Black Rebel Motorcycle Club: «Лучше держаться от Америки подальше!»

13 июня в «ГлавClub Green Concert» выступят Black Rebel Motorcycle Club — калифорнийская рок-группа непростой судьбы. Их предыдущий альбом «Specter at the Feast» был записан на переживаниях от утраты Майкла Бина, продюсера, саунд-инженера и отца вокалиста группы. Затем BRMC молчали несколько лет, поскольку их барабанщица Лея Шапиро боролась с тяжелой болезнью и перенесла операцию на головном мозге. Теперь она снова за установкой, а BRMC — в мировом туре в связи с выходом нового альбома «Wrong Creatures». Кристина Сахранянц перехватила группу на одном из европейских концертов.

«Где же они? Где эти чертовы?..» — в поисках сигарет барабанщица Black Rebel Motorcycle Club Лея Шапиро методично обыскивает карманы всех рюкзаков, чемоданов и сумок, что раскиданы по гримерке лилльского клуба «Ле-Сплендид», когда на пороге появляемся мы с тур-менеджером группы Мидо. «У меня где-то был табак для самокруток. Принести?» — предлагает он. Лея бросает на Мидо саркастический взгляд: «Ты что, хочешь, чтобы я скручивала сигу этим?» — и поднимает руки с разбитыми, как у всякого барабанщика, пальцами. Неловкое молчание прерывает гитарист и вокалист BRMC Питер Хейс, который как раз вернулся из магазина… с сигаретами.

— Вы выпустили первый за пять лет альбом и начали мировой тур. Каково снова быть в седле?

Лея Шапиро: О, просто превосходно! Первые концерты мы играли у меня на родине, в Дании, так что для меня это в некотором роде особенная история: я встретилась с кучей родных и друзей, которых давно не видела. Но надо сказать, что перерыва-то как такового не было. То есть он был, но у меня, а не у парней! (В ноябре 2014 года Лея перенесла операцию по удалению опухоли головного мозга. — К.С.)

— Не могу не спросить: тяжело ли проходила реабилитация? И как быстро ты вернулась за установку?

Лея: Определенно реабилитация — самый тяжелый период после любой операции: сложно мотивировать себя сделать хоть что-то, не то что сесть за установку! А нужно ведь проходить физиотерапию и все такое. Хотя мне повезло: хирург, который меня оперировал, оказался нашим фанатом и вообще настоящим меломаном и знатоком музыки. Он прекрасно понимал, что такое будни артиста, какой концентрации и физической выносливости требует жизнь в туре, и разработал для меня специальную четырехнедельную программу, чтобы я максимально быстро пришла в форму. Конечно, на первых репетициях я не могла играть дольше часа — было слишком громко. Но постепенно все пришло в норму.

— К этому моменту материал для нового альбома уже был в работе?

Лея: Да, ведь некоторые песни мы начали писать еще до всей этой истории. Джемили в туре, набрасывали что-то…

Питер Хейс: А некоторым из них больше пяти лет. Какие-то треки, например, не вошли в предыдущий альбом «Specter at the Feast».

Не стоит видеть в Америке пример для подражания.

— Первое впечатление от новых песен — эта музыка мрачнее того, что вы делали прежде. Разделяете ли вы такое ощущение?

Лея: Интересно: разные люди воспринимают их по-разному. Кому-то, к примеру, кажется, что музыкально «Wrong Creatures» похож на наш первый альбом. Но да, он мрачнее и насыщеннее, чем «Specter at the Feast». Там было много психоделичных, тягучих и мелодичных песен, а здесь все куда быстрее и агрессивнее.

Питер: А я не думаю, что новые песни мрачнее. Во всяком случае, когда я их писал, то, как мне казалось, стихи были не более угрюмыми, чем обычно!

— Что ты тогда читал? Ты где-то упоминал, что поэзия, которую ты читаешь, влияет на то, что ты пишешь.

Питер: О стихах не скажу, но есть одно произведение, к которому я неоднократно возвращался в последние годы, — эссе Генри Миллера «Хлеб насущный» («The Staff of Life»). В нем Миллер как бы беседует сам с собой и прибегает к образу хлеба как к метафоре того, что мы много берем у мира, но не так уж много оставляем себе и другим. Он сравнивает разные виды хлеба в Америке — белый, цельнозерновой и другие, — чтобы показать, как он превратился в бестолковый, абсолютно лишенный пользы продукт. Такой, что проще скормить его птицам. И это то, какой я вижу сегодня американскую культуру. И я не хочу быть частью этого.

Лея: А еще это отличный пример критики общества и процессов в нем. И, что самое интересное, актуальный.

Питер: Да, например, Миллер предостерегает нас от смешения разных видов хлеба — получается ни то ни се. То же применимо к культурам. Повсеместное насаждение американской культуры — прекрасное тому подтверждение. Лучше держаться от Америки подальше, ха-ха! Нет, я не говорю, что наша страна лучше или хуже других, просто не стоит видеть в ней пример для подражания.

Лея: К тому же, когда культуры смешиваются, одна неизменно подавляет другую: фастфуд, голливудские блокбастеры, массмаркет… И все это вытесняет местные, заслуживающие внимания явления.

— Или они маргинализируются.

Питер: Тоже верно. Но все же хочется, чтобы их уважали, отдавали им должное. Думаю, что смешение происходит оттого, что человеку проще ухватиться за близкое и понятное. Всегда удобнее выбрать модель поведения, которая соответствует твоим взглядам на жизнь; куда сложнее задавать вопросы.

Лея: Я называю это вики-эрудицией.

Питер: Вики-эрудицией?

