Инна Желанная: «Традиция по-прежнему в разряде “неформата”»

Заслуженная фолк-певица о своем новом проекте — пластической мистерии «Вилы», этнофестивалях и силе народной песни

текст: Денис Бояринов
Detailed_picture© Артур Ощепков

В 1990-х Инна Желанная и ее группа Farlanders были международно знаменитыми послами российской этномузыки, выступавшими на крупнейших мировых форумах — вплоть до музыкальной программы летних Олимпийских игр в Атланте 1996 года. Уважаемая фолк-певица не оставляет экспериментов по соединению традиции русской песни с современными стилистиками. 18 мая в клубе Glastonberry состоится премьера новой программы Инны Желанной, над которой она работала последние полтора года, — «пластической мистерии» «Вилы», включающей в себя ансамблевое народное пение, электронную музыку, современные танцы, театр и перформанс. Денис Бояринов встретился с певицей, чтобы узнать подробности необычного проекта.

— До того как вы увлеклись русскими народными песнями, какая музыка вас интересовала?

— Я была поклонницей русского рока. Ездила на концерты в разные города. Любила Гребенщикова, Бутусова, Борзыкина, «Алису», «АукцЫон», «Калинов мост». Я была в 1987 году на Подольском рок-фестивале, где дебютировали «Наутилус Помпилиус», «Настя» и «Калинов мост».

— Вы тогда еще не пели?

— Пела по каким-то странным коллаборациям среди друзей. Было несколько коллективов, в которых играли одни и те же люди, кочуя из группы в группу. Впрочем, как и сейчас. Мне было 20 лет. Для меня это была игра — я не относилась к этому серьезно. А вот с тех пор как мой первый продюсер Игорь Замараев познакомил меня с группой «Альянс», все резко изменилось.

Казалось бы, народная музыка такая простая, незатейливая, а вот ведь — до глубины души достает…

— Как вас Сергей Старостин познакомил с русской музыкой?

— Мы писали с «Альянсом» альбом «Сделано в белом», где Сергей Старостин тоже принимал участие. Тогда и произошло это открытие. Все мы знаем русские песни в том виде, в котором их в течение долгих десятилетий подавало Министерство культуры. Подмены, авторские стилизации и «разлюли-малина». И вдруг я столкнулась с чем-то глубоким, совершенно магическим, о чем раньше не знала. Это меня завлекло.

— На «Сделано в белом» вы пели свои песни, но они уже тяготели к народным.

— Так говорили, да, но меня саму это удивляло — я не слышала ничего народного в своих песнях. Когда Игорь Замараев, мой первый и единственный продюсер, привел меня к «Альянсу», он мне сказал: вот те люди, которые сделают тебе хорошо. А я была панкушница, рокерша: «Какой “Альянс” — это же попса!» Нет, это не попса, а нью-вейв, ты ничего не понимаешь, и главное не что они играют, а что они могут сделать. Привел меня в свою студию. Они с группой сели за стол — ну давай, пой. И я, дикая девочка с гитаркой из Зеленограда, стесняясь, что-то напела дрожащим голоском. И они такие: ну вот, наконец-то! И сразу пошел разговор, как будто меня нет, — они начали обсуждать, как сыграть, как будут записывать, когда будут смены и т.д. Они действительно все сделали очень круто и для меня абсолютно неожиданно. И эта работа перевернула мое восприятие музыки, мое отношение к музыке.

Инна Желанная — «До самого неба»

— После «Альянса» у вас был собственный проект Farlanders, у которого, как кажется из сегодняшнего времени, была невероятная история международного признания. Вы осознавали этот успех в тот момент?

— Поначалу казалось, что это очень круто. Но было две проблемы. Первая — поездки на износ. Когда ты арендуешь автобус и мчишься из одного города в другой 20 часов, там кое-как спишь пару часов и выходишь на сцену, играешь концерт и снова мчишься в следующий город. Это было тяжело чисто физически. Я вижу, как сейчас молодежь много ездит по Европе. Спрашиваю: как вы ездите? На своем автобусе. О боже, я все это прекрасно помню — это катастрофа! (Смеется.)

Вторая проблема была в том, что у нас практически не было никакой деятельности в России. Мы ехали за границу, зарабатывали там денег и по полгода здесь на них жили. Мы даже не пробовали быть здесь нужными. Наш промоутер Саша Чепарухин был нацелен именно на Запад. В России работа не велась. Какое-то время с моей стороны наверняка было упущено. И получается, что сейчас мое имя вроде бы на слуху, но что это за музыка — никто не знает. Судя по фамилии, то ли романсы, то ли цыганская песня.

