoGo Penguin, одна из самых интересных джазовых групп, которые я слышал за долгое время. Эти манчестерские ботаники не пользуются конвенциями мейнстримного джаза: многие их композиции получились из набросков в электронных редакторах Logic и Abletone. В игре пианиста Криса Иллингворта можно услышать влияние композиторов-минималистов, барабанщик Роб Тернер явно за свою жизнь послушал немало драм-н-бейса и IDM, а партии контрабасиста Ника Блека напоминают о любимом в России коллективе Red Snapper. Их музыка звучит крайне интригующе, ей свойственны неожиданные повороты и перепады настроения, она невероятно свежа и актуальна — и остается надеяться, что кто-нибудь догадается привезти GoGo Penguin в Россию.
Molly Burch — «Downhearted»
Но самый дорогой для меня концерт состоится позже — в напоминающем своим потертым шиком наши «16 тонн» клубе Maggy Mae's Gibson Room выступит Молли Берч. Берч росла в Лос-Анджелесе, училась джазовому вокалу в Университете Северной Каролины, потом обосновалась в Остине, где только что выпустила замечательный дебютный альбом, — но все это совершенно неважно. Потому что главное — это голос, в котором есть какое-то потустороннее синее свечение. И музыка, где слышны отголоски ду-уопа, пляжного попа, серфа и которая вместе с этим голосом звучит просто магически.
Полупустой зал, несколько неприкаянных юношей у сцены и пьяненьких пятидесятилетних рокеров в массивных кожаных креслах вокруг. Перед концертом гитаристка группы поглаживает гипс на левой ноге. «В эти холодные дни мне так нужно прикосновение твоей руки, — поет Молли Берч. — Пожалуйста, будь моим».
Когда она пропевает эти слова, внутри меня словно бы падает со скрипом огромное дерево — и поэтому сейчас я порушу к чертям рамки и условности этого репортажа. Конечно, я буду твоим! Иначе зачем все это? Зачем я тридцать три года нарезаю круги в этом цирке? Зачем я складываю глупые слова в неуклюжие предложения? Зачем я часами торчал на фестивале «Чартова дюжина» и брал интервью у групп, названия которых не вспомнит теперь никто, включая меня? Только чтобы однажды встретить тебя и быть твоим, Молли, — здесь, сейчас, навсегда.
Но после концерта мы обмениваемся лишь парой коротких фраз, вежливо улыбаемся друг другу и растворяемся в столпотворении Шестой улицы. Вскоре я оказываюсь на автобусной станции компании Greyhound среди других людей, которым в жизни повезло чуть меньше, чем обычным. За пару-тройку сотен на «Грейхаунде» можно объехать всю Америку — и почти у каждого, кто путешествовал на этих автобусах, есть про них история. «Я как-то в юности ехал на “Грейхаунде” в Лас-Вегас, так мне предлагали проституток и крэк прямо на вокзале, — сказал портье моей гостиницы. — Впрочем, может быть, времена изменились». Времена, кажется, действительно изменились: юноша с покрытым татуировками лицом увлеченно, с научными терминами, рассказывает своему другу об НЛО и паранормальных явлениях. В моем кармане фляга с текилой, подаренная нашим переводчиком, — но она не в силах меня хоть немного взбодрить. Я то и дело проваливаюсь в сон; каждый раз, когда я просыпаюсь, я слышу что-то про аномалию в Фениксе или таинственное сияние над Питтсбургом. Сзади негромко, но навязчиво звучит хип-хоп из мобильника. В телевизоре размахивает своими огромными руками Трамп. Одинокая звезда медленно тает в ночном небе. Завтра я буду в Новом Орлеане.
Molly Burch — «Please Be Mine»
Благодарим посольство США в России за помощь в подготовке материала.
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова