29 марта 2021Современная музыка
299

«“Пешеход” — это спиритический сеанс»

Дима Пантюшин и Саша Липский рассказывают о своем «визуально-музыкальном» альбоме, на котором они переупаковали впечатления детства

текст: Денис Бояринов
Detailed_picture© Из архива Димы Пантюшина

Дима Пантюшин — художник и дизайнер, известный своими яркими постироничными постерами, которые используют обновленный язык советского плаката. Саша Липский — участник электронного дуэта Simple Symmetry, который делает и играет танцевальную музыку. Дима Пантюшин и Саша Липский давно дружат, а последние несколько лет они работали над совместным музыкальным проектом. Их дебютный альбом «Пешеход» — коллекция красочных и странных метамодернистских поп-песен — только что вышел на уважаемом нью-йоркском лейбле Beats in Space. Поговорив с друзьями, Денис Бояринов выяснил, что «Пешеходу» предшествовали 40 лет репетиций, что альбом писался по «методу Линча — Бадаламенти», а также чем он похож на твидовый пиджак.

— Когда вы познакомились?

Дима Пантюшин: Наши версии могут различаться, потому что произошло это наверняка в «Солянке».

Саша Липский: Вот и нет, представляешь. Я сейчас вспомнил, что мы познакомились с тобой на попойке в подвале у Андрея Шенталя. Ты вставал на стул и произносил тост.

Пантюшин: А-а-а, там еще круглый такой стол был! Да, я вспомнил — это было мероприятие, на котором я сделал самый большой коктейль в своей жизни, смешав 12 видов алкоголя в одном стакане. После этого я как раз и залез на стул.

Липский: Но осознанно — в «Солянке».

Пантюшин: Да тоже не очень осознанно.

Липский: Так когда мы начали общаться?

Пантюшин: Мне кажется, где-то 10–12 лет назад. Познакомились мы гораздо раньше — в разгар ярких вечеринок в «Солянке», но дружбой я бы это не назвал. Это было просто классное веселое знакомство, каких было много.

© Из архива Димы Пантюшина

— Надеюсь, что ответить на вопрос, когда вы вместе написали первую песню, проще?

Пантюшин: Гораздо. В 2016 году я выпустил книжку с плакатами. А потом у меня появилась странная идея: а что, если представить, что есть человек, которому интересно посмотреть на эти плакаты, но он слепой и для него надо сделать к ним звуковое сопровождение. Я подумал, что надо бы записать позитивно-веселую песню, которая могла бы отразить идею этой книги. И я сразу же, без всяких размышлений, обратился к Саше. Так в 2017-м появилась первая песня — «Книга».

— То есть песенный проект стал продолжением твоих художественных практик.

Пантюшин: Для меня это была очень давняя мечта. Я предпринял попытку сделать что-то музыкальное, но не входить в этот мир сразу с серьезными намерениями. А как бы слегка подурачиться.

— А ты выступал до этого на сцене?

Пантюшин: Выступал, но не как певец, скорее, как ведущий мероприятий. Все это было в «Солянке» — помню, под фонограмму Дэвида Боуи что-то изображал.

— И музыкального бэкграунда у тебя нет? Ты не играешь — скажем, вдруг на домбре?

Пантюшин: Нет. Может, сейчас Саша скажет: Дима, не обманывай, ты на казу играешь. Но я не уверен, что это считается. Нет, я ни на чем не умею играть. Я очень хочу начать заниматься музыкой в ближайшие 20 лет, но пока навыков никаких нет.

© Из архива Димы Пантюшина

— Саша, объясни как профессиональный музыкант, в чем кайф работать с непрофессиональным певцом, таким, как Дима.

Липский: Меня очень пугает словосочетание «профессиональный музыкант». Я занимаюсь музыкой больше 15 лет, и мой опыт встречи с музыкантами, называющими себя профессиональными, был, как правило, тяжелым, мучительным и непозитивным. Потому что такие люди максимально зашорены, неподвижны и чаще всего у них отсутствует вкус. А всех моих любимых исполнителей, наверное, можно назвать непрофессиональными музыкантами, они — музыканты-самоучки. И Дима из таких, хотя он пока не умеет ни на чем играть, но он — музыкант от природы.

Ведь что такое музыкант? Музыкант — это человек, который чувствует музыку, который мыслит образами и может визуализировать ее, это человек со вкусом, человек с врожденным слухом. Вот это Дима и есть.

Пантюшин: Хотел добавить, что я в любом деле ставлю и ценю превыше всего вкус. Как человеческое явление. Вкус к жизни, к деталям, к вещам, к музыке — ко всему, что бы ты ни делал. Это очень важная вещь.

Что касается выступлений. Я с самого детства хотел выступать на сцене. Может быть, для людей со стороны это выглядит так: жил-жил художник Пантюшин и вдруг запел. Но для меня это не так: я долго и плавно к этому готовился. Я как будто всю жизнь репетировал — я, когда один нахожусь, очень много пою, напеваю, нашептываю, что-то пробую.

Липский: 40 лет репетиций!

Пантюшин: На самом деле — да. И группу я всегда мечтал создать, но как-то не доходили руки. Видимо, какая-то незрелость была — не пришло еще тогда мое время. Оно пришло тогда, когда оно пришло. Я не чувствую никаких сожалений о том, что не запел в 20 лет.

— Как вы пишете песни вместе? Вмешиваешься ли ты, Дима, в музыку, а ты, Саша, — в текст?

Липский: Это все время происходит по-разному. Но в целом это можно описать так. У Димы наклевывается какой-то текст. Он потом может редактироваться, ритмически видоизменяться, но основная смысловая канва есть сразу. Есть понимание настроения будущей песни. Затем идет процесс «референс спама» — Дима закидывает меня всякими ассоциациями и референсами. Потом я живу с ними какое-то время — они во мне каким-то образом укладываются. Потом я выдаю музыкальный фрагмент — например, припев и последовательность аккордов в куплете. Дальше мы встречаемся и, отталкиваясь от этого музыкального фрагмента, начинаем собирать песню — мы сравнивали этот процесс с игрой в конструктор лего. Я что-то наигрываю, Диме что-то нравится или не нравится — мы устаканиваем форму песни — некую рыбу. И дальше начинается самое интересное: подбор фактуры. В основном мы общаемся визуальными образами и пытаемся найти им аналог в определенном тембре, звуке или инструменте. Я впервые участвую в подобной работе — и мне это очень нравится. Например, мы ищем звуковой аналог мерцания или придумываем партию, которая создаст ощущение осенней погоды.

© Из архива Димы Пантюшина

Пантюшин: Действительно, все построено чаще всего на визуальных образах. Начиная с песни «Книга», когда я сказал Саше, что вот у нас есть книга, в основе эстетики которой лежат простые цвета и простая графика: как бы реализовать это в музыкальном виде. Я закидываю Сашу клипами и музыкальными штуками, составляю этакие «мудборды», но если я прислал клип какой-то группы, то это не значит, что я хочу скопировать ее звук. Иногда я сваливаю на Сашу такое количество странной информации, что на следующий день думаю: а сам бы я понял, что хочу сказать? Но я делаю это совершенно интуитивно. Эти мудборды — странная вещь. Но я не случайно обратился к Саше для записи первой песни. Наше с ним понимание друг друга и совпадение во вкусах — ключ к тому, что у нас получился этот альбом. Я всегда поражаюсь, на каком тонком языке образов и ассоциаций мы общаемся и из каких глубин вылавливаем неожиданные вещи.

Все эти песни — это размышления во время прогулки из пункта А в пункт Б.

Липский: Я называю это совпадением генетического кода. Очень часто происходили мистические вещи: мы одновременно приходили к какому-нибудь решению, при этом это были глубоко запрятанные в подсознании детское впечатление или ассоциация. Это дико вдохновляло и даже немножко пугало.

Я был очень счастлив, когда мы начали вместе работу. Потому что для меня это был новый потрясающий опыт. Я обожаю Дэвида Линча и его творческий тандем с Бадаламенти. Я сейчас не провожу никаких параллелей, просто рассказываю о похожем методе. Есть знаменитое видео, где Бадаламенти рассказывает о том, как родилась тема Лоры Палмер: над ним стоял Дэвид Линч и буквально фаршировал его образами и ассоциациями. Линч описывал ему сцены, которые происходят в «Твин Пикс», и ждал от него музыкальной адаптации того, что он описывает. Я увидел этот ролик до того, как мы стали записывать песни с Димой, и помню, что меня дико заинтересовал такой метод работы. Я бы назвал этот альбом визуально-музыкальным. Для меня это не только музыка, но и мультипликация, и киносюжеты.