— Благодаря востребованности Farlanders вы познакомились со многими именитыми западными музыкантами — от участников King Crimson до Питера Гэбриела. Этими знакомствами вы можете сейчас воспользоваться?

— Мне не нравится слово «пользоваться», конечно же. С Треем Ганном мы дали пару концертов в Москве, записали несколько песен, он принимал участие в записи наших альбомов. Есть люди, с которыми хочется работать не потому, что они какие-то именитые и добавят выгодную строку в пресс-релиз. Эти люди настолько вдохновляют своим творчеством, что хочется, как вы говорите, пользоваться связями. Исключительно ради искусства.

Но на самом деле у нас вообще мало кто знает, кто такой Трей Ганн, кто такие King Crimson. Даже многие молодые музыканты, как выяснилось, не в курсе, кто такой Питер Гэбриел!

— С чего начался проект «Вилы»? Я с удивлением узнал, что ваши «вилы» — это не крестьянский инструмент, а прекрасные девушки — славянские нимфы.

— Я долго вынашивала идею, что надо совместить народное ансамблевое пение и электронику с танцами. Еще года три назад ходила и всем рассказывала, какая крутая у меня идея и как я себе это все представляю. Все поддерживали: да-да, очень круто! А потом я поняла, что чем больше об этом говорю, тем больше упускаю возможность этот проект сделать. В проговаривании всегда есть элемент делания. Поговорил — и успокоился. Так умирают многие талантливые идеи. И я перестала болтать попусту и усилием воли взялась за дело.

С названием тоже интересная история получилась. Мы готовили проект и продвинулись уже довольно далеко, но название придумать никак не могли, все варианты были какие-то простоватые, обыденные, недостаточные для выражения нашей сути. В тот момент постановщик уже придумал нам костюмы — длинные белые балахоны с трехметровыми рукавами, тяжелые армейские ботинки и волосы до пола. И вот однажды сижу я в интернете, копаюсь в мифах и легендах в поисках названия для группы и вдруг вижу: «Вилы — женские мифологические существа. Выглядят как стройные очаровательные девушки с распущенными волосами до земли и большими крыльями. Одеты в длинные белые платья, под которыми они прячут свои ноги с копытами». Все сошлось! Но осталась одна проблема — группа с названием «Вилы» когда-то уже была, и мы уперлись в этот этический момент. Брать название было нельзя. Я долго думала, как поступить, и не придумала ничего лучше, как найти руководительницу тех «Вил» Василису Введенскую, позвонить и просто спросить ее разрешения. К тому моменту той группы уже лет десять как не существовало, и Василиса великодушно дала добро.

— Почему именно эти три составляющие — ансамблевое пение, электроника и танцы?

— Хотелось сделать что-то современное и необычное, совместить несовместное, традицию и современные технологии. Я давно хотела поработать с вокальным ансамблем или хором. Когда я в это влилась, я поняла, что это не так-то просто — набрал девочек, и все сразу запели. Мы репетируем больше года, а до идеального звучания еще далеко. Плюс петь в движении оказалось намного сложнее, чем я себе представляла. Мы обратились к педагогу Гнесинки, чтобы она привела нас к единой вокальной позиции. И все зазвучало гораздо чище и увереннее.

«Одеты в длинные белые платья, под которыми они прячут свои ноги с копытами».

— А где вы набирали девушек?

— Одна из них, Лена Лифшиц, — моя бывшая ученица, пела в народном ансамбле у Варвары Котовой. Вторая, Рита Кожеурова, пела в группе, которую меня когда-то позвали продюсировать. Третья — Света Лобанова, победительница конкурса молодых талантов фестиваля «Мир Сибири», в котором я была в жюри. Я ее запомнила по тому конкурсу, и, когда Света переехала из Тулы в Москву, я ее позвала в «Вилы». В Туле она пела в народном ансамбле «Услада», и, как мне кажется, она — единственная из нас, кто понимает, что такое настоящий народный ансамбль (смеется).

— Вы не главный голос в этом ансамбле?

— Вообще не главный. У всех девочек есть «своя песня», где они выступают в роли главной «запевалы». А у меня даже песни своей нет. Мне кажется, я вообще лишена какого-то тщеславия, выпячивания себя. Наверное, это плохо для артиста. Надо выпячивать (смеется).

— Кто стал хореографом в проекте?