Лея: Ну да, когда человек прочитал пару статей в Википедии и считает, что он в чем-то разбирается.

Питер: А, есть такое. Но к носителю такого знания не будут прислушиваться, в каком-то смысле он никогда не станет популярным.

Когда я играл на улице, чтобы заработать на еду, сиги и билет на поезд до дома, тогда я продавался.

— К слову, о популярности. Black Rebel Motorcycle Club появились в момент возрождения интереса к гитарной музыке, гаражному року и панку, но вы не стали такими популярными, как, скажем, The White Stripes или The Strokes. Как думаете, почему?

Питер: Дело в том, что в музыкальной индустрии существуют некоторые правила, касающиеся, в частности, распространения и продаж. Мы с самого начала наплевали на эти правила и заплатили за это. Но это не важно.

— При этом ваши песни периодически попадают в коммерческие проекты. Скажем, вы звучали в саундтреке «Сумерек». Как часто люди, далекие от музыки BRMC, обвиняют вас в том, что вы продались?

Питер: Ну, с этим сталкивается чуть ли не каждый музыкант, да любой творческий человек. Ты не стоишь перед тем же выбором? С одной стороны, хочешь сделать интересную историю, с другой — чтобы статью напечатали в хорошем журнале и тебе заплатили. И это справедливо, это же твой труд. Понятие «продаться» с этим не связано. Вот когда я играл на улице, чтобы заработать на еду, сиги и билет на поезд до дома, тогда я продавался. Для меня эта тема связана, прежде всего, с твоим отношением к деньгам и тем, насколько ты жаден. Продаются те, кто не может остановиться.

Лея: И потом, у каждого свои амбиции. Мне достаточно, чтобы были крыша над головой, еда на столе и возможность заниматься любимым делом. А кому-то и горы всякой херни не хватает и все время нужно еще, еще, еще…

— Вернемся к альбому. Почему вы вновь решили работать с Ником Лоуни (продюсер, работал с Arcade Fire, Nick Cave and the Bad Seeds, Yeah Yeah Yeahs. — К.С.)?

Питер: Потому что он был свободен! На самом деле, нам понравилось работать с ним еще на «Specter at the Feast». А еще нам симпатичен звук Grinderman — Ник делал оба их альбома.

Лея: Ну и не будем отрицать, что в творческой работе всегда полезен свежий взгляд со стороны. Даже если у тебя с продюсером совпадают вкусы, он может на что-то обратить внимание, что-то подсказать.

— Что означает комбинация 97L334, вынесенная на обложку альбома? Что это вообще?

Питер: Мы хотели обыграть идею с номером в научном каталоге. Знаешь, когда в лаборатории все пронумеровано, каждая бирка надписана. Мы даже все песни так хотели назвать, как будто каждая — образец, который можно изучать, рассматривать под микроскопом и все такое. А молнии на обложке отсылают к одному научному эксперименту, не знаю, может быть, это даже была военная разработка. Технология называется «Голос в череп» (Voice-to-skull) и предполагает, что микроволновая передача звука в череп человека якобы управляет его действиями, превращает его в послушного зомби. Дело было в 2000-х, в прессе технологию называли телепатией и даже «голосом Бога». Вокруг этого эксперимента куча слухов, спекуляций, теорий заговора и паранойи. Словом, прелюбопытнейшая история.

— В этом есть отсылка к паранойе, царящей сегодня в обществе?

Питер: Американском или вообще?

Лея: Мне казалось, что американцы всегда излишне невротичны.

Питер: А это хорошо или плохо?

Лея: Думаю, что плохо, ведь в какой-то момент ты начинаешь видеть пропаганду буквально во всем, дергаться по любому поводу и реально становишься психом.

Дело было в 2000-х, в прессе технологию называли телепатией и даже «голосом Бога».

— На твой взгляд, с этим сложнее жить? По крайней мере, заметно ли это стало в последние годы?

Лея: Как человек, переехавший в Штаты, а не родившийся там, могу сказать, что все зависит от того, как ты живешь: читаешь ли газеты и интернет, смотришь ли ящик, с кем и о чем общаешься. Если захотеть, можно абсолютно спокойно жить без инфошума. Но в этом, мне кажется, Америка сейчас мало отличается от других стран.

Питер: А я вот что заметил со всеми этими горлопанами в Штатах: стоит чуть копнуть, и вылезает религия, причем в наиболее примитивном виде. Тут-то вся их аргументация и рассыпается.

Лея: Причем зачастую их принципы и тем более поступки никак не связаны с понятиями духовности, нравственности, морали. Они больше похожи на фанатиков. У вас в России ведь тоже есть что-то такое?

— Да, такие люди называют себя православными активистами.

Питер: Но ты же понимаешь, что никакого отношения к религии они, по большому счету, не имеют. В лучшем случае им нужен посредник или какая-то «высшая инстанция», на которую в случае чего можно сослаться. Тогда как по-настоящему верующие люди редко афишируют свои взгляды. Скорее, наоборот, это кроткие люди. Мама Роберта (Левона Бина, басиста и вокалиста BRMC. — К.С.) была проповедницей, он во всем этом вырос. В моей семье тоже было особое отношение к Библии, как и много где в Америке. На самом деле, человек обращается к религии, потому что ищет ответы на вопросы, и в этом смысле, как это ни парадоксально, религия и наука близки. Кто я? Откуда и почему я здесь? Что происходит и что я могу сделать, чтобы мир стал хоть чуточку лучше?

— Самые правильные вопросы.

Питер: Ага. Так как, говоришь, меня бы звали в России? Пьётр? Видишь, я все время учусь!

Понравился материал? Помоги сайту!