2 апреля в московском концертном зале CrocusCityHall с большим концертом выступят Евгений Гришковец и грузинская группа Mgzavrebi, которые готовят уже второй совместный альбом и только что представили с него первый сингл. Режиссер, драматург, писатель и меломан рассказал COLTA.RU, почему ему так нравится писать песни и выступать рядом с гитаристом.
О любви к рок-н-роллу
В детстве я не мог мечтать о том, чтобы играть в театре. Мне не нравился театр. Я не хотел писать книги. Я вообще в детстве терпеть не мог писать рукой, уроки русского языка были самыми нелюбимыми. Удивляюсь теперь, сколько мне приходится этим заниматься: ведь я не работаю на компьютере, а пишу только от руки.
А вот рок-н-ролл я слушал всегда. С тех пор как мне купили в 13 лет магнитофон и первые две катушки с альбомом Pink Floyd «The Wall». Это было первое, что я услышал в хорошем звучании, а потом — весь Led Zeppelin, Black Sabbath, Deep Purple, The Doors, Queen, Slade, Sweet и т.д. Конечно, я мечтал о том, чтобы выступать в рок-группе, но понимал, что у меня нет такого шанса и никогда не будет.
Это одна причина. Вторая — надо понимать, что театральное пространство было создано задолго до меня. Это пространство, куда меня пустили как режиссера и автора пьес. Я пришел туда — в давно сложившееся пространство, в здания, которые давно построены. А территория мест, где играют рок-н-ролл, — клубов, концертных площадок — строилась у меня на глазах. Я ощущаю эту территорию своей. И я всегда хотел на эту территорию. Вот и все.
13 лет назад в Калининграде я познакомился с группой «Бигуди», с которой у нас возникла взаимная симпатия. Я не могу себе представить, что смог бы писать и исполнять песни с какими-то другими, известными музыкантами. Не могу себе представить такой альянс. Ну могли бы мы с группой «Чайф» (или с кем-то еще) записать один сингл — я бы что-то наговорил. Но такое бы мне в голову не пришло! А тут мне встретился Максим Сергеев, с которым мы абсолютно совпали в музыкальных вкусах, хотя он был сильно меня младше. Максим был самодостаточным композитором и выпускником философского факультета, писал диссертацию. Мы были друг для друга интересными собеседниками. И вдруг появилась идея: «А давай я на вашу музыку сейчас что-нибудь наговорю». — «Давай!» Мы сделали четыре композиции. Потом «Бигуди» играли диджей-сет в одном маленьком московском клубе. Я с ними вышел на сцену и прочитал эти песни — тогда люди не поняли, что вообще происходит, кому-то не понравилось. Но при этом присутствовали некие продюсеры, которые сказали: а давай такой альбом запишем, нам так понравилось, мы хотели бы друзьям подарить. Я ответил: ну давайте!
В мире нет аналогов нашему проекту с «Бигуди».
Первый альбом с «Бигуди» был отвратительно записан, потому что мы прислушивались к мнению этих продюсеров. Получился плохо записанный, но интересный альбом, у которого моментально появился свой слушатель. Второй альбом мы делали уже сами, он получился очень здоровский, и у нас начались концерты.
Не буду скрывать: в работе над проектом с «Бигуди» я ориентировался на альбом Малькольма Макларена«Paris», и еще у База Лурмана было что-то похожее. Вообще в мире были истории, когда писатель записывался с группой и что-то читал под музыку. Но в мире нет аналогов нашему проекту с «Бигуди»! Мы проработали вместе 10 лет. Были сыграны сотни концертов, было записано четыре альбома и много синглов, было снято много видео. Поначалу «Бигуди» занимались только сэмплированной музыкой, а дошли мы до того, что сэмплов вообще не звучало, на сцене был полноценный живой коллектив, струнный квартет, и с нами играл великий виолончелист Струлев. От сэмплов и рассказов под музыку мы пришли к абсолютно аналоговому звучанию и песням — это был серьезный путь.
О каверах
Мне нравилось делать каверы. Я же не умею писать музыку, но я мог сказать: хочу вот эту песню переделать. Чаще всего мне в песнях не нравились слова. Вот я люблю песню «Морального кодекса» «По весеннему Арбату ты идешь» — мне нравится припев, а в куплете там какая-то чушь собачья поется, просто бессмыслица. Я хотел, чтобы эта замечательная песня прозвучала осмысленно — осмысленная мною. Сделав так, я предлагал многим людям, которые, как и я, не сочиняют музыки, не пишут стихов и не умеют петь, в голове у себя делать то же самое — можно позволить себе чуть-чуть поправить чужую песню.