— Мой друг, режиссер Театра на Юго-Западе Олег Анищенко, порекомендовал своего хореографа-постановщика Артура Ощепкова, сказал, что он лучший. Ощепков ставил спектакли в Театре Романа Виктюка, Театре на Таганке, Ленкоме, театрах Станиславского, Вахтангова, «Театриуме на Серпуховке» и «Театре.doc». И в Москве, и в регионах, и вообще проще сказать, где он не работал. У нас с ним долго не получалось даже встретиться поговорить, настолько он занятой. Потом наконец удалось, он мне набросал с ходу несколько идей, которые абсолютно не соответствовали моим представлениям, но настолько запали мне в голову, что я общалась еще с 8—10 хореографами после этого, а он все не выходил у меня из головы. В итоге мы остановились на его кандидатуре и начали с ним заниматься, но вовсе не танцами. Мы не танцуем в прямом смысле этого слова, Артур склонил нас в сторону театральности. Но и театром это тоже нельзя назвать в полной мере. Сам Артур называет это «пластической мистерией».

© Алексей Чой

— А песни для этой программы вы откуда брали — опять из архивов Сергея Старостина?

— Все думают, что архив в стране только один — у Сергея Старостина, а их миллион. В Московской консерватории и в Санкт-Петербургской. Есть и другие коллекционеры-собиратели. И в интернете сейчас можно найти все что угодно — все, что было собрано, там доступно. Найти любую песню — не проблема.

— Чтобы найти, надо знать, что ищешь.

— Можно искать по обрядам, можно по областям. Бывает, услышишь что-то, что западет в душу, но запомнишь всего пару слов. Бежишь к интернету, набираешь эти два слова — и копаешься в песнях, пока не найдешь. А не найдешь — тогда к Старостину: «Дедусь, откуда эти слова — что это за песня? Ну хотя бы область скажи» (смеется).

— Сколько песен будет в программе?

— 11 или 12, кажется. Программа примерно на полтора часа. Песни не только я предлагала, девочки тоже знатоки традиции, причем знают ее гораздо глубже, чем я. Поэтому материал у нас довольно разношерстный. Есть и свадебные, и колыбельные, и колядные, и плясовые, и в них мы даже что-то такое отплясываем.

— Есть сквозной сюжет?

— Такое ощущение, что у хореографа-постановщика он есть, но мы о нем не знаем. Однажды Артур сильно опоздал на репетицию, и, пока его не было, мы кое-что поменяли. Был страшный скандал. Оказалось, что мы «сломали всю историю». Так что мы вернули все обратно и больше не спорили.

— Я прочитал в вашем посте, что «Вилы», которых еще никто не видел, уже сравнивают с «ДахойБрахой» и Софией Ротару. Почему с «ДахойБрахой», я еще могу понять, но почему с Ротару?

— Еще с Линдой. Я не знаю почему, но это очень весело. Люди мало что знают, поэтому оперируют своим стандартным набором представлений. Раз народный ансамбль — значит, «ДахаБраха». У них поют три девушки и мужчина, а у нас четыре девушки и мужчина не поет. У них — черные папахи, у нас — белые платья. Почти одно и то же (смеется).

Похоже, уже и публика поняла, что ждать от телика и радио сейчас ничего не приходится, и все катаются по фестивалям.

— Вы, как и Сергей Старостин, считаете, что с фольклорным движением в России сейчас все хорошо.

— Все хорошо, коллективов много, фестивалей тоже много и становится все больше. Единственное, что расстраивает, — так и не появилось медийной площадки, где можно было бы их видеть и слышать. Традиция по-прежнему в разряде «неформата». Мы-то, артисты, поскольку сами крутимся в этой каше, всех их знаем, а широкой публике они не особо известны. Это обидно. И это безвыходная ситуация.

Похоже, уже и публика поняла, что ждать от телика и радио сейчас ничего не приходится, и все катаются по фестивалям, потому что там все самое интересное происходит. Кто бы мог подумать 10 лет назад, что фестиваль «Мир Сибири» в селе Шушенском будет собирать по 30 тысяч человек! В такой-то глуши — а приезжают со всей страны!

— Вы туда каждый год ездите?

— Да, я там работаю в жюри конкурса. И иногда выступаю на фестивале. Возможно, в этом году представим там «Вилы».

— Каков уровень молодых исполнителей?

— Очень высокий! Бывают такие самородки, что слушать нет сил — пробирает до мурашек, комок в горле, слезы градом. Казалось бы, народная музыка такая простая, незатейливая, а вот ведь — до глубины души достает…

— А потом они куда деваются?

— Да кто куда. Одни остаются на своих родинах, другие едут в центр, некоторые уезжают в Европу, в Америку. Но так или иначе все они продвигают русскую музыку. Вот Света Лобанова, например, поет в «Вилах» (смеется).

Поддержите проект Инны Желанной «Вилы» на сайте Planeta.ru


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20245147
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246695
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413250
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419713
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423784
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202429079
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429730