Пантюшин: Это не буквально саундтреки к фильмам, но ассоциация с киномузыкой присутствовала в голове. Каждую песню я представляю себе как маленькое театральное представление с музыкой.

Липский: Если говорить о саундтреках, то надо отметить, что мы использовали много приемов из musique concrète. У нас там и гудят машины, и электрички уходят вдаль, и раздается дьявольский смех посредине пьяной вечеринки. Довольно киношная история.

— Есть ли цельный сюжет у этого фильма или это набор киноновелл?

Пантюшин: У меня лично ощущение, что это набор новелл. Но если говорить о том, что объединяет эти сюжеты, то это образ пешехода. Я действительно очень люблю ходить пешком и очень много хожу. А все эти песни — это размышления во время прогулки из пункта А в пункт Б. За два-три года, пока мы записывали этот альбом, у меня много в жизни произошло. Это настроения и состояния человека, живущего в мегаполисе и думающего — о добре, детях, справедливости, любви и развлечениях. Тут все очень приземленно — не про звезды, Луну и Марс: мы никуда не улетали. В этих песнях затронуты простые человеческие вещи, которые сидят в голове у очень многих людей. Я не знаю, как у других голова устроена, а у меня мысли очень сильно скачут. Когда я возвращаюсь с ребенком из детского сада и иду полчаса до дома, меня посещает огромное количество разных мыслей — от политики до отношений и цен в магазинах. Со стороны может показаться, что у меня в голове какой-то бардак. Но я с этим живу, и, как ни странно, получилось это собрать на одном альбоме.

Юрий Чернавский и Дима ПантюшинЮрий Чернавский и Дима Пантюшин© Аня Карманова

— Откуда происходит ностальгический флер у саунда этого альбома? Это сознательный эстетический выбор или так как-то само получилось?

Липский: Это к вопросу о генетическом коде. Мне кажется, это подсознательные музыкальные впечатления, полученные в детстве. Нет, это не специально, это естественный ход событий.

Пантюшин: Просто в нас это сидит. Для меня это как с твидовым пиджаком. Если ты выходишь на улицу в твидовом пиджаке, то, скорее всего, про тебя подумают, что ты ретроград или старомодно выглядишь. Но лично для меня это понятная, удобная и красивая вещь, в хорошем смысле консервативная. Так же и «Пешеход» — это просто хорошая музыка, просто с таким настроением. Не было задачи стилизовать какую-то эстетику. Но в голове сидит очень много разной музыки — у меня и Саши. То, что близко, то, что комфортно, то, что нравится, то, что мы собирали на протяжении всей жизни, мы интерпретируем и выдаем вот в такие звуки.

Липский: Инструменты, с которыми мы работали: старая драм-машина, синтезаторы Juno-106 и Korg M1 — классические синтезаторы из 1980-х — наверное, их звучание настолько связано с этой эпохой, что у любого человека, разбирающегося в музыке, сразу идет ассоциативная отсылка к той поре.

Там есть и меллотрон — я обожаю этот инструмент, поэтому он не мог туда не затесаться.

Для меня это не только музыка, но и мультипликация, и киносюжеты.

— Первые две музыкальные ассоциации, которые возникли у меня при прослушивании «Пешехода», — это Юрий Чернавский и Ариэль Пинк.

Пантюшин: Имя Чернавского сразу же возникло, когда мы только выложили в сеть первый трек — «Телефон».

Липский: Приехала Галя Чикис из Берлина со словами: «Я — фанатка песни “Телефон”, но это же прямо Чернавский».

Пантюшин: Не буду скрывать, что «Банановые острова» Чернавского — один из моих любимых альбомов. Но я его услышал полностью, наверное, всего лет пять назад — и осознал, что эти песни слышал когда-то в детстве. Наверняка есть какие-то точки соприкосновения, но не было задачи сделать музыку как у Чернавского.

Я давно рисую плакаты. Большинство непосвященных людей, когда видят их в первый раз, говорят: «О, как в советское время плакаты!» Те, кто больше насмотрен, понимают, что в них, безусловно, есть отсылка к советскому плакату, но все гораздо тоньше. Вот еще пример. Я танцую, как говорят, похоже на то, как танцует Дэвид Бирн. Меня не раз с ним сравнивали. При этом — многие удивятся — Дэвида Бирна я начал идентифицировать лет шесть назад, когда в «Энтузиасте» мы начали его концерты показывать. А танцевать я начал гораздо раньше. Возможно, дело в том, что есть похожие психотипы людей, которые могут похоже двигаться и петь, но это не значит, что кто-то кого-то копирует.

Весь интерес нашего творческого процесса не в том, чтобы сделать как у кого-то, кто нам нравится. Тот же Пинк — мой любимый музыкант из современников: по количеству прослушанной за последние 12 лет его музыки никто с ним не сравнится. Что-то от него в нашу музыку попадало: конечно, были и разговоры о нем, и ассоциации — это неизбежно. Впрочем, как и обо многих других музыкантах — от Дэвида Боуи до саундтреков к русским фильмам.

Я долго размышлял о том, в каком стиле я хотел бы записать альбом. Потому что мне сегодня утром нравится одно, завтра — другое. С утра я могу послушать модную рок-группу, а вечером — Эмиля Горовица с песней про макароны. И вот из этого разношерстного набора получилось то, что получилось. Мне кажется, мы наплели что-то безумное — альбом получился очень интересным, при том что он может быть много на что похож, сходство это неуловимое.

Ариэль Пинк и Дима ПантюшинАриэль Пинк и Дима Пантюшин© Из архива Димы Пантюшина

Липский: Могу я тут вклиниться с историей про Цоя? Тим с лейбла Beats in Space сделал очередной микс, в который включил две наши песни подряд — «Шахматы» и «Дом с чердаком». Если посмотреть комментарии под этим миксом, то там человек шесть русских людей совершенно искренне пишут, что им эта песня напоминает «Кино». При том что если послушать эту песню, то у нее самое современное звучание — немного в стиле хаус. Она очень отличается от других на нашем альбоме. А то, что люди приняли за подражание Цою, — длинные пропевания окончаний фраз Димой. Хотя нашей изначальной задачей было изобразить тибетского ламу. Мы представляли себе, что это тибетский монах поет таким низким звуком в медитативном состоянии. А с Цоем у нас не было ни малейшей ассоциации. Это какие-то игры подсознания.

— Мне кажется, звук этого альбома отсылает людей, рожденных в 1980-х, в их детство и юность — и тут уже у кого какая ассоциация возникает. Тех, у кого возникает Цой, можно понять, тем более что группа «Кино» использовала драм-машину и фактически делала электропоп. У меня возникла ассоциация с Чернавским, но даже не с «Банановыми островами», а с его синтезаторной музыкой для мультфильмов. А Ариэль Пинк — один из первых и самых ярких американских артистов, которые стали заниматься хонтологической поп-музыкой. Он, как и вы на «Пешеходе», не стилизует свой звук под конкретных артистов, но его альбомы, сама атмосфера его музыки как будто материализуют в пространстве призраки прошлого.

Пантюшин: Да, действительно, у нашей музыки похожая атмосфера.

Липский: «Пешеход» — это не историческая реконструкция. Скорее, это спиритический сеанс.

Пантюшин: Для меня на этом альбоме много из прошлого — там переживания и впечатления, которые накоплены мною с детства. Наверное, музыкой будущего это назвать нельзя. Но я, если честно, не понимаю, что такое музыка будущего.

© Из архива Димы Пантюшина

— Кстати, о будущем — думаете ли вы о втором альбоме?

Пантюшин: Мне сегодняшнему хочется вступить в мир музыки поглубже и заниматься ею до глубокой старости. А что со мной будет дальше — после выхода этого альбома, — я не знаю. Меня всегда привлекала сцена. При этом я не люблю театр и не хотел бы быть актером. Но я хотел бы быть актером в своих проектах. Помимо музыки мне интересна ее театрально-сценическая составляющая. Значит, я буду пытаться этим заниматься, а буду ли я петь, стихи читать или устраивать какие-то перформансы — пока неизвестно.

Липский: У нас явно уже что-то происходит в этом направлении. Даже есть одна новая песня, которая не вошла в альбом; возможно, она станет отправной точкой для следующего.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20245117
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246665
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413225
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419690
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423756
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202429058
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429705