О расставании с «Бигуди»
Мы с Максимом Сергеевым — очень разные по темпераменту люди. Максим — спокойный, нордический, философ. Я — скорее наоборот. Мы очень разные, но нам было хорошо вместе. У нас с Максимом не было существенных разногласий. Мы расстались, потому что поняли, что мы хорошо поработали 10 лет и надо расставаться. Нам стало очевидно, что нужно жить дальше.
Я очень горевал. Прямо горевал, думая, что больше счастья выступления на сцене с группой у меня не будет никогда. Я плакал, уходя со сцены, предполагая, что больше не выйду. Больше не будет гитарист играть со мной рядом, а тысячный зал не будет плясать. Но нам было ясно, что лучше альбома «Радио для одного» мы записать не можем. Было ясно, что надо расставаться. Если бы мы не расстались, никакого звонка из Тбилиси не последовало бы.
О встрече с Mgzavrebi
Проект с Mgzavrebi не состоялся бы, если бы мы не познакомились. Идея пришла ребятам, грузинам, — и я о ней ничего не знал. Она возникла так: молодой грузинский коллектив Mgzavrebi стал много гастролировать по Украине, они знали о моем проекте с «Бигуди», и так случилось, что в Киеве лидер группы Гиги Дедаламазишвили разговорился с моим приятелем Сергеем Рыбальченко — диджеем Рыбиком, который является главным редактором журнала Maxim. Он им сказал, что вот сейчас Гришковец без коллектива, у него есть желание и время. Они решились и позвонили. Я сказал: пришлите что-нибудь послушать — они прислали. Я стал скачивать и в этот момент подумал: «Господи, хоть бы мне понравилось!» Во-первых, я очень люблю Грузию. Во-вторых, я очень соскучился по рок-н-ролльной сцене.
Мне так понравилась их музыка, что я тут же позвонил в Тбилиси и уже через неделю был там с текстом «Сообщение другу». Тогда мы думали сделать один сингл, который определенно намекает на утраченную дружбу между Грузией и Россией. Записали — выпустили. Потом записали еще одну песню. А потом, послушав ребят и порепетировав с ними, я понял, что это очень хорошие люди и с ними хочется работать. А то могут быть гениальные музыканты, но люди такие, что с ними невозможно работать. И еще я понял, что группа Mgzavrebi не просто хочет писать песни и играть концерты, а ставит перед собой концептуальные задачи.
Мы как-то сидели в тбилисском кафе, где трио пожилых музыкантов потрясающе играло фаду. Гиги меня спрашивает: вам нравится фаду? Я говорю — да, нравится. А у вас есть любимые португальские фаду — ну хотя бы пара песен? Я говорю: да мне они как-то в принципе нравятся, и все. А латиноамериканская музыка — нравится? Не очень. А что-нибудь знаете, кроме «Бесаме мучо»? Да я не знаю — есть латиноамериканская музыка, и все тут. Тут Гиги мне говорит: вот грузинская музыка точно такая же — из нее знают только песню из «Мимино», песни «Тбилисо» и «Сулико», а остальное — некая грузинская музыка. А мы, Mgzavrebi, хотим петь песни на грузинском языке — и так, чтобы запомнили именно наши песни. Я понял, что люди ставят перед собой сложную задачу. Их задачи намного выше, чем те, что ставит перед собой, например, Нино Катамадзе.
О том, как Mgzavrebi появились в России
Mgzavrebi — крутые. Они откровенно веселые, что сейчас очень важно. Таких веселых, позитивных и непопсовых у нас просто нет. Они умеют давать невероятный концертный драйв, они два часа могут зажигать, причем абсолютно неважно, сколько перед ними публики — 300 человек или 3000.
Когда я понял, что с Mgzavrebi надо работать, я очень захотел их привезти в Россию. А как их можно было привезти? Говорить о них на всех углах? Но у меня не так много углов, где я бы мог это делать. Тогда я понял, что Mgzavrebi надо предоставить свою публику. Для этого мы записали альбом и дали три десятка концертов в разных городах. Мы делали это с отчетливым пониманием, что люди в первую очередь пойдут «на меня». Но я придумал концерт так, что половину его Mgzavrebi играли без меня. Не так, что одно отделение — вместе со мной, а другое — без. Вкраплениями. И на первом же концерте стало ясно, что те люди, которые пошли на меня, в следующий раз пойдут на них. За год мы приучили большое количество публики, в конце прошлого года они дали самостоятельный тур по России, доехав аж до Красноярска. Уже без меня, с грузинским репертуаром.
О втором альбоме с Mgzavrebi
Когда культуртрегерская задача поделиться с Mgzavrebi своей публикой была осуществлена, мы не думали, будем мы записывать второй альбом или нет. Потом ребята выпустили прекрасный альбом «In Vino Veritas», сформировали на его основе концертную программу и поиграли. После этого мы поняли, что можем снова вернуться к совместной записи, но нужно несколько иное звучание и нужен следующий шаг. И мы придумали такой шаг — для первой песни, записаннойнами вместе, я впервые придумал рифмованный припев, который поется Mgzavrebi на русском с грузинским акцентом. И в этом тут же появляется какая-то грузинская мудрость.
На новом альбоме у нас будет несколько песен, которые будут полностью на русском, и сама музыкальная картина альбома будет отличаться. Мы записали уже три песни. Думаю, что к осени мы его закончим. Альбом будет небольшой — 10 песен, меньше чем на 40 минут, как у Beatles. Мы никуда не спешим. Как для меня, так и для Mgzavrebi наше совместное творчество — не магистральное. Они живут своей творческой жизнью, а я живу своей. Мы делаем это, потому что нам нравится быть вместе и нравится совместно выступать. Когда есть такая причина, то чаще всего получаются счастливые вещи.
Объем все определяет. В тексте для песни должна быть внятная мысль, высказанная двумя-тремя способами. Каждый куплет — это высказывание на ту же тему, только другим способом. Поскольку я не пою, а говорю, людям приходится больше слушать. Мои тексты рассчитаны на короткое и очень острое внимание. К тому же это территория клуба: люди пришли туда послушать, но и потусить, выпить, постоять у сцены, подвигаться, пообщаться с друзьями — это совершенно не то же самое, что в театре, где цельное высказывание звучит на протяжении двух часов и на совсем других условиях.
О русском рэпе
Когда-то я слушал гангста-рэп — Onyx и 2Pac. Потом был страшно увлечен трип-хопом, пограничным с хип-хопом явлением, — появление Massive Attack и Трики в 1994-м для меня стало большим событием. Я даже в 1994 году открыл в Кемерове клуб, который так и назывался — Dub Club: у нас была только дабовая музыка, только трип-хоп. Муха не могла пролететь. Потом я делал так называемые «Грязные пятницы» в театре и приглашал кемеровских ребят читать рэп на театральной сцене. Это был 1996—1997 год, тогда была сильная волна рэпа, после того как Bad Balance поднялся. Читали 17-летние пацаны под 2Pac'a — делали на своих маленьких бумбоксах звук потише и перекрикивали его, чтобы их было слышно. Там такой народ приходил — вообще будь здоров. Вот тогда мне был русский рэп интересен. А то, что происходит с русским рэпом сейчас, мне не очень нравится. Мне стало скучно. Для меня это все вторяк. Это либо хитрая ирония и стебалово вроде «Кровостока» — а я стеб не люблю, — либо что-то совсем конкретное и неумное, либо что-то чистенькое и загламуренное. Хотя ведь и я в русском рэпе отметился — я снимался в клипе у Тимати.
О любимой музыке
Мы как-то с Артемием Троицким обсуждали разные группы: переходили от Soft Machine к новым романтикам — от Ultravox до Echoand The Bunnyman. Он не смог меня поймать ни на чем. Я меломан, и у меня структурированные знания. Я всегда внимательно следил за музыкой, поэтому слушать old school мне неинтересно. Сейчас мне очень нравится Alt-J — они звучат у меня в новом спектакле «Шепот сердца». Для меня эта группа — событие. Другие группы, которые мне сейчас нравятся, — Cloud Control и Portugal. The Man.
На чужие концерты я не хожу. Не могу находиться среди большого количества людей — мне тяжело: ведь я даю около 100 спектаклей в год, не считая концертов, — то есть раз в три дня. Диски я больше не покупаю, старые уже почти раздал. Моя аудиоколлекция — это iPod в 64 гигабайта. Музыку я слушаю в плеере — в самолете или в машине. А еще я люблю подключить свой iPod в баре и поиграть музыку три-четыре часа.
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова