Марк Э. Смит: чудесный и пугающий

Очень странное ощущение — писать некролог Марку Э. Смиту (далее МЭС для удобства). Хочется ущипнуть себя. Удерживает лишь то, что это клише. Это реально происходит?

В первую очередь, важно понимать, насколько велик был интерес МЭСа ко всему сверхъестественному, потустороннему, оккультному. «Я раньше был ясновидцем, но избавился от этого благодаря бухашке», — как-то сказал он. В молодости МЭС зарабатывал гаданием на картах Таро и утверждал, что люди к нему приезжали на спортивных тачках и платили 40 фунтов в час. В названии дебютного альбома The Fall — «Live at Witch Trails» — сразу заявлены ведовские процессы Средневековья. Песни Смита густо населены гремлинами, хобгоблинами и прочими фольклорными упырями-нетопырями. Один из самых больших хитов группы — перепевка классики северного соула «There's a Ghost in My House», и в их исполнении мотив ушедшей любви проседал под гнетом линии бытовых паранормальных явлений. Этот интерес, кстати, позволяет надеяться, что Марка Э. Смита не смогут сильно озадачить никакие сущности, встреча с которыми может ждать нас по ту сторону.

МЭС практически в каждом интервью распространялся о фантастике и хоррорах, о своей любви к Лавкрафту, Артуру Мэкену, Артуру Кларку. Из русских писателей не посещавший колледжей автодидакт из рабочего класса котировал, конечно же, Гоголя. Жанры отвечали взаимностью: если песни The Fall появлялись в саундтреке, то это были хоррор («Молчание ягнят») или фантастика (экранизация «Высотки» Балларда).

Почти все тексты песен The Fall — это микроновеллы. По-другому не может быть, если твоя группа называется в честь романа Камю. Существует даже сборник художественных рассказов по мотивам песен The Fall под названием «Извращен языком» — вполне логичная, но совсем не обязательная надстройка. Полные аллюзий, алогизмов, мистики, технического жаргона, ономатопеических эффектов, цитат из районных газет и рекламных слоганов, тексты песен Смита уже достаточно самоценны в литературном плане, не являясь при этом ни литературой, ни поэзией. Постылая промзона тэтчеровской Британии через призму этих текстов становится территорией гротеска (после грамма — вещества МЭС применял активно, как Уильям Берроуз или Филип Дик). И они будут не до конца понятны даже носителю, не говоря уже о слушателе с продвинутым уровнем английского. Переводу не поддаются тем более. Здесь возникает языковой барьер, не позволивший The Fall стать по-настоящему мировым феноменом.

Другой барьер — это расхожее мнение об ограниченных вокальных способностях Смита. Мнение это настолько нелепое, что спорить с ним совершенно не хочется. Но надо. The Fall исполняли рок-н-ролл, и голос Смита, его подача, злобное ворчание, пронзительные взвизги, невозмутимая, протяжная интонация — это идеальный и даже единственно возможный рок-вокал для белого исполнителя. «Рок-н-ролл, на самом деле, толком не музыка. Это неправильное обращение с инструментами с целью передачи чувств». МЭС все правильно понимал и точно передавал. И передавал весь спектр чувств, не только негатив — возьмите, к примеру, рефлективную «Bill Is Dead» с прямым и искренним припевом «Это лучшие времена в моей жизни» (учитывая, что незадолго до этого МЭС пережил развод и смерть отца).

Вихрь чувств — это и почитаемый Смитом английский вортицизм начала XX века с его геометрией и сочными цветами (все это встречается на большинстве обложек The Fall). Возглавлявший этот недолговременный стиль почти неизвестный в России художник и писатель Перси Уиндем Льюис провозгласил себя «Врагом» и жестко громил концепции искусства и конкретных художников. Отношение других к нему было достойно врага — Хемингуэй в «Празднике, который всегда с тобой» описал его как гнусного человека, «лицо которого похоже на лягушку». Рецензия на его выставку в 2008 году стартовала с такого пассажа: «Фашист, расист, женоненавистник, гомофоб, презрительно-надменный и озлобленный на людей: можно быть всем этим и все равно быть великим художником». Ничего не напоминает?

Про своих музыкальных кумиров МЭС рассказывал менее охотно, чем про писателей, — он любил гаражный рок, регги, рокабилли, Velvet Underground, The Stooges, чудачества Captain Beefheart и Can (и даже сочинил песню «I Am Damo Suzuki»). Зато его зачисляли в кумиры и откровенно копировали многие британские и американские инди-группы — за что удостаивались от Смита как минимум презрения (здесь мы передаем отдельный привет группе Pavement). Список артистов, которым досталось на орехи в интервью МЭСа, бесконечен — но непременно найдите и ознакомьтесь с показательным выступлением Смита в одной упряжке с Ником Кейвом и Шейном Макгоуэном в конце 1980-х, то интервью называлось «Три всадника Апокалипсиса». Обе иконы независимой музыки были уничтожены Смитом с особым изяществом.

«Всегда разные. Всегда одни и те же». Джон Пил на правах главного фаната группы наиболее емко объяснил главное достоинство The Fall. Способность одновременно преподносить сюрпризы и радовать узнаванием, в равной мере быть прогрессивным и оставаться верным традициям МЭС сохранил на протяжении всех сорока лет карьеры. «Повторение есть музыка, и мы никогда не станем шляпой» — строчка из песни «Repetition» стала манифестом The Fall. Текстовая разнузданность отлично сочеталась со спартанскими постпанковыми риффами. МЭС нещадно тиранил своих музыкантов, вычитая у них из зарплаты за каждое соло на гитаре или удар по том-тому.

Да, он был тиран и диктатор, безусловно (имя, происходящее от бога войны, способствовало). Но группа The Fall — это не сольный проект Смита, а именно что группа, функционировавшая по принципу футбольной команды, с заменами в составе и трансферами. У Смита была тактика, и он ее придерживался (сам признавался, что немножко похож на Алекса Фергюсона). Тактика эта привела к тому, что мы теперь имеем около тридцати студийных альбомов The Fall, в которых можно блуждать бесконечно: продуманный лабиринт, изощренный пазл, гигантская воронка. Для сравнения: соседи-антиподы Joy Division оставили после себя ровно два альбома.

В отличие от другого соседа, МЭС никогда не размахивал британским флагом и земляков своих поливал едким юмором («British People in Hot Weather»). Марка Э. Смита, в какой-то степени русофила (назвал альбом «Bend Sinister» в честь романа Набокова и часто находил пару приятных слов о русских — например, о Сталине), наверное, порадовал бы тот факт, что в 1994 году его показали по второй кнопке российского ТВ. 15-минутное интервью, которое МЭС дал Андрею Борисову во время выступления в Эстонии, и несколько видеоклипов были показаны в программе «Экзотика» на канале РТР поздно вечером. Еще раз, для ясности. Группу The Fall полчаса показывали по федеральному каналу в 90-х! Такое было возможно. Среди показанных клипов был «Lucifer over Lancashire», в частности.

Многие из тех, кто узнал и полюбил The Fall после этой передачи, 10 лет спустя пришли на ставшие легендарными два концерта в «16 тоннах». В зале были художник Анатолий Осмоловский, главред газеты eXile Марк Эймс, лучшие музыканты и критики. Аудиторию такого качества вы за деньги не купите. Аудитория The Fall — это те, кто прошел тест, 50 000 фанатов The Fall (из них на Россию приходится где-то 500) не могут ошибаться. МЭС вышел на сцену буквально из-под палки ближе к четырем утра и устроил королевский перформанс тем, кто дождался этого момента, — как обычно, при этом колдуя над усилителями, срезая частоты и выкручивая регуляторы.

Британские критики и журналисты боялись Марка Э. Смита больше остальных — и имели все основания для этого. Он владел словом лучше многих из них, перепивал любого и легко мог выбить глаз особо бестолковым. Собирательный образ музжурналиста МЭС прописал в вещи «Mere Pseud Mag. Ed.» («Носил бороду, что было странно, / Как-то недавно услышал Ramones в 81-м, / Имеет испанскую гитару»). Пол Морли, не последний человек в британской музкритике и фанат The Fall, даже в какой-то момент возопил: «А что, если он не гений? Вдруг он просто старый бухой бомж, накидался сильнее обычного и стал извергать более-менее связные фразы, а мы в них видим больше, чем нужно?»

Сейчас все эти писаки занимаются тем же, чем и я, — пишут некрологи, не веря в происшедшее и аккуратно подбирая слова. Достаточно проскроллить парочку из них, и непременно наткнешься на самые громкие панегирики. Это соответствует моменту, казалось бы — ушел рок-герой, в Британии равный Егору Летову, скорее всего. Но нисколько не соответствует концепции антипафоса, которой придерживался МЭС: стратегии уклонения от проявления чувств. Противоречивая фигура — это клише? МЭС умел быть странным, не будучи странным. МЭС умел проявлять чувства, не проявляя чувств. Мало кто может похвастаться таким. МЭС был Hip Priest. Клевым жрецом. И да, его не оценили. Но у нас же остались альбомы The Fall. Мы ведь еще поблуждаем по этим лабиринтам.

Понравился материал? Помоги сайту!