«Никто не научил нас проживать травмы, и мы занимаемся самолечением»
Наталья Сидоренко о том, как связаны гендер, эпидемия ВИЧ и наркопотребление в России
6 сентября 2021166Мы продолжаем серию материалов, в которых музыканты рассказывают о любимых российских городах. В этот раз речь пойдет о Хабаровске, где вырос Евгений Горбунов — один из создателей групп «ГШ», «Интурист» и Interchain. По нашей просьбе Женя рассказал нам о Хабаровске своих детства, отрочества и юности и его музыкальной жизни. Вот что из этого получилось.
Интересно рассказать о Хабаровске очень сложно: в нем мало примечательного для стороннего взгляда, все его тайны и приколы таятся глубоко в старых зданиях, иногда за слоями отделки, иногда только в воспоминаниях горожан. Можно сказать, окинув Хабаровск беглым взором, что это один из самых скучных городов в мире. Когда мы года четыре назад приезжали туда на гастроли с группой «ГШ», Катя (Шилоносова — вокалистка «ГШ». — Ред.) спросила: «Как ты мог жить здесь до 23 лет?!» Я сейчас и сам с трудом понимаю. Но все же для меня этот город наполнен очень личными переживаниями, поэтому я решил рассказать вам о Хабаровске периода 1992—2002 годов, когда мне было, соответственно, 8—18 лет. Предупреждаю сразу, что это будет очень субъективное и сбивчивое повествование.
Начать нужно, конечно же, с места, где я вырос, — дома № 91 по улице Фрунзе. Его построили в 60-е, и в то время это было самое высокое здание в квартале (целых три этажа!), а потом вокруг выросли каменные гиганты (аж по пять-шесть этажей!), и у нас перестал нормально ловить телевизор, поэтому я все время смотрел два госканала и еще один кабельный. Но и этого мне хватило, чтобы нормально отъехать по телевидению 90-х. В раннем детстве я чувствовал всеобщий скепсис относительно перестройки и, даже когда ничего не соображал, рисовал в своем альбоме газету с ироничным названием «Перестроечка». Тексты в ней были в виде каракулей, да и название, кажется, тоже.
Квартира у нас была просторная, с большой прихожей, где стояли столик и два кресла, с высокими потолками, до самых этих потолков уставленная книгами. Для меня в детстве это был целый мир, там я мог придумывать себе приключения и путешествия бесконечно, и мне никогда не было скучно одному.
Мне повезло расти в центре города, который в позднесоветские времена выглядел очень хорошо — без повсеместной пошлейшей плитки, дешевого китайского сайдинга и торговых центров. Это было очень милое и умиротворенное место преимущественно со зданиями конца XIX и начала XX века. Центр — это условно три параллельные улицы на возвышенностях и два бульвара в низинах между ними, они тянутся от набережной Амура и до железной дороги. Все, что дальше, выглядит довольно угрюмо.
Самый центр города. Если идти от Комсомольской площади и ЦПКиО в сторону площади Ленина, можно увидеть много примечательных мест.
Вот Театр юного зрителя, куда мы с мамой наведывались множество раз. Она писала для них тексты песен, и мы часто ходили в ТЮЗ не только на спектакли, но и просто потусоваться за кулисами. Потом уже, лет в 14, я с друзьями записывал в звукорежиссерской ТЮЗа альбом группы «Накося» под названием «В деревне все тихо»; я его даже недавно нашел, он очень смешной и упоротый. Вам, конечно же, не покажу, так как это местами, возможно, даже компромат. Если взять левее от площади и спуститься ближе к бульвару, проходим мимо здания, где раньше располагалась радиостанция «Восток России»; там мама опять же отличилась — работала в детской передаче псом Фонариком. У нас были все выпуски на кассетах, как и выпуски бабушкиного радиошоу, которое она вела в Биробиджане (читала произведения еврейских авторов), но весь этот архив был украден довольно странными взломщиками, которые вдобавок стащили сливочное масло, две бутылки шампанского и провод от магнитофона без самого магнитофона. Раньше мне было страшно обидно, что они уперли из квартиры советскую реплику компьютера ZX Spectrum; теперь, конечно, понимаю, что бабушкины передачи имели куда большую ценность.
О, это были заветные миры! Если бы я только знал, что покупаю неразлагаемый мусор!
Идем дальше, видим кафе «Кулинария», где раньше собирались неформалы. Когда моей сестре было 14, а мне 18, она тусовалась на Кулях, носила балахон, колола себе и подругам уши цыганской иглой, носила на плече белую крысу и просила называть ее Лорой. Ей постоянно давали послушать кассеты с лютыми группами вроде Nightwish и «Зимовья зверей», она их никогда не слушала, зато я постоянно ставил и ржал с друзьями.
Проходим Дворец пионеров и школьников. По названию можно представить бетонное советское здание, но на деле это нарядный дом начала XX века. В холле стоял гипсовый пионер с трубой и красиво отражался в зеркалах, выше по лестнице были актовый зал и просторные коридоры: там располагались разные кружки и секции. Я ходил в театр-студию «Алый парус», где мы ставили и играли спектакли. Актерство у меня получалось так себе, так как я в то время уже серьезно заболел музыкой, поэтому, когда туда пришли мои будущие друзья-музыканты, мы с ними довольно быстро нашли общий язык и свалили оттуда. Одним из них был Сережа Подледнев, с которым мы дружим почти всю жизнь. Вы также можете знать его по проекту «Олег Легкий».
Так постепенно мы движемся к площади Ленина, минуя пару магазинов компакт-дисков, куда я бежал в первую очередь, получая хоть какие-то карманные деньги. О, это были заветные миры! Если бы я только знал, что покупаю неразлагаемый мусор! Еще был магазинчик в подвале, где можно было записать на свою кассету любой альбом из списка, висящего на стене. Там всегда была дикая очередь, из колонок играли Круг, Кучин, Трофим или Катя Огонек, а посетители обсуждали, какой шансон-альбом красивее, какой забористее.
Подходим к площади Ленина и сразу сворачиваем направо, а там в укромном месте стоит музыкальная школа № 1 — изящное здание из красного кирпича, один из классических примеров хабаровской архитектуры конца XIX века, бывший доходный дом. Там я учился играть на классической гитаре и переписывал у своего преподавателя кассеты с прог-роком. Меня тогда так накрыло от Genesis, Yes и King Crimson, что я чуть не поехал умом (а может, все-таки поехал).
Я бы мог очень много рассказать вам про каждую из улиц в центре, но это будет непосильно для меня и невыносимо для вас. Так что, может, в другой раз как-нибудь. Лучше перейдем к животрепещущей теме: чем жил город в плане музыки и развлечений, пока я там куковал. Заодно рассмотрим места силы (или бессилия), они же — здания с самыми липкими полами и прокуренной мебелью.
Как и в любом российском городе 90-х, в Хабаровске была прорва метал-групп. Самым модным стилем тогда был, конечно же, death, но встречались и куда более закоренелые представители жанра: они играли классический хеви- или трэш-метал в старом стиле — и играли, надо сказать, лучше других. Еще были хэйр-рокеры, фолк-рокеры — в общем, очень канонический набор. На этом фоне выгодно выделялись Коля Никитин и его проект «Оркестровая яма», совершенно непохожий ни на что в округе, да и в принципе ни на что не похожий, абсолютно отъехавший, а также группа «Система цветных сновидений» главного организатора хабаровских фестивалей и в принципе важного для тусовки человека Юрия Вязанкина.
Были еще другие нетривиальные группы, но я тогда был не очень-то в курсе. Имелись коллективы помоднее — например, «Повешенная луна», которая как-то очень по-своему интерпретировала альтернативный рок. Их басист Саша Луцкий сейчас ведет суперклассный канал на YouTube, где выкладывает потрясающее видеостарье. Позже «модных» групп (ближе к альтернативному року и поп-панку из эфиров MTV) стало больше — например, появился наш «Мраморный морж» (в который превратилась группа «Накося»); играть, естественно, никто толком не умел, так что выживали те, кто, по крайней мере, выступал наиболее дико. Звук на всех площадках был ужасный, так что уровень мастерства осознать было довольно сложно. Интересно, что на этой модной волне, в самый расцвет рэпкора, на весь Хабаровск была только одна группа мазафакеров. Это, безусловно, большой плюс для репутации города. Панки, конечно же, тоже были в большом количестве, но ни одна из их групп (если у них вообще были группы) долго не существовала, поэтому, кроме «Контуженного рассола», где играл мой будущий компаньон по NRKTK, вспомнить ни одной не могу. Вот это все вышеперечисленное плюс куча групп из разных городов Дальнего Востока раз в год собирались в Политене на Хабаровском фестивале рок- и альтернативной музыки. Звук почти на всех этих фестивалях был чудовищный, организованы они были черт знает как, никаких гонораров не было. Не уверен также насчет того, чтобы организаторы кому-то оплачивали дорогу и селили в гостиницах. Но для всех это был праздник. Правда, именно политеновские фестивали я лично не застал, но много о них слышал и смотрел передачи по телевизору, а их было на региональных каналах достаточно: «Драйв», «Саквояж», «Музона» и еще пара передач. Загадка для меня — как руководство института допускало эти вакханалии, да еще и с обязательным присутствием пивных спонсоров. В Политене я потом частенько бывал, так как там учились мои друзья, много раз играл с ними на разных студенческих мероприятиях, но это уже были, так сказать, не те, классические, времена для учреждения, потому что главное событие — фестиваль — переехало в бывший кинотеатр «Дружба».
Находился он недалеко от Центрального вокзала, где в любой погожий денек можно было найти неприятности на свою голову, особенно если ты — волосатый паренек. Мне удавалось избегать побоев — как только назревал конфликт, я просто сматывался со всех ног. Гопники не могли догнать и напасть просто так, им необходимо было выяснить, не покровительствует ли их жертве какой-нибудь районный решала, так что самым действенным способом было сказать «мне некогда» и убегать. Приятно иметь дело с порядочными людьми.
Так вот, почти все кинотеатры в городе в 90-е перестали использоваться по назначению: это была эра видеокассет и кабельного ТВ, поэтому публика ходила только на самые громкие премьеры в «Гигант» и еще пару залов в самом центре, а в остальных зданиях были театры, концертные площадки, репетиционные точки, в некоторых — склады, барахолки и т.д. «Дружба» стала культурным центром, которым управлял Юрий Вязанкин вместе со своим творческим объединением «Искра»; там проводился в том числе фестиваль «Миры Юрия Вязанкина» (хорошее название, правда?), где мы играли, когда стали уже местными знаменитостями. До открытия «Дружбы» и становления какой-то нормальной молодежной тусовки приходилось постоянно делить сцену исключительно с тяжелыми группами, которые все до одной казались нам, маленьким школьникам-эстетам, абсолютно одинаковыми и дегенеративными. Мы тогда страшно морщились от их прикидов, метал-маек, гитар жутких форм, пивных и водочных бутылок в гримерках. Сейчас, конечно, весело их вспоминать, да и люди в большинстве случаев они были замечательные, хоть и глубоко пьющие. Как это бывает в любой творческой среде, музыкальные коллективы не особенно друг друга жаловали: группу Inside Death мы называли «Внутри деда», к группе Ethernity прилипло название «Не перните», рок-н-ролльщиков «Чарли» наши приятели, приехавшие из Владивостока, окрестили «Черви» и все в таком духе. Нас все эти группы тоже недолюбливали, особенно когда мы перестали учиться в школе, играть русский рок с песнями про алкашей и перешли на что-то, что нам напоминало Radiohead, а всем остальным — «Мумий Тролля». С появлением «Дружбы» все стало чуть приличнее, даже звук на мероприятиях стал более разборчивым.
ОДОРА — типичный дворец культуры сталинских времен. Здесь проходили почти все привозные концерты, кроме выступлений совсем больших звезд, которые играли в легкоатлетическом манеже или на одном из трех городских стадионов. Кажется, именно в ОДОРА моя мама побывала на концерте Святослава Рихтера, а меня пока отправила к одной из бабушек на работу — в женское отделение психиатрической больницы. Это одно из самых стремных мест, в которых мне довелось побывать. Особенно я запомнил жутких бритоголовых детей: они глядели на меня, мелкого бабушкиного любимчика, из окон своих палат сверляще-враждебными глазами и с хищными ухмылками — думали, меня ведут сдавать в дурдом.
Так вот, вернемся в ОДОРА. Там я побывал на множестве концертов и как-то раз играл на одном фестивале с очень тогда популярной группой «Deadушки» (году в 2000-м); у нас были ужасные провода, то и дело звук то одного, то другого инструмента пропадал, адаптеры трещали и вываливались из розеток, но сыграли мы вроде весело. С этим местом связаны вообще наиболее приличные воспоминания: там проходили джазовые фестивали, симфонические концерты, там же я был на БГ, на каких-то рекламных форумах. Думаю, там и сейчас что-то происходит.
Здание, которое мне с детства нравилось своим мощным фасадом и теми таинствами, что там происходили. Войти в него не так-то просто: на площади гуляет страшный ветрище, который пытается сдуть тебя с крыльца, поэтому, открывая тяжелые двери, я всегда чувствовал себя каким-то борцом со стихией.
Внутри я часто бывал с мамой, так как она периодически работала с местными продакшен-студиями, писала тексты для рекламных песен. Однажды она сочинила рэп для рекламы магазина «Голдстар», этот ролик стал хитом, все в моей школе знали его наизусть, а я даже не решался сказать, что это моя мама так здорово пишет, — все равно бы никто не поверил. В Доме радио находилась куча звукозаписывающих студий, радиостанций, а также один телеканал, куда позже мы с группой периодически ходили давать интервью в утреннем шоу. Выйдешь порой с эфира, сядешь в автобус, а на тебя косятся едущие на работу граждане, которые только что под это шоу спешно доедали свои завтраки.
Квартира в хрущевке, в которой располагалась студия Коли Никитина. Там записывались сам Коля и еще множество непонятных нам личностей, довольствующихся ранней версией программы Cakewalk, набитыми в ней барабанами и записанными в линию гитарами. Это была самая демократичная студия в городе: расценки более чем доступные (150 рублей в час), плюс, если ты не полный урод, можно было остаться на ночь. Студия выпускала кое-что из сделанных там записей на кассетах, а потом местный архивариус и автор зина про дальневосточную музыку по прозвищу Пантакрин это все продавал на сейшенах. Визитной карточкой студии был ежегодный сборник «ДВ-ПУК» с лучшими представителями сцены. На «Яме» мы пару раз пытались что-то записывать, но чаще просто прогуливали занятия; там же то и дело жили какие-то приезжие музыканты или застрявшие в хабаровской трясине тусовщики из других городов. Все вокруг было обветшало-потрепанное и хорошенько сдобренное собачьей шерстью, так как хозяйский пес по кличке Бабель страшно лез. Главным обитателем «Ямы» для нас с друзьями был звукорежиссер Миша Сомов, с которым мы очень весело проводили время и обсуждали все на свете. Сейчас он живет в Петербурге, мы изредка видимся. С Колей Никитиным я так толком и не познакомился, а потом он загадочным образом исчез во время своего велопутешествия.
Имелось в Хабаровске и множество мест, куда я совсем не решался ходить, так как был очень приличным мальчиком. Например, «Трактир», где пиво лилось рекой, а один местный веб-дизайнер, по преданию, во время жарких споров натурально стучал по столу тем, чем вы подумали. Или рок-клуб «Санчо с ранчо» — туда году в 2001-м переехали все самые невыносимые группы вроде «Астрофлаера» или «Коней Буденного». Мне было не очень понятно, кто добровольно готов ходить в эти места да еще и платить за билет: звук невыносимый, музыканты — в еще большее говно, чем публика, наутро мало кто помнит, кто вообще играл. Наверное, людей привлекало простое человеческое общение: рассказать пару сплетен в синем сигаретном дыму, обсудить музыкальные новинки, подержать волосы блюющим другу или подруге. В общем, хорошо, что есть вечные ценности.
Обратной и враждебной всему вышеописанному стороной музыкальной жизни были гопнические дискотеки вдали от центра, такие, как «Вон Бон» и «Санта». Что там творилось, доподлинно известно только публике и вышибалам этих клубов. Даже легенды о тех местах ходили с особой осторожностью. В какой-то момент для танцевальной музыки стали появляться и более приличные заведения (конечно же, там были гоу-гоу, стриптиз, кальяны, съем и все прочие блага), а вместе с ними и новый тип тусовщиков — чванливые молодые диджеи. Но рассказать об этом мне особо нечего — я тогда не интересовался ночной жизнью: я же был рокером!
Наверное, когда я на старости лет буду писать автобиографию, это будет целый том про Хабаровск, потому что чем больше я отдаляюсь от тех времен, тем более драматично-облезлыми они мне кажутся — все эти яркие впечатления человека, только познающего мир, от совершенно обычных и, казалось бы, ничем не примечательных вещей. Я бы мог много рассказать про прекрасный театр «Триада», про друзей-приятелей, репетиционную точку в Овощесовхозе, про звукача-сектанта из группы «Заклинатель змей», про Индустриальный район и его обитателей, про страшные спальники, Пятую площадку (откуда мем про Королевну), Судоверфь и Базу КАФ, но уж как-нибудь в другой раз.
3 октября «Интурист» презентует свой второй альбом «Экономика» в московском клубе Mutabor.
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиНаталья Сидоренко о том, как связаны гендер, эпидемия ВИЧ и наркопотребление в России
6 сентября 2021166К 55-летию Янки Дягилевой: первая публикация фрагмента биографической книги Сергея Гурьева «Над пропастью весны. Жизнь и смерть Янки Дягилевой»
3 сентября 2021404Сентиментальная неоклассика в палатах Ивана Грозного: премьера клипа московского композитора и его камерного ансамбля
2 сентября 2021267Студия была для него храмом, а музыка — магией. Егор Антощенко о великом ямайском продюсере Ли «Скрэтче» Перри (1936–2021)
31 августа 2021172Интендант Зальцбургского фестиваля Маркус Хинтерхойзер — о новых временах, старых клише и роли утопии в жизни и искусстве
30 августа 2